Четыре его белых отдельных глаза крутанулись на морде и слились в один упершийся в меня слитым воедино зрачком, а потом обратно разъехались на края серой морды. Эти его ротоденатали закрутились, как направленные внутрь зубья мясорубки, скручивая мышцы лица в напряженные спирали.
Нет, правда, на кой-черт тебе столько ртов? Ты что тут, в три горла жрать собрался?
А он раскрутил ротодентали в обратном направлении, словно завыл с треском оторванного зубчатого механизма, и вызывающе пригнулся.
Ага. Ладно, понятно, старая добрая абордажная схватка на ручнике в стесненном пространстве, ничего нового…
Ну, давай, здоровяк, давай потолкаемся. Ты тут своим кувалдометром особо не размахнешься.
Хотя, похоже, тебе этого и не надо…
Молотобоец ткнул в меня своим орудием, и меня унесло вместе с установленным щитом. И так бы я и летел по этому коридору, как пуля в стволе, но врезался в толпу соратников, повалил практически всех, но они меня-таки остановили.
— Извините, простите, был не прав, исправлюсь, — неискренне заверял, я оттоптывая ещё с десяток конечностей, пока выбирался из этой кучи.
Молотобоец поигрывал своим убедительным аргументом, ожидая дальнейших моих действий.
— Вот так, значит? — пробормотал я. — Ладно-ладно. Ты там не расслабляйся. Чем больше шкаф, тем пыли больше.
Вообще, стоит поторопиться, наверняка на базе общая тревога, сюда мчатся тысячи ордынцев, и скоро нас просто трупами забросают, надо перейти на другую позицию, где места побольше.
Я резко пошел на сближение.
Молотобоец сделал выпад в мою сторону. А я бросился на пол и уцепился за щербины, оставленные в базальте проходческим комбайном. И повис на кончиках пальцев, точно на высоком склоне, болтаясь в воздухе под тяжестью собственного веса.
Точно! В кувалде у него исказитель гравитационного направления, нечто вроде указателя. Вот он ткнул в мою сторону и за моей спиной разверзлась бездна, коридор стал колодцем. Даже до соратников позади меня добило, в смысле ниже меня, вон, тоже полетели по колодцу-тоннелю хватаясь за все подряд.
Вот только это недалеко и ненадолго.
Раз. Два. Три. Черный свет на молоте угас, и я, дернув себя вперед, вскочил сразу на обе ноги, когда направление гравитации вернулось.
А теперь посмотрим, как быстро ты его перезарядишь.
С разгону я ткнул ему лезвием лопаты по передней левой руке, прямо в кистевой сустав. Разворотил мышцу, пальцы руки разжались, затряслись. Что, падла, больно? Обратным ходом в башку, чёрт, успел подставить рукоятку молота, а вот я тебе в ногу воткну, прямо в подъем стопы! Что? Не нравится?
Он отпустил две правых руки, крутанул молот одной левой, совершив полный оборот в стесненном пространстве, и оголовок молота прилетел мне прямо в грудь.
Обломки доспеха прямо бырзнули по стенам.
Ух ты, как быстро мимо проносятся стены. Я прямо-таки поезд в метро.
Дыдыщь! Опять я в кого-то врезался. Снес всех, как кегли. Но я вроде остановился. И даже живой остался. Вот странно, а вроде бы не должен. А вот это он зря. Я же сейчас ему задам!
— Пустите! Да пустите же! Дайте мне до него добраться! — но меня держали семеро и не пускали.
— Ладно! — крикнул я. — Ладно! Всё! Я уже успокоился! Отпустите!
Отпустили.
Все это время молотобоец был занят другим. У него возникла маленькая зубастая проблема.
На оголовке его молота внезапно обнаружился броненосец Потемкин, вцепившийся в черный металл всеми своими когтями, со сна злой и голодный.
Я ощупал зарядный ящик на груди, где сидел Потемкин — разорван вклочья. Вот почему меня самого в клочья не разорвало, удар пришелся прямо по придремавшему Потемкину.
Ну, теперь он ордынцу задаст…
Молотобоец сначала пытался оптимистично стряхнуть цепкую зверушку со своего эпического артефакта, но план сразу не задался. Потемкина такой несерьезной тряской только рассмешить можно.
Потом молотобоец решил поддать по Потемкину гравитационной аномалией и затряс его ещё активнее.
