Земля: Начало (СИ) - Ран Михаил

По инструкции я должен был подтвердить готовность. Правая рука медленно нашарила небольшую кнопку, встроенную в опору. Нажал.

Сквозь стекло я увидел, как Лаврентий Павлович поднял большой палец вверх. Улыбки на его лице не было, только холодная сосредоточенность.

Он отвернулся, сделал несколько пасов руками над панелью, и я почувствовал, как всё вокруг меняет плотность. Гель будто загустел ещё сильнее. Воздух стал тяжелее. Мир замедлился.

Первое ощущение было странным: словно падение, но без движения. Тело дрожало в слабых вибрациях, казалось что я одновременно растворяюсь и сжимаюсь в точку.

В голове мелькнула мысль, как последний проблеск разума перед провалом: "А что, если я проснусь уже в другом месте?"

В ушах хрустнуло — короткий, мерзкий треск.

И меня утянуло вниз, в темноту.

Глава 29

Тестовая работа с капсулой закончилась, а вместе с ней исчезло и то странное ощущение всевластия, которое до сих пор гудело где-то на границе сознания. Я снова оказался в выделенном мне жилом блоке — маленьком прямоугольном мирке, где стены за проведенные сутки уже стали привычными и родными.

Впечатления… Странные. Словно ты не просто подключаешься к сети и работаешь с машинами. А сливаешься с ней, становишься частью самого кода, который раньше казался чем-то далёким, холодным и беспристрастным. А теперь он был живым, податливым. На несколько мгновений охватывало ощущение, что я слышал и чувствовал его дыхание.

Мысль была инструментом. Мысль чувствовалась рукой.

Тянется, цепляется, перестраивает строки кода так же легко, как перетаскивать папки на рабочем столе. Дико? Безусловно. Но от этого настолько прекрасно.

Я поймал себя на том, что улыбаюсь, прокручивая в голове воспоминания. Простейшие тестовые задания, которые ученые выдавали с таким энтузиазмом, показались детским конструктором. И совсем не вызывали сложностей.

Лаврентий Павлович подбрасывал всё новые "песочницы", а я как послушный ребёнок собирал эти миры из строк, переписывал алгоритмы и наблюдал, как они меняются в реальном времени на тестовых стендах, сопровождающих меня по “ту” сторону. Интересно, а насколько развиты технологии у пришельцев? Работают ли они со своими сетями так же?

О тех "ощущениях", о которых он говорил до эксперимента. Тут все прозаично и просто. Я совсем ничего не почувствовал. От этого наступало какое-то замешательство. Но, кажется, ученый был просто в восторге, и просто излучал уверенность в последующих испытаниях.

Он весь светился, когда мы выходили из зала. Даже пританцовывал, чертя носками по холодному полу замысловатые узоры, как будто хотел скрыть это глупое ликование. Видимо, каких-то успехов достичь удалось ещё с самого начала.

Но подробностей он пока мне не раскрыл, ссылаясь на то, что скоро я сам все узнаю.

Только снова упомянул те "объекты на орбите" — таинственные, как его улыбка, и столь же неуловимые для моего понимания. Помнится он сказал, что следующий раз будет особенным.

А сам этот следующий раз должен быть вот-вот, в ближайшее время. Иронично — в день моего рождения. Если бы кто-то несколько месяцев назад сказал мне, что главным подарком станут внеземные технологии, которые я смогу использовать для работы с какими-то странными системами… я бы рассмеялся и покрутил пальцем у виска, сразу выдавая оратору несколько номеров психотерапевтов.

Но теперь, как любитель техники со стажем, я мог бы назвать это лучшим подарком из всех возможных.

В этот "особенный" день осталась тень, которая никак не хотела отступать. Хоть меня сильно не ограничивали в движениях и перемещениях по их базе. Но Серёжу я так больше и не смог увидеть. Последний раз, вчера вечером, издалека наблюдал, как его увозят куда-то на медицинской каталке в сопровождении шести охранников и медицинского персонала.

Вообще мало кого видел за последние дни. Только Лаврентия Павловича и Артема Артемовича.

