Сарабанды мне пока здесь не выпадало. А дом был ой как давно, танцы дома – ещё давнее. Что ж, смотрим на партнёра, зеркалим всё, что он делает. А музыка-то ме-е-е-едленная, и мне всё время хочется бежать, бежать вперёд, но нужно держать ритм, держать спину, держать нос задранным и по ветру. Вперёд, Вика, вперёд, не торопись, или как это – поспешай медленно. Смотри на партнёра, лови следующий шаг. Не бойся, всё будет. А пока – финтифлюшки, украшательства. Мелкий ронд натянутой стопой в воздухе. Лёгкий взмах рукой, как бы случайно коснуться его пальцев. Вздохнуть, как бы извиняясь. Шаг, шаг, шаг… поворот, поворот… шаги медленные, повороты стремительные. И так во всём – медленно, медленно, но из-под этой тягучей медлительности прорывается и посверкивает что-то, чему пока нет названия. Оно в глазах, оно в наших улыбках, в прерывистом дыхании. И в финальном поклоне – друг другу, глаза в глаза, а потом уже – залу. Принять руку и пойти.
И что, когда там фолия? Я уже хочу, прямо сейчас!
Впрочем, тут же объявляют какой-то следующий контрданс, и он, не выпуская моей руки, тут же влечёт меня и ставит в колонну напротив себя. И мы то чинно ходим, то бесимся и носимся друг за другом, и подаём друг другу кончики пальцев, чтобы сделать аккуратный оборот – слегка соприкасаясь, не более. За этим контрдансом следует ещё один, и мы вновь не расстаёмся, и выписываем фигуры по паркету – то чинно, то с сумашедшинкой.
И когда объявлена фолия, мы снова идём, не разнимая рук, и становимся, и ждём первого аккорда, как того первого луча рассветного солнца, и начинаем движение – тоже медленно и удивительно синхронно. И фолия у нас на двоих уже совсем не первый раз, да и вообще дома не со всяким партнёром возникало то чутьё, которое подсказывает, что именно сейчас будет, и какой шаг следует сделать, и куда его ориентировать. М – магия, да?
И когда музыка убыстряется, я уже вовсе не думаю о том, чтобы совпасть или сделать как надо, но творю какую-то немыслимую импровизацию, не предусмотренную каноном. И он подхватывает, смеётся и подхватывает, и ему это отлично удаётся, и это весело и здорово, и мне уже вовсе нет дела до того, что там о нас думают и говорят в остальной бальной зале, главное – мы здесь и сейчас, мы танцуем, мы бессмертны.
Я даже не сразу поняла, что танец окончен. Сколько там – минуты три? Или даже и того меньше? Целая жизнь втиснулась в эти три минуты, жизнь в танце. И вот теперь танец окончен, а что там с той жизнью? Тоже окончена, или?
Или.
Гвискар с поклоном подал мне руку, мы двинулись по залу… не глядя на всех, кто там ещё есть, тем более, они живо строились на следующий контрданс. Взгляды наши не встретились, но столкнулись, только что искры из тех глаз не посыпались, и в одном был вопрос, а в другом – ответ, и все всё поняли.
Один шаг через то, чему нет нормального названия, и мы где-то в том же коридоре за портьерой, где смеялись и болтали когда-то едва ли не в прошлой жизни. Отдышиваемся, смотрим друг на друга – и смеёмся. Потому что – так хорошо, как не бывает, и кураж, и я сама себе завидую, и даже готова поцеловать его первая, не говоря ничего вовсе.
Но – рука его небрежно подхватывает мою юбку, приподнимает и ложится на бедро. Чуть выше подвязки от чулок. Туда, где как раз закончился чулок и началась кожа. И взгляд снова вопрошает – дальше, да?
Дальше, но нет! Потому что, ну… вот ещё не хватало пробовать его где-то на задворках чужой бальной залы за портьерами! Что я ему – Тереза какая что ли, или придворная дама? Нет уж, хочет – пускай делает по-человечьи! Но… как сказать-то?
Вдох, выдох, вперёд.
- Давно ли вы мыли руки, виконт? – поднимаю бровь, изо всех сил делаю вид, что и дыхание у меня не сбилось, и вообще ничего особенного не происходит.
- Что? – он со смехом отпускает мою ногу, юбки падают обратно.
