Хозяйка Северных гор (СИ) - Хайд Адель

Я начала кричать:

— Помогите! Задыхаюсь! Выпустите меня!

Это подействовало, и крышка открылась. На меня смотрел один из тех ганзейских купцов, которые впервые были в Кардифе.

— Прекратите орать! — достаточно вежливо для похитителя с явно выраженным немецким акцентом, произнёс он, — а не то я буду вынужден завязать вам рот, а это крайне неприятно.

Я сразу же перестал кричать, и тихо произнесла:

— Дайте воды.

Он посмотрел на меня и ответил:

— Нет, пока потерпите, я не смогу выводить вас в туалет днём, только ночью. Поэтому днём вам придётся сидеть в сундуке, — спокойно, даже обыденно, словно он каждый день похищает женщин, заявил этот «купец».

— Да вы с ума сошли, — прошипела я, влезать обратно в сундук совсем не было желания, — я задохнусь, и вообще, по какому праву вы меня похитили?

— Ну, вы же не захотели по-хорошему, а мы вам предлагали выбор, ... дважды, — спокойно и детально объяснил он мне

И я уже открыла рот, чтобы продолжить с ним переговариваться, возможно, я смогу что-то предложить в обмен на свою свободу, но «купцу», видимо, надоело мне всё разъяснять, и он как-то хитро надавил мне на плечо, и как только я согнулась, надо мной захлопнулась крышка.

Зато в сундуке было время поразмышлять.

Я понимала, что я на корабле, на котором плывёт и Алан со своими людьми, и те купцы, которые дружественные, хотя они все из Ганзы, кто их знает, возможно, что они тоже вовлечены в это преступное деяние.

Как бы мне подать знак Алану, что я здесь и мне нужна его помощь. Интересно, за сколько «серебреников» меня продала матушка Агнесса? И как она объяснила моё исчезновение охране.

Вопросов было много, например, будут ли ещё у корабля остановки? Или он сразу пойдёт в Абердин? Это больше десяти дней в пути, скорее всего, могут куда-то зайти, набрать пресной воды.

Возник вопрос, а как они пойдут в Абердин? Почему я не спросила Алана?

Голова болела всё сильнее, и когда я поняла, что глаза закрываются, предпочла уснуть, чтобы время прошло быстрее.

Разбудили меня, когда по моим ощущениям прошло несколько часов. Я сквозь сон слышала, что крышку сундука открывали, но просыпаться не хотелось, я и не просыпалась.

Их было двое, один тот «купец», которого я видела, кода крышку открыли первый раз, и второй была аббатиса. Ага, вот и ответ, как аббатиса ответит перед моей охраной? А никак, она тоже там же, где и я.

Мне помогли выбраться из сундука, мужчина вышел, и аббатиса помогла с туалетом и гигиеной, если можно так назвать протирание маленькой тряпочкой, намоченной в морской воде.

Всё происходило молча, «купец» сразу предупредил, что не потерпит криков, и это будет чревато ещё большими неудобствами.

И хотя сил у меня почти не было, но первое, что я сделала, когда аббатиса, закончив мне помогать, посмотрела на меня, я ударила её по лицу!

Резко! Влепила ей пощёчину!

— Иуда! — произнесла, понимая, что для священнослужительницы это, вероятно, страшное обвинение. Хотя, кто знает, как они для себя трактуют божьи заповеди.

Монашка вскрикнула, дверь распахнулась, и в неё вбежал «купец»:

— Что тут у вас происходит?

Увидел монахиню, держащуюся за наливающуюся красным щёку, и попытался мне высказать:

— Я вас предупреждал, леди.

И двинулся ко мне, но мне надоела роль жертвы, да и в сундук не хотелось:

— Не подходи ко мне! — вытянула я руку вперёд, — иначе я никогда не стану делать того, что вы мне прочите.

Монахиня стояла и вертела головой, глядя то меня, то на «купца», наконец до неё дошло, на что я и рассчитывала, что никто не собирался везти меня в Семпрингемское аббатство.

Мать Агнесса развернулась к «купцу»:

— Это правда?

— Смотря что вы имеете в виду, мать Агнесса, — явно насмехаясь надо глупой женщиной, произнёс «купец».

— Вы разве не высадите нас в Уитернси?

Я посмотрела на купца и поняла, что сейчас произойдёт.

