Волки (СИ) - Токтаев Евгений Игоревич "Инженер"

— Ты кто такой, отрок? Как звать? Чей сын?

— Бергей. Сын Сирма, — не стал запираться юноша.

— Сын Сирма? — прищурился незнакомец.

Бергей промолчал. Незнакомец не стал дальше расспрашивать. Словно потеряв к юноше интерес, он отвернулся и вышел на дорогу. Осмотрелся по сторонам, взглянул на хмурое небо.

Бергей отметил, что незнакомец вооружён основательно: помимо топора и здоровенного фалькса за спиной, на поясе его обнаружился длинный кривой кинжал, а из голенища сапога выставлялась рукоять ножа.

— Быстро идут, не хотят разбивать лагерь, — сказал мужчина, — хотя до Апула засветло не поспеют.

— Это дорога на Апул? — спросил Бергей, качнув головой вслед удалившейся колонны римлян.

— Да. Ты что не знал?

Бергей отрицательно помотал головой.

Незнакомец хмыкнул.

— Ну, ты даёшь, парень. А шёл-то куда? Куда глаза глядят?

— В Сармизегетузу.

Незнакомец нахмурился.

— Зачем тебе туда?

Бергей не ответил.

— Чего молчишь?

— Надо, — огрызнулся юноша.

Мужчина усмехнулся.

— Ладно. До Сармизегетузы ещё далековато. Пойдём-ка.

— Куда?

— Ты спать будешь прямо посреди дороги?

— Светло ещё.

Незнакомец кинул на юношу удивлённый взгляд.

— Дурень, ты откуда такой бестолковый взялся? Темно станет, на дерево залезешь?

— Может и на дерево, — надулся Бергей, — а ну как волки?

— Я несъедобный, — усмехнулся мужчина.

Он поправил ремень с фальксом, пересёк дорогу, раздвинул еловые лапы и полез в чащу на противоположной стороне. Бергей помедлил с минуту, но все же рассудил, что в его положении разумнее всего последовать за незнакомцем.

Дорога, соединявшая столицу Дакии с крепостью Апул, бежала с юга на север. Бергей выполз на неё с востока и шёл на юг. Когда прятался от римлян, свернул направо. Там его отловил незнакомец, стало быть, он пришёл с запада. Двинулись они на восток, что не слишком понравилось юноше, но он не стал протестовать. Предположил, что далеко идти не придётся. Нужно только подходящее место для ночёвки подыскать.

Так и вышло. Некоторое время они продирались через бурелом, потом выбрались на небольшую полянку, на краю которой росла высокая старая ель, устало опустившая нижние ветви к самой земле. Они образовали уютный, довольно просторный шатёр.

— Может, здесь остановимся? — спросил Бергей, — вроде удобно.

— Нет, — покачал головой незнакомец, — если тут костёр развести, снег на ветках подтает и вниз соскользнёт. Огонь затушит.

— Костёр-то можно снаружи развести.

Незнакомец удивлённо взглянул на юношу.

— А спать ты в стороне от огня намерен? Хочешь дуба врезать?

Бергей только вздохнул. Он уже еле волочил ноги и плохо соображал.

К счастью, дальше идти не пришлось, буквально в двух шагах обнаружилось местечко, которое незнакомец счёл вполне удобным. Несколько елей тут образовали маленький амфитеатр.

Незнакомец скинул с плеч мешок. Снял фалькс, висевший на ремне, прислонил оружие к дереву, распустил завязки мешка и вытащил из него топор. Примерился к стоящей неподалёку засохшей на корню ели.

Топор звонко врубился в мёртвую древесину. Бергей вздрогнул, ему показалось, что, заслышав громкое эхо, сюда сейчас сбежится пара легионов римлян.

Мужчина свалил ёлку, даже не запыхавшись. Вернулся за фальксом, расстегнул застёжку на ножнах и обнажил клинок. Проворчал:

— Не для того тебя ковали…

Протянул серп-переросток Бергею со словами:

— На-ка, парень, поработай. Сучья отсекай.

Вдвоём они быстро очистили ствол, потом разрубили его на три части. Положили два бревна рядом, вплотную. Наломали веток, с росшей неподалёку берёзы надрали бересты на растопку, разложили её между брёвнами. Когда добыли огонь, и пламя хорошо разгорелось, третье бревно навалили сверху.

