Седьмой - Лукьяненко Сергей

Боты нечасто возвращаются из боя самостоятельно, но такая возможность у них есть.

– Джей, – сказал я, установив персональный канал. – Убей меня.

Он помедлил секунду. Переспрашивать действительно не стал, но уточнил:

– А ты не хочешь открыть кабину? Или надо уничтожить и «пчелу»?

«Ты дурак», – вздохнул Боря.

– Я дурак, – согласился я. – Джей, тогда бери контроль над моей «пчелой».

Истребитель без пилота – это тоже оружие, пока работает искин или есть рядом ведущий.

А потом я открыл колпак и вакуум принял меня в свои жаркие объятия. Костюм пытался закрыть шлем, но я заставил его полностью распахнуться и вывалился из кабины. Было одновременно холодно, горячо, страшно, волшебно и очень, очень одиноко, когда я умирал, плывя рядом с истребителем в строю атакующего крыла, в небе висел Юпитер, огромный, куда больше, чем на земном небе Солнце, подо мной выгибался серо‑коричневый Каллисто, полыхал космос в точке перехвата, где билось первое крыло и Падшие…

Я, наконец‑то, умер.

Свет.

Приглушённый неяркий свет ночника на тумбочке.

Я лежал на кровати. Всё вокруг было неправильно! И кровать, и стены, и потолок – всё было… как в кино про земную жизнь!

А рядом со мной лежала голая женщина!

Лежала, совершенно не стесняясь, смотрела на меня задумчиво и ласково.

Я будто забыл, как дышать.

Женщина была старая, лет сорока, не меньше. Но почему‑то маленькая, с меня ростом…

Нет, идиот, это я взрослый и большой!

Даже не двадцатилетний, старше!

У меня что, секс? Настоящий? Был или будет?

– Слава? – спросила женщина. Голос у неё был хрипловатый и глубокий. – О чём ты задумался?

Я молчал. Она меня знает? Втянул со всхлипом воздух… и чуть не закашлялся от обилия запахов.

«Стоп, стоп, стоп!» – завопил Боря. «Спокойно! Нам надо понять, где ты и в чьём теле!»

– Когда у тебя такой взгляд, – помедлив продолжила женщина, – ты словно где‑то очень далеко. На Сатурне, да?

Она неловко рассмеялась, взяла мою руку и прижала к лицу.

– Прости. Не стоило этого говорить… не стоило…

Свет.

Тьма.

Свет.

Я моргнул, глядя в потолок. Так… всё непонятнее, потолок не голубой, обычные серые панели… я вроде как на Каллисто… но не в комнате для воскрешения…

Воздух точно наш, но какие‑то незнакомые тяжелые запахи в нём.

Но я на базе.

Я лежу… чёрт возьми, даже на кушетку не переложили, я в контейнере! Голубенькая простынка, тощая маленькая тушка…

Толкнув запор (хорошо, что крышка открывается и изнутри) я сбросил прозрачную пластину и сел. Подтянул пятку и посмотрел на цифру «7».

Ну да.

Движения были заторможенные, а ещё в помещении было прохладно. Подращенные до стандарта клоны лежат не в анабиозе, конечно, анабиоза у нас не придумали, но в состоянии гибернации. Если пилот гибнет, то в тушку накачивают стимуляторов, согревают и переносят на обычную кушетку.

Но в нашей ситуации явно было не до того. Контейнер стоял где‑то в глубинах клонарни, где я никогда и не бывал в сознании. Просторное помещение, дизайн производственный, по стенам трубы, на потолке лампы с холодным светом, повсюду уходящие в глубины станции проходы. И десятка три контейнеров. Их торопливо выкатили, вкололи нам стимулятор, но в неполной дозе и оставили лежать.

Понятно. При тех потерях, что предполагались, комнат для оживления не хватит.

Меня потряхивало, я встал, выбрался из контейнера. Отпихнул его, контейнер покатился на крошечных колесиках, но перед этим взял простыню и обмотал вокруг талии.

С чего бы я начал стесняться кого‑то после воскрешения?

Видимо, от этого сна – не сна, в котором красивая, хоть и старая женщина целовала мою руку…

Я заглянул в соседние контейнеры. Там лежали пилоты, мальчишки и девчонки, всех их я, конечно же, знал. Нас ведь не так много, а с третью ребят мы росли и тренировались вместе.