Или мать Агнессу подсадят ко мне в сундук, или выкинут за борт, «купец» не собирался продолжать выслушивать, кто, кому, где и что обещал.

Но аббатисами просто так не становятся, женщина и сама поняла, что атмосфера накалилась, и замолчала.

«Купец» продолжил выжидательно на меня смотреть.

— Я не полезу больше в сундук, — заявила я, готовая биться насмерть.

Что-то он прочитал в моём взгляде, потому что, буркнув что-то о еде и воде, вышел из каюты.

Как только он вышел, я тихо начала задавать вопросы монахине:

— Вы уже поняли, что вас обманули, мать Агнесса?

Но монахиня молча уселась на лавку, прибитую к стене, и стала перебирать чётки.

«Грехи замаливает», — подумала я, и решила, что спать лягу в сундуке, не понравилась мне узкая лавка, я-то точно с неё упаду.

Вскоре пришёл «купец», имени его я так и не спросила. Монахиня тем временем уже лежала, отвернувшись от всех, на своей лавке. В руках у купца был свёрток.

После того, как удалось поесть, жизнь уже не рисовалась только в чёрном цвете.

Утром я снова проснулась под крышкой. Так прошло несколько дней. Никто в каюту, кроме «купца», назвавшегося Каасом, не заходил и не заглядывал. Все мои попытки уточнить информацию через монахиню не увенчались успехом, мать Агнесса, бывшая такой словоохотливой в замке, здесь молчала, как рыба.

Монахиня исправно помогала мне привести себя в порядок, а также регулярно выносила ночной горшок и ведро.

Однажды Каас разговорился.

Он принёс на ужин колбасы и размоченные в бульоне галеты.

— Через несколько дней пройдём скалистый берег, и там уже прямой путь на Абердин, — сказал он и добавил, — там пополним запасы воды, и после того, как ваши шотландцы сойдут на берег, я смогу вас выпустить из этой каюты.

Даже поделился конечной точкой путешествия:

— Корабль достигнет Любека примерно чрез неделю, — здесь он покосился на мать Агнессу, — если, конечно, мы не будем заходить в Уитернси.

Я промолчала, не буду же я рассыпаться в благодарностях своим похитителям.

Ночью я предприняла последнюю попытку уговорить мать Агнессу мне помочь.

Но эта фаталистка мне заявила:

— Если вам по судьбе вернуться в ваш заброшенный замок, вы вернётесь, всё у вас будет хорошо.

— А если нет? — мне даже стало смешно.

Но смех сразу же застрял где-то, когда я услышала:

— Тогда ваш путь изменился, и вы идёте новой дорогой.

Я не удержалась от сарказма:

— Это вы меня по голове ударили, а теперь рассказываете про путь.

Но духовенство было «не сломить», она заявила:

— Я была всего лишь инструментом.

А я подумала, а что, если я сейчас заору. Но мать Агнесса вдруг сказала:

— Ваших людей всего десять человек, команда ганзейцев больше, ни вас не освободят, и сами погибнут. Хотите вы этого?

И в один из дней с корабля сошёл Алан и его люди. А я так и осталась. После того, как меня, наконец-то, выпустили из каюты, я узрела всех ганзейцев, которые, несомненно, были в курсе этого грандиозного плана похищения.

Я не стала ни с кем разговаривать, сказала только два слова, когда ко мне с виноватым лицом подошёл Ян:

— Подите прочь.

И отвернулась. Возможно поэтому, когда я впервые встала на палубе, держась за борт корабля, ко мне сразу же подошёл Каас с вопросом:

— Надеюсь, что вы не удумали чего-нибудь дурного, леди?

Я удивлённо на него посмотрела, зачем он мне всё это рассказывает, если надеется запугать, то я уже боюсь, впереди снова неизвестность.

А Каас продолжил:

— Здесь рифы и опасные течения. Даже, если бы вы умели плавать, температура воды ещё низкая.

Посмотрел на меня внимательно:

— Вы бы не успели доплыть. В этих водах даже опытные моряки часто тонут.

Глядя на периодически возникающие из воды вершины рифов, становилось понятно, что не стоит подходит к берегу близко, а закручивающиеся между некоторыми скалами в разные стороны потоки воды, указывали на то, что здесь действительно опасные течения.