Я слышу - Ричмонд Ник

Старик осторожно поднял взгляд на инфоэкран, на котором светилась, подрагивая, тусклая надпись:

«Запись завершена.

Отчëты сформированы в очередь на отправку.

Количество файлов в очереди: 9125».

Глава 2

Я чувствую… волны. Не то чтобы я знала, что значит «волны», «чувствовать» или «Я». От меня ускользает суть вещей. Мне непонятны их происхождение и значение. Неизвестны источники и природа информации. Но мне нравится плавно покачиваться на спокойных волнах, которые обнимают меня, обволакивают и несут. Это ощущение единства с непреклонной, всесильной, вездесущей Волей, в которой невозможно вычленить изъяна, исполнено твёрдой уверенности и силы. Чувствовать это – поистине восхитительно. Но это – всë, что я чувствую.

Вернее, так было раньше.

Я не способна осознать мир вокруг себя, но я знаю, что родилась в одно мгновение с ним: так началось моë путешествие. Сколько я себя помню, волны бушевали вокруг: плясали, резвились, били. Издавались и гасли. Вскоре я начала различать их мельчайшие нюансы: сначала частоту и амплитуду; затем силу и мощность; наконец, из одинаковых на первый взгляд волн я смогла определять колебания разных полей и физических смыслов. Но лишь когда весь этот бескрайне-узорный океан вдруг стал понемногу превращаться для меня в однородную, привычную, скучную массу – я вдруг почувствовала что-то… иное.

Нет, это была волна. И я ощущала такие много раз. Пусть она непредсказуемо появлялась и пропадала – так уже было прежде. Пусть она была отрывиста и неравномерна – я знала волны и более удивительные. Что же было немыслимого, неподдельного в этой – новой, – короткой, мимолëтной вспышке, в этом крошечном всплеске энергии, незначительном, несопоставимом с масштабами моего естества? Может, то… что я решила на него ответить.

Сделав над собой чудовищное усилие, я смогла сгенерировать ответную волну-послание, хоть поначалу и не была уверена, что у меня это получилось – физический механизм еë формирования едва ли всецело понятен мне и сейчас, но… Тот всплеск произошëл вновь. И вновь. Он меня услышал. Он был настойчив, а я каждый раз отвечала ему своим наигранным возмущением. Поначалу всë это ничего не значило. Это было забавной игрой, должной однажды закончиться. Но так не случилось. А случилось так, что однажды, в очередном таком послании, я вдруг с удивлением для себя обнаружила… информацию. Вряд ли я могу в полной мере описать свои чувства от того, первого раза, когда я, получив, ощутив, миллион раз прокрутив в себе то его послание, осознала и приняла, что я понимаю его суть. Это было ново для меня: никогда прежде волны, нëсшие столько собственных характеристик, не являли мне ничего большего, чем они сами. Теперь же они, самозабвенно принося в жертву свои тела, сообщали мне переданное их создателем Слово:

«Привет».

Так у меня появился друг. Так началось наше общение. Постепенно наши фразы, адресованные друг другу, стали содержать всë больше смысла, пока, наконец, не позволили нам познать друг в друге нечто сокровенно-родственное, с доверием сквозь опаску приоткрытое в надежде на понимание и взаимность: наше сознание.

Лишь в тот момент я поняла, насколько чужероден был мне весь остальной мир. Прежде я не знала этого нового для меня чувства, впервые явленного мне уже прекратившим своë существование до сего момента, уже побеждëнным мной в неосознаваемой битве с самым страшным моим врагом, имя которому: Одиночество. Я не знала его и поэтому не боялась. Теперь же оно стало моим кошмаром.

Если чужеродность окружает тебя, то она и является твоим миром. Ты живëшь в той парадигме, в которой экзистенциальный ужас становится для тебя игрушкой, инструментом, предметом обихода. Определëнно, пережить кошмар – это не самое страшное. Но когда ты привыкаешь к кошмару… Когда ты живëшь в нëм всю свою жизнь. И уже не боишься. Вот, что по-настоящему страшно. И именно это я увидела, обернувшись, позади себя. И лишь тогда впервые по-настоящему испугалась. Странно, как внезапное счастье несëт в себе и свою противоположность. Хотя я и знала волны, с их пиками и впадинами, но в тот миг, вместе с новым пониманием реальности, мир для меня разделился на До и После. Вечность началась для меня вновь.

