Земля: Начало (СИ) - Ран Михаил

Телефон в руке казался странно тяжелым. Словно я держал не просто устройство связи, а последний канал, связывающий меня с прошлой жизнью.

Разговор с родителями прошел на удивление спокойно. Они не удивились незнакомому номеру, я частенько звонил и с рабочих устройств, и через виртуальные сети.

Мама много спрашивала: о здоровье, о самочувствии, о том, хорошо ли я ем. Голос её дрожал от волнения, и был где-то на грани. Я слышал, как она сдерживает эмоции.

Отец был сдержан, как всегда. Сухой обмен новостями, про близнецов, про дела дома. В его тоне чувствовалась всё та же холодная обида за давний уход из института. Но под этой коркой сквозила забота, негромкая, упрямая, местами по-мужски грубая.

Я сказал им, что у меня всё хорошо. Пообещал выйти на связь снова, когда будет возможно. И то, что постараюсь в ближайшее время к ним заехать. Когда кладешь трубку в таких разговорах — внутри обрывается нечто важное.

Телефон я положил на стол медленно, осторожно, как будто боялся спугнуть оставшееся тепло, полученное в ходе общения с близкими. Что-то внутри просилось позвонить Рите, узнать как у неё дела, всё ли хорошо. Но холодный и трезвый расчет говорили: она не возьмет трубку. А мне не дадут ей позвонить.

Марков, всё это время молчаливо сидевший в кресле, лениво прокомментировал: — Быстро вы наговорились.

Я усмехнулся, чуть пожав плечами. — Да говорить-то особо не о чем. Вы же понимаете… — взгляд скользнул по стерильным стенам, будто ища за ними хоть намёк на прежний, нормальный мир. — Такое не рассказывают.

— Тут вы правы. — Марков поднялся, дипломат подхватил под руку. В его движениях не было ни спешки, ни усталости — только безукоризненная выверенность. Дойдя до двери, он на секунду обернулся. — Через пару часов за вами зайдут. Товарищ Лаврентий Павлович просил, чтобы вы были в максимально хорошей форме. Сегодня важный день.

Я молча кивнул. Дверь за ним закрылась с мягким щелчком. В комнате резко стало пусто и чуть тише, будто воздух сам принял решение замереть. Остатки завтрака сиротливо стояли на столике у кровати: недопитый чай, пара размокших крошек на тарелке и половина сырника, давно остывшего и утонувшего в собственной тоске.

Смахнув всё это на поднос, поставил его в сторону, после чего забрался на кровать с ногами и уставился в выбеленный потолок. Мысли бродили лениво и вязко, словно ржавые шестерёнки, цепляя друг друга и проворачиваясь с трудом. Они текли обо всём сразу и ни о чём в частности, как мутная вода в заиленной реке.

Тепло недавнего разговора с родителями всё ещё покалывало сердце, но уже начинало тускнеть, медленно растворяясь, как забытый сон. Я улыбнулся коротко, почти машинально.

Пожалуй, лучший подарок я уже получил — этот хрупкий голос мамы, прорвавшийся сквозь расстояния.

Эту почти благостную тишину разрушила истеричная трель будильника. Я поморщился. Всё моё естество требовало швырнуть телефон под кровать, а лучше вообще выкинуть в окно, которого тут нет.

Связи всё равно не было, она просто тут не ловила. А доступ к внутренним сетям базы мне так и не предоставили.

Открыв тяжелые, налитые свинцом веки, я бросил взгляд на экран. Половина двенадцатого дня. Спал я, выходит, совсем немного — несколько часов максимум. И всё равно было странно: не помню самого момента, как провалился в сон. Значит, усталость взяла своё.

Пошарив рукой по полу, я нащупал рюкзак. Выудил оттуда блистеры с таблетками, привычно выбил несколько штук в ладонь и, закинув в рот, запил парой мощных глотков из стоявшей рядом бутылки.

Не успел допить воду, как за дверью раздался вежливый, но очень настойчивый стук.

— Александр, вас ждёт у себя Лаврентий Павлович. Одевайтесь, мы проводим вас до лаборатории.

Голос был сухим, нейтральным. Видимо, кто-то из местных младших офицеров.

— Уже иду. — буркнул я, вставая с кровати.

