Тетушка против (СИ) - Алатова Тата

Совершенно не такой встречи ожидал Рауль. Он прибыл в город на рассвете, но не решился нарушать покой домочадцев и просто завалился спать в коляске, чтобы потом вернуться в особняк черным ходом, отловить Теодора и велеть ему незаметно перенести все ящики, рулоны и футляры в комнату экономки.

И только после этого отправился приветствовать виконтессу Леклер.

Как же так вышло, что за время его короткого отсутствия все дамы сошли с ума? Жанна начала молиться портрету, Соланж пошла войной на Пруденс, а последняя даже не глядела в его сторону.

— Надеюсь, дорогой братец, ты вволю повеселился, — ядовито проговорила Соланж, указывая на неподвижную скорбную Жанну, исступленно перебирающую четки.

Он ничего не ответил, привлеченный тусклым блеском меча. Должно быть, потрясения последних дней играли с ним плохую шутку: показалось, будто древнее оружие завибрировало, узнавая и приветствуя господина. Рауль ощутил беззвучный зов и невольно сделал шаг вперед.

Тень мелькнула у двери — Пруденс. Она вошла по обыкновению тихо, бледная и чем-то расстроенная, остановилась у порога, то ли ожидая распоряжений, то ли желая что-то сказать.

— Какие же услуги вы оказывали виконтессе Леклер, коли она так высоко вас ставит? — с не меньшей ядовитостью спросила у нее Соланж.

И снова она не получила ответа — кажется, Пруденс решительно не желала укалываться отравленными шпильками.

Рауль сделал еще один шаг. Померещилось, что вояка на портрете оскалил зубы — угрожающе и крайне злобно, будто бы его приводила в бешенство сама мысль о мече в чужих руках.

— Ваша светлость? — донесся встревоженный голос Пруденс. Не оглядываясь, он протянул руку назад, безмолвно прося о помощи — удержаться бы на краю пропасти, не провалиться в бездну видений. И тут же вздохнул с облегчением от ее надежной и теплой ладони, твердо обхватившей его ладонь. Что-то громко воскликнула Соланж, но смысл ее слов не коснулся разума.

Пальцы Рауля, живущие своей жизнью, сомкнулись на знакомой шершавой обмотке рукояти. Холод металла гарды впился в кожу, и в ту же минуту в оглушительную тишину ворвался гневный крик:

— Не смей к нему прикасаться, он не твой! — Жанна вскочила с колен, пылая яростью, страшной и нечеловеческой. — Ты! Ты слабый, презренный… Земли распродал, замок не сберег… Но меч тебе не достанется!

И она вцепилась ногтями в руку брата, пытаясь отодрать ее от рукояти. Портрет зашипел одобрительно, и Рауль вместе с острой болью от внезапной атаки принял на себя и всю его ненависть: эти дьявольские потомки! Кристоф пожертвовал женой, чтобы его род был славен в веках. Он без устали колол и рубил, добывая состояние кровью. Как они могли все утратить? Даже меч — верный меч! — выбрал себе другого хозяина, и от этого предательства хотелось выть и убивать. И только Жанна, последняя искра надежды среди отчаяния, хранила в себе толику былого величия.

— Я верну нашей семье честь, — бормотала она, совершенно одержимая, — верну гордость…

Отцепившись от руки Рауля, она бросилась на него, надеясь расцарапать лицо. Он отшатнулся, лезвие со свистом рассекло воздух, и меч вкрадчиво шепнул: убей каждого, кто встанет на твоем пути. Нет никого могущественнее нас. Так легко и приятно быть на вершине…

Раулю ясно представилось острие, входящее в грудь Жанны, как прежде оно вошло в грудь Кристин. Он услышал подбадривающий звон древней стали…

А потом Пруденс шагнула вперед — быстрый замах, громкий звук пощечины, крик Соланж, алое пятно на бледном лице Жанны и голос, преисполненный укоряющего благоразумия:

— Нужно было все-таки выпить чаю, моя госпожа. Корень валерианы чудо, как помогает при расшатанных нервах.

Ее привычное и размеренное хладнокровие отрезвило Рауля. Как со стороны он увидел всю дикость происходящего и, не давая им с сестрой снова впасть в безумие, быстро рассек мечом полотно портрета. По особняку разнесся пронзительный оглушающий визг, но слышал ли его еще кто-нибудь? Из рамы хлынула гнилая болотная жижа, наступила звенящая тишина. Жанна пошатнулась и начала оседать. Уронив меч, Рауль едва успел ее подхватить, усадить на диван. Пруденс моментально сунула ей под нос нюхательные соли и сказала тихо:

— Лучше всего будет уложить графиню в постель.