— Спать вдоль ляжем. Жар в бока пойдёт, не замёрзнем, — сказал незнакомец.

Он развязал мешок и извлёк из его недр небольшой закопчённый, обёрнутый в тряпицу котелок. Набил его снегом, поставил на край костра. Достал из мешка пару сухарей, протянул Бергею.

— Какой-то ты парень, незапасливый.

Бергей поблагодарил. Он хотел жевать медленно, с достоинством, но не совладал с собой, заторопился.

Мужчина покачал головой, вновь посмотрел на обувь юноши.

— Н-да…

Он порылся в мешке и вытащил шерстяные портянки.

— На-ка, надень.

— Да я… — замялся Бергей.

— Надевай.

— Я отплачу… — смущённо пробормотал юноша.

Незнакомец криво усмехнулся. Он удобно устроился возле пышущего жаром костра на постели из еловых веток. Мешок подложил под голову.

Бергей последовал его примеру.

— Хорошо. И одеяла не надо. Ещё бы мяса сейчас зажевать… — мечтательно заявил незнакомец, закинув руки за голову.

Бергей не ответил. Некоторое время они молчали, потом мужчина спросил:

— А ты, парень, не того ли Сирма сын, что с Вежиной водил дружбу?

Бергей, помедлив с ответом, подтвердил.

— Того.

Незнакомец хмыкнул.

— Ишь, ты. Важный тарабост, значит. А по виду и не скажешь.

Бергей ничего на это не ответил.

— Стало быть, ты из Берзобиса? — продолжил расспросы незнакомец.

— Оттуда. Только мы, ещё когда отец был жив, перебрались в Сармизегетузу.

— Ясное дело, — заявил незнакомец.

Пять лет назад, во время прошлой войны с римлянами, их путь пролегал через крепость Берзобис. Децебал не стал её оборонять. Царь решил затащить врага подальше в горы и без борьбы отдал «красношеим» все крепости в долинах. Берзобис, занятый римлянами, так и остался в их руках. После того как легионы, принудив Децебала к довольно унизительному миру, частично покинули Дакию, в нескольких крепостях остались римские гарнизоны. С тех пор Бергей не видел родного дома.

— А я знавал твоего отца, — сказал незнакомец, — хотя и не слишком хорошо. Сам-то я из людей Диега, у нас с Вежиновичами давняя тёрка.

— Царёв брат бывал в нашем доме, когда отца убили, — сказал Бергей, — только я тебя среди его людей не помню… господин.

Последнее слово он выговорил через силу. Как-то не пристало ему, сыну знатного тарабоста, звать господином простого воина (а что-то подсказывало ему, что хотя незнакомец явно из числа «носящих шапки», все же он не слишком родовит). Сказать такое Бергея вынудило собственное плачевное состояние и помощь, полученная от незнакомца. В другой ситуации он бы обратился к старшему, пусть и менее знатному, со словами «почтеннейший» или «уважаемый».

— Господин… — усмехнулся незнакомец, угадав его мысли, — не привык такое говорить, сын Сирма? Ну и не начинай, коли так.

Он поёрзал, меняя позу, приподнялся на локте, и, наконец, представился:

— Люди называют меня Дардиолаем.

Дардиолай, стало быть. Бергей наморщил лоб. Это имя показалось ему знакомым. Что-то было с ним связано. Что-то громкое, известное в Дакии каждому мальчишке.

«Люди называют меня Дардиолаем».

Э, нет. Люди тебя называют иначе. Бергей вспомнил.

— Не о тебе ли, уважаемый, идёт слава, будто в драке с тобой мало кто может сравниться быстротой?

Дардиолай усмехнулся.

— Досужие люди болтают всякое. Пустая трескотня. Не слушай.

Ушёл от прямого ответа. Стало быть, и правда, он. Дардиолай по прозвищу Збел, «Молния», прозванный так за прямо-таки нечеловеческое проворство в схватке. Вот ведь судьба Бергею выпала — столкнулся с едва ли не самым искусным воином во всей Дакии.

Бергей слышал о нём множество небылиц. Будто бы у него глаза горят, как у волка. Да что там волка — ночью жарят, словно начищенное бронзовое зеркало в ясный день. Будто бы именно Збел, практически в одиночку, молниями из глаз и огненными шарами из задницы испепелил на перевале Боуты римский легион «Жаворонков».