Накинув кроссовки, я, как был в джинсах и кофте, так и направился к двери, потирая шею. Тело ещё ныло после сна, а в голове звенели отголоски разговора с родителями.

Лаборатория встретила меня слабым и неизменным запахом озона. Чуть поодаль от входа тарахтела вентиляция. В дальнем углу, у основного контрольного пульта, стояли Лаврентий Павлович и Марков, погруженные в оживленную беседу. Они настолько были заняты обсуждением, что даже не обратили на меня внимания.

Я не стал терять времени. Пройдя вдоль стенки, юркнул за небольшую ширму, где переодевался в прошлый раз. Там, аккуратно развешанный, меня ждал новый костюм — не уверен, был ли он тем же самым, но на вид выглядел чистым и целым.

Скинув свою повседневную одежду, которой не помешала бы стирка, я взял в руки новое облачение. На ощупь ткань была гладкой, тянущейся, с лёгким холодком. Это радует, значит его до меня не носили. По крайней мере сегодня.

Быстро натянув новый костюм, я вернулся к капсуле, затаившись в ожидании начала процедуры. Вокруг суетились тихие лаборанты, собранные, словно хорошо отлаженные механизмы. Где-то сбоку мелькали другие ассистенты, деловито перебрасываясь короткими фразами.

А Лаврентий Павлович всё ещё был занят, что-то оживленно обсуждая с Марковым у дальних терминалов. Они полностью игнорировали моё существование.

Прошло добрых десять минут.

Я усмехнулся про себя: "Позвали как на пожар, а теперь сами расставляют костры."

Но вслух, конечно, ничего не сказал. Лучше молчать. Мало ли как они отреагируют на мою попытку пошутить. Не посмотрят на договоренности, и все. Поеду лес валить.

Наконец, оживленный голос раздался через зал. — О! Александр, вы уже здесь! Прекрасно, просто великолепно! — суетливо и неожиданно радостно закричал Лаврентий Павлович, бросив в мою сторону такой взгляд, будто я был недостающим элементом великого эксперимента за который ему светит, как минимум, нобелевка. Его радость была слишком искренней, чтобы казаться безопасной.

Учёный, подпрыгивая на месте, подошёл ко мне вприпрыжку, изредка поправляя свои сползающие на нос очки.

— Пожалуйста, не будем терять ни секунды! — он резко махнул рукой в сторону капсулы, как дирижёр, отправляющий солиста на сцену. — Прошу вас, занимайте своё место!

Капсула медленно раскрылась, словно огромное металлическое цветение. Полупрозрачный гель внутри мерцал, будто манил в свою бездну.

Я молча подошёл, подавляя лёгкое волнение.

"Всё нормально. Второй раз уже не так страшно…" Хотя что-то внутри тихо подсказывало: в этот раз будет совсем по другому.

Разместившись на постаментах, я вновь ощутил, как вязкая, плотная субстанция начинает обволакивать тело, проползая под костюм, проникая в каждый изгиб. Было странное ощущение: словно падал в густую воду, которая не отпускала, но и не давила.

Два лаборанта уже ждали меня: один быстро и профессионально начал крепить на моё тело датчики, считывающие нейронную активность и параметры организма. Второй осторожно подвёл дыхательную трубку к моему лицу и зафиксировал её. Тонкая пластиковая линия обожгла губы холодом, прежде чем плотно заняла своё место.

— Спокойно, спокойно… — бормотал Лаврентий Павлович, ловко скользя пальцами по голографическим панелям рядом с капсулой. Его голос дрожал от возбуждения. — Всё идёт идеально… Просто идеально!

Панель передо мной ожила: на ней замерцали строки базовых системных проверок. Сердцебиение. Давление. Нервная активность. Все показатели пульсировали ровным, зелёным светом.

"Стартовая готовность подтверждена."

— Александр. — голос учёного зазвучал уже более официально. — подтверждайте физическую готовность к погружению.

Я легко нажал кнопку на постаменте под правой рукой. Ответ мигнул зелёным огоньком.

— Отлично! Теперь ментальную готовность. — Лаврентий Павлович взглянул на меня поверх очков. — Помните, фокусируйтесь на желании взаимодействовать, а не сопротивляться.

Я закрыл глаза, собираясь мысленно. Представил перед собой открывающуюся сеть: бесконечную, сверкающую, манящую своими возможностями. Сконцентрировался на лёгком принятии.