Кто‑то из наших был в глубокой отключке, кто‑то, казалось, просыпался – может быть тоже погиб и сейчас приходит в себя?

Но тормошить и будить я никого не решился. Вдруг что‑то испорчу?

– Эй! – осторожно позвал я. – Кто тут есть? Второй‑синий второе крыло, Святослав Морозов! Я вернулся!

Тишина.

Нет, какие‑то смутные звуки откуда‑то доносятся.

«Слава. Я понимаю, что ты ошарашен, я тоже. Но как ты помнишь, мы выпрыгнули голышом в пустоту не потому, что нам стало жарко».

Ну надо же! У Бори прорезалось что‑то вроде чувства юмора!

Спорить я не стал, он был прав. Так что я пошёл‑побежал большими легкими скачками, стараясь не налетать на контейнеры. Сила тяжести маленькая, а вот инерция никуда не делась, синяков наставить легко…

У одного из проходов на стене нашлась схема помещений, я постоял полминуты и вроде бы разобрался, в какой части клонарни нахожусь – в «Подготовительной – 3». Вот сюда свернуть и выйду к комнатам воскрешения.

Но насторожившие меня звуки шли с другой стороны.

– Что я делаю… – прошептал я, но ответа ждать было не от кого.

Так что я просто пошёл на звук, свернул в узкий проход и двинулся по длинному холодному коридору, шлепая пятками по линолеуму.

И чем отчетливее я слышал звуки, тем меньше они мне нравились. Звуки походили на стрельбу.

Секунд через десять я понял, что не ошибся. На полу лежало тело морпеха в полном боевом. Одна рука была отрублена, повсюду кровь. Я посмотрел на рану – края казались обожженными.

Падшие.

Укороченный автомат морпеха стал ещё короче – ствол наполовину был отрублен огненным мечом. Может из него и можно было стрелять, но я не настолько в этом разбираюсь. Так что я вытащил из кобуры морпеха пистолет и побежал дальше. Пистолет оттягивал руку, а на поворотах пытался вырваться из пальцев.

Звуки становились всё ближе. Стреляли два автомата, короткими экономными очередями.

Я перепрыгнул через ещё два трупа морпехов. Эти оказались обезглавлены. Автоматы целы, но я уже понял, что отдачей меня унесёт в ближайшую стену и не стал их брать.

Толкнул дверь с надписью «Центр доращивания – 2».

Тут было гораздо ярче и теплее. Помещение здоровенное, метров сто – сто пятьдесят квадратных. Дальние стены покрывали стойки со стеклянными цилиндрами, заполненными мутной белой жидкостью. Сквозь неё просвечивали розовато‑красные тельца младенцев.

Ближе к дверям стойки тоже были, но почти все разбитые. Пол заливала белая жидкость, неприятно липнущая к ногам, по ней изгибались, тая, прожилки крови. Ещё на полу было очень много битого стекла и десятка три младенцев. В основном мёртвых, но некоторые подёргивались.

Странно, но меня не замутило и орать я тоже не стал.

Ангел стоял сразу за дверью, боком ко мне. Ореол вокруг него был слабым, розовым спереди, а со спины совсем белым. Этот ангел был нагим и бескрылым.

Падший.

В правой руке ангел держал огненный меч. Меч почти неуловимо подёргивался и от него рикошетили пули. Не то двое, не то трое морпехов держали оборону в дальнем конце, прикрываясь перевернутыми на бок лабораторными столами.

Я пошёл босиком по бело‑красной жиже, заходя ангелу за спину. Морпехи прекратили стрелять, видимо, боялись попасть в меня.

Я приблизился к ангелу так близко, что мог бы прижать пистолет к его белоснежной коже. Остановился. Поднял руку с пистолетом. Падший медленно повернулся, посмотрел сквозь меня, продолжая прикрываться мечом от морпехов. Рука его словно жила своей жизнью, загнулась за спину, подрагивала. Может у него на руке глаза есть, как у серафима на крыльях?

Лицо у ангела было красивое, рост метра два с небольшим. Он слепо смотрел поверх меня, потом начал крутить головой, пытаясь отыскать то, что его насторожило.

– Бах, – сказал я.

Ангел вздрогнул и взгляд его сфокусировался.

– Бах, – повторил я. – Бах, бах!

– Святослав Морозов, – сказал падший торжественно. – Преклони колени, ты стоишь перед ангелом.

– Да какой ты ангел? – спросил я, продолжая целиться ему в грудь.