- То самое, что слышали. Вам нигде не жмёт, когда вы берётесь за даму грязными руками? – продолжаю насмешничать, хоть, если уж по-честному, мне очень даже хочется поддержать его.
Но не здесь же! Совсем головы на плечах нет, что ли?
- Честно сказать, я о таком деле вовсе не задумывался, - он несколько обескуражен.
- Так подумайте, - я величественно киваю и выскальзываю наружу.
Иду в зал, не оглядываясь, нахожу там Терезу и говорю, что устала и уезжаю.
- Как уезжаешь? – ну да, Тереза не понимает. – Ты же… ты же так весело проводила время с господином виконтом!
Если я что-то понимаю, то мне может быть ещё и светит весело провести время с господином виконтом.
- Я уже оттанцевала себе все ноги, - вздыхаю немного лицемерно, она всё равно не сможет прочесть по мне, что там у меня на душе.
- А можно, я ещё останусь? – улыбается.
- Да конечно, оставайся. Я доберусь домой и отправлю экипаж за тобой.
- Викторьенн, ты лучшая! Я вернусь и намажу тебя розовым маслом с ног до головы, как и обещала!
Вот и славно. Отправляемся домой.
А вдруг я неправа? – говорит мне рассудок.
Значит, и ну его к чёрту, отвечает он же спустя мгновение.
42. (не)званый гость
Тереза появилась дома где-то час спустя после моего собственного возвращения. Довольная – как сытая кошка, наевшаяся сметаны, и даже не все воображаемые усы после того облизала. Наверное, ей нормально, когда её Орвиль берёт её за ногу повыше чулка где-то за портьерой.
Я же этот час провела в изрядном нервном напряжении – обиделся Гвискар или нет? Даст о себе знать или не даст? Я молча позволила себя разоблачить из платья, сняла и запрятала в шкатулку под заклятье бриллианты, тем временем мне приготовили ванну с водой.
Отмокнуть и отмыть волосы от здешних укладочных средств оказалось сущим благом. Я даже сама себе чуть подсушила голову, только бы не думать, что ошиблась. А потом уже пришла Тереза. Я выбралась наружу, завернувшись в простыню, и просто сидела на лавке, пока ей готовили ванну. Можно было переключиться с внутреннего канала на внешний, послушать последние сведения обо всём, что происходило в зале и чего я не увидела, потому что сначала была занята мужчиной, а потом и вовсе ушла.
Тереза же трещала без умолку – какое впечатление я произвела, кто и что обо мне говорил, и особенно – когда я так быстро исчезла после фолии с Гвискаром. К слову, Гвискар после того вернулся в залу, но ненадолго – ни с кем более не танцевал, но довольно скоро распрощался с хозяевами и тоже отбыл.
И что же это значит? Или это ничего не значит?
Я лежала на постели носом в подушку – чисто вымытая и ещё немного влажная после ванны, а Тереза разминала мне спину и втирала в кожу розовое масло, как и обещала. Я как раз успела подумать, что зачем мне то масло, всё равно никто не оценит ни мягкости кожи, ни этого завлекательного запаха, когда лёгкое потрескивание… эфира? Или чего-то иного? В общем, возвестило о незваном госте. Я повернула голову…
Перед нами стоял виконт Гвискар – в одном лишь шёлковом халате на голое тело, едва прихваченном поясом. По ярко-синей ткани змеились змеи и махали крыльями диковинные птицы. На шее – крупный крест с камнем посередине. Волосы зачёсаны назад, то ли ещё мокрые, то ли просто хорошо приглажены.
Подумать только! Вот его-то нам и не хватало!
Впрочем, Тереза пискнула, подскочила, и её всё равно что ветром сдуло, не было и нет. А я… осталась, мне некуда бежать.
Да и нужно ли?
- Приветствую вас, госпожа де ла Шуэтт. Полагаю, сейчас я достаточно чист? – ещё и ухмыляется, скотина. - Впрочем, вы можете убедиться сами.
Он бесцеремонно сбросил свой халат и шагнул ко мне. Я не осталась в долгу – мгновенно повернулась и поднялась на ноги. Хоть попялиться, да? Эх, неудобно голову задирать, всё же, он изрядно повыше меня. Но хорош, хорош. Сильное гладкое тело, всякие там кубики и что ещё бывает у тренированных мужчин, немного светлых волос… и несомненное желание.
Мы стояли друг перед другом – оба обнажённые, и присматривались. Я задрала нос – ну, смотри, ты этого хотел, да?