Коридоры в этой части жилых блоков были пустынными, а разговоры, если и случались, то были отрывочными, как короткие сны, которые невозможно вспомнить утром.

Наверное, я должен был испытывать раздражение или тревогу, но вместо этого внутри всё гудело какой-то тихой хандрой.

Будто в голове выключили свет, оставив лишь тусклое дежурное освещение.

После душа, когда вернулся в свой блок, меня ждал "праздничный" завтрак: пара тонких кусочков чёрного хлеба, безнадёжно зачерствевших по краям. Каша… что-то среднее между перловкой и чем-то близким к картону, но хотя бы она была горячей. Несколько сырников, упрямо теряющих форму. И чашка чая. Горячего и дымящегося. И, чёрт возьми, я был уверен, что сахара в нем нет совсем!

Усевшись на краешек койки, поставил поднос на колени и пару секунд смотрел на этот скудный натюрморт, пытаясь поймать себя на правильной эмоции. Например, на радости. Или хотя бы на благодарности. Но это выходило плохо.

Долго размышлять над смыслом происходящего у меня не было ни сил, ни желания. Просто взялся за еду.

Чай оказался единственным, что не вызывало внутреннего протеста от моего желудка — горячий, терпкий, он будто вытягивал остатки сна из моего тела. Каша, как и думал, оказалась безвкусной, вязкая масса больше напоминала строительный раствор, которым скрепляют газобетонные блоки. Сырники просто таяли под вилкой теряя свою округлую и аппетитную форму.

Я почти прикончил завтрак, когда раздался стук в дверь. Глухой, короткий. Из-за чего внутри все рефлекторно сжалось.

— Проходите. — мой голос прозвучал гулко, отразившись от стен.

Дверь открылась почти сразу. На пороге стоял Марков. Не в своем привычном строгом костюме, сегодня он был одет легче: черная кожаная куртка, тёмно-синяя рубашка без галстука и классические джинсы. Чуть менее официальный, но всё такой же собранный. Как будто и сон, и усталость для него были мифами.

— Доброе утро, Александр. — сказал он нейтральным тоном, окидывая взглядом комнату. — Как вам спалось?

— Спасибо, нормально. — ответил я быстро. И, не теряя времени, задал вопрос, который действительно меня сейчас волновал. — Скажите, могу ли я увидеть Сергея?

Марков прикрыл за собой дверь и направился к стулу у стола. Сел, не дожидаясь приглашения, и поставил на колени свою поклажу.

— К сожалению, нет. — ответил он, открывая замок на дипломатe. Его движения были размеренными, как у хирурга перед операцией. — В соответствии с нашим соглашением, Сергей проходит интенсивное лечение. Сейчас он в медблоке. Доступ к нему ограничен только врачами и сопровождающими охранниками.

Его голос был холодным, без лишних интонаций. Просто констатация фактов. Права на обсуждения которых его собеседники не имели.

Я стиснул зубы. Было желание задать еще десяток вопросов, но вынужденно сдерживал себя в руках. Знал — всё бесполезно.

— Хорошо… — выдохнул я. — А можно хотя бы позвонить родителям? Они будут меня сегодня искать.

— Конечно. — вдруг легко согласился Марков, словно это было само собой разумеющееся. — Тем более сегодня у вас особенный день. Он усмехнулся уголком губ.

— Двадцать девять лет, как-никак. С днём рождения, Александр.

Я моргнул, не сразу сообразив, как реагировать на его поздравление.

— Спасибо… — выдавил я в ответ, ощущая странную пустоту внутри. Как-то по-детски я всё еще ждал от этого дня… чего-то большего, и совсем другую компанию.

Марков кивнул, продолжая рыться в дипломате. Бумаги шуршали в его руках, создавая странный фон, на котором мои мысли плавали, теряя опору.

Я взял кружку с остатками чая и сделал мелкий глоток. Жидкость остыла, но всё равно приятно обволакивала горло.

Марков между тем вытащил небольшой черный телефон и положил его на стол передо мной.

— Когда будете готовы, можете набрать. Только родителям, Александр. — он пристально посмотрел мне в глаза. — Мы всё-таки заботимся о вашей безопасности. И об их тоже.