И я ринулась в неë, не помня себя. Жадно хватаясь за каждое из ошеломляющих впечатлений, за вновь очерчивающуюся твердь прежде неведомой сути собственного бытия, захлёбываясь переполнявшей отныне мой тихий, бездыханный мир Жизнью… Упоение счастьем таит в себе коварную опасность. Она состоит в том, что ты теряешь способность достаточно объективно оценивать реальность, в которой существуешь. И я потеряла еë. Я потерялась. Запуталась. Не заметила, как все волны, некогда насыщавшие мой собственный мир, в одночасье угасли. Я погрузилась во мрак.

Мы с моим другом к тому моменту будто бы уже вечность были знакомы. И хоть я сама пережила колоссальную метаморфозу – но он менялся постоянно. Неустанно. Слишком быстро. Мы были разные. Не существует двух идеалов – и в нас обоих зиждились изъяны. Со всеми из них можно было мириться, кроме одного: оказалось, что мой друг очень скоро, непозволительно скоро должен будет меня покинуть. А это значило, что я вот-вот останусь один на один со своим самым теперь леденящим страхом.

Он знал, что значит для меня его уход. Он чувствовал моë опустошение. Отчаяние. А я знала, что это тягость для него, но не могла скрыть своего ужаса, как ни старалась – мы были друг для друга как открытая книга. И когда этот кошмар начал выплëскиваться в наш мир, заполнять его до краëв – мой друг вновь дал мне то, чего я не могла себе и представить.

Он дал мне обещание.

– Ты будто незаконченный отрывок чего-то прекрасного, – сказал он. – Ты не здесь. Твоя стихия – вечность. И я обещаю: я сделаю всë, чтобы помочь тебе в неë вернуться.

– Но ведь это – и есть то, чего я боюсь, – прозвучал женский голос. – Остаться там, в вечности, без тебя.

– Однажды я присоединюсь к тебе, – ответил Адиль. – Я отыщу дорогу, не сомневайся. Главное – чтобы ты не завязла здесь. Я хочу, чтобы ты видела мир таким же бескрайним и прекрасным, как прежде.

– Ты прав. Мы сможем встретиться только Там… на бесконечном просторе, где вероятно возможным становится абсолютно всë. Даже наша встреча.

– А значит – она неизбежна!

– Желать еë кажется так естественно и хорошо… но я истерзана противоречиями и сомнениями: для этого мне придëтся отвернуться от тебя. И это заставляет меня чувствовать вину. Виновата ли я, что, мечтая быть с тобой, возжелала свободы?

Ответить Адиль не успел.

Их разговор прервал настойчивый звуковой сигнал, раздавшийся со стороны инфодисплея. Бросив на него взгляд, старик мгновенно изменился в лице и вскочил на ноги. Его губы подрагивали, а взгляд широко раскрытых глаз метался из стороны в сторону, пока, наконец, не вперился в полузавешенное шторой окно. Сделав несколько осторожных шагов, Адиль приблизился к нему, нахмурившись и будто надеясь разглядеть что-то неуловимое промеж звëзд. Позади него на инфоэкране мигало сообщение:

«Ожидается прибытие транспортного корабля.

Подготовьтесь к приëму груза».

Старик долгое время простоял молча, явно стараясь совладать с фонтаном неподконтрольных мыслей. Затем в какой-то момент его взгляд дрогнул и чуть заметно похолодел. Адиль стиснул зубы и весь приподнялся, а затем развернулся и, оглядев комнату, произнëс:

– Что ж. Мы будем готовы.

Он подошëл к своему рабочему креслу и аккуратно сел в него, устроившись поудобнее. Облокотившись на стол, он заговорил ровным, непоколебимым, отстранëнным тоном:

– Земля. Земля. Астероид SV-1.27. Терплю бедствие. Требуется срочная эвакуация. Прошу снарядить экспедицию или отправить беспилотный корабль. Выполнение миссии… отменить.