Уши Потемкина мотало туда-сюда, челюсти лязгали, но держался он крепко, как раз резьба на молоте, очень для этого удобная попалась.
Молотобоец прекратил трясти светлейшего князя, глаза его со всей широкой морды съехались в один в середине, и он уставился на Потемкина единым четырехкратным зрачком. В этот момент, Потемкин решил попробовать на вкус, то на чем его так весело трясет, вдруг оно того стоит?
Ну да. Натурально. С диким скрежетом прожорливый броненосец откусил от края черного, как тьма молота кусочек. Реально. Я сам это видел.
Объединенный зрачок ордынского великана расширился от ужаса, а Потемкин невероятно скорчился, скривился, словно ему кислотой челюсти свело, и выплюнул обратно ему в этот объединенный глаз всё это черное полупережеванное металлическое крошево.
Заряд потусторонней дроби прямо в глаз.
Молотобоец заскрежетал на частоте воющей динамомашины, мгновенно закрыл пораженный глаз широкой ладонью одной из рук.
И я тут как тут! С разгону, пока никто не видит, воткнул свою саперную лопату ему на пол-штыка прямо под ладонь, прямо в дыхало, между этих его роторных челюстей и трескучих зубов.
Тут молотобоец своим затянувшимся воплем и подавился.
Дробью в глаз или лопатой раз? Тяжелый выбор, особенно если его нет.
Молот выпал из трех ослабевших рук, но я не дал ему упасть подхватил над самым полом.
Таким вещам лучше не давать просто падать на твердый каменный пол, если конечно преждевременный Рагнарек не входит в ближайшие жизненные планы.
Молотобоец икнул, затрещал и сполз на пол, совсем видать помирая.
Потемкин огляделся увидел, что тут уже свои и сразу же в два прыжка перескочил с молота мне на плечо.
А молотобоец лежал мертвой грудой, не подавая признаков жизни.
— Ну, вот, — пробурчал я. — А шуму-то было…
И так будет с каждым.
Я встряхнул молот, перехватил рукоятку поудобнее. А ничо так инструмент, увесистый. Убедительный. Ещё надо разобраться с его скрытыми свойствами, но и так крышеснос всем встречным черепам.
Не бит, не крашен. Так, немного покусан всеядным герберским броненосцем.
— Ну ты красавец, — сказал я Потемкину, рассевшемуся у меня на плече. — Не буди меня, я со сна недобрый? Злой же, да? В одиночку вон какого врага завалил. Герой!
Потемкин недовольно ковыряясь в зубах когтями, только фыркнул, мол тоже скажете, делов-то.
Я положил тяжелый молот себе на другое плечо и повернулся к реально оцепеневшим от созерцания эпичных событий соратникам.
— Ну вы там как? Все целы? Не все? Иди можете? Ну тогда пойдемте. А то ещё кто-нибудь придет.
Это не я бессердечный. Это сука-война, дело такое.
Надо спешить. А то поляжем в этой прямой кишке ни за что. А я люблю простор, развернись рука, раззудись плечо, и под горячую ногу не попадайся, костей не соберешь.
Похоже, предполагалось, что мимо молотобойца мы никак не пройдем, потому что никого мы больше не встретили до самого конца туннеля, что выходил в большой коллектор.
Тут сходились ещё три тоннеля, я быстро расставил людей их перекрыть.
— Октавия, где мы? — задал я вопрос, уже не соблюдая режим молчания, а смысла в нем уже никакого.
— Мы точно под насосом, — доложила Октавия. — По снимкам основная конструкция должна быть прямо над нами.
— Что там? — спросил я у Ганса, показывая вверх на зарешеченный люк в потолке.
А Ганс чувствовал себя явно хреново, хромал сразу на обе ноги, и я мог это понять.
— Там внутренний ангар для челноков, — пробормотал Ганс. — Это слив в его полу.
— Сколько там входов? — уточнил я.
— Один…
И тут долбануло в туннеле, из которого мы только что все вылезли. Народ не то чтобы подпрыгнул, но напрягся.
— Это что было? — спросил я.
— Это мины, — отозвался Макс. — Я их обратно установил.
Ага, к нам уже лезут через пройденный нами туннель. Отсюда надо уходить. Проще держать два входа, чем четыре.