— Что… — испуганно спросила Соланж, указывая на зловонную лужу на полу: — что это такое?

— Должно быть, за столетия портрет отсырел и пропитался плесенью, — тут же объяснила Пруденс. — Вредоносные испарения, исходящие от гнилой материи, пагубно воздействуют на здоровье. Припадки, видения, приступы ярости… Пожалуй, лучше открыть окна.

— Вы ударили ее! — припомнила сестрица, указывая на Жанну. — Да как только отважились! Можете и не надеяться на хорошую рекомендацию при расчете.

— К слову об этом, — Пруденс распахнула ставни, впуская в гостиную запах переспелых яблок и сухой травы. — Я как раз собиралась…

— Хватит, — резко оборвал ее Рауль, не желая слышать ничего из того, что она хотела сказать. Остро чувствовал: ему не понравится. — Соланж, или перестань нападать на Пруденс, или немедленно подготовь наш отъезд из этого дома. Ты ведешь себя низко и глупо. Займись лучше Жанной и попроси горничную тут убрать, а остатки портрета сжечь.

— Нет, — возразила Пруденс, — нельзя сжигать. Я сама позабочусь об этой вещице. Позвольте-ка, — она достала из кармана платок, крепко перевязала расцарапанную руку Рауля, не преминув возмутиться: — Скоро ни одного живого места на вас, ваша светлость, не останется. Никуда не годится!

И поспешно вышла, продолжая неодобрительно что-то бормотать себе под нос.

Рауль посмотрел на руку, на дверь, а потом на притихшую Жанну. Он чуть не убил ее! От запоздалого ужаса криком заходилось сердце.

А она, белая, с трясущимися губами, пустыми глазами, сидела, чуть покачиваясь и все сильнее обхватывая себя за плечи, будто замерзая в теплом помещении.

— Пойдем, — сказал Рауль, мягко касаясь ее щеки, — я отведу тебя в спальню.

Она схватила его за руку, прижала костяшки пальцев к своим ледяным губам.

— Я не хотела… мой разум помутился. Столько ненависти… Рауль, мне нужен доктор? Доктор для умалишенных?

— Тебе нужно поспать, — ответил он спокойно и не удержался, прижал сестру к груди, целуя ее волосы. — Все наладится. Ты поспишь и проснешься здоровой. Такой же, как прежде.

Соланж молча смотрела на них, испуганная и ничего не понимающая.

***

Они помогли Жанне подняться наверх и предоставили ее заботам горничной — переодеть, уложить.

В коридоре Рауль сказал Соланж:

— А в тебя-то что за дьявол вселился? Ты решила избавиться от Пруденс любой ценой?

— Ты намерен говорить об этом сейчас? — огрызнулась она, прислоняясь к двери, за которой находилась потерянная Жанна. — Тебе не кажется, что не время для таких пустяков?

— Не кажется, — угрюмо ответил Рауль. — Стоит отвернуться — а в доме зреет какой-то сомнительный заговор. Тут не знаешь, за что хвататься.

— Она нравится мне, — раздумчиво протянула Соланж, — но меня злит, в какого тюфяка ты превращаешься рядом с ней. Сегодня ты поцеловал ей руку при виконтессе! Вот-вот по городу поползут слухи, и нам будет очень неловко объяснять всем и каждому, что у графа Флери чувства к экономке, а она его отвергает! И ладно бы вы просто поженились — фурор, скандал, но без унижения для тебя. Как сказала Жанна, ты в своем праве. Но я не могу простить этой женщине того, что она ни во что тебя не ставит!

— Это уж мое дело, — буркнул он, — не лезь к ней, вот все, о чем я тебя прошу. Ты останешься с Жанной? Мне надо убедиться, что портрет уберут из гостиной.

— Рауль, — Соланж преградила ему дорогу, заглядывая в лицо. — Пруденс действительно нужна тебе? Ты правда в этом уверен? Это не каприз, не прихоть, не дурная причуда?

— Может, и причуда, — ответил он откровенно. — Но мне больно, когда ты ее обижаешь.

Она кивнула, принимая это к сведению, и вернулась к Жанне, больше не сказав ни слова.