Земля: Начало (СИ) - Ран Михаил

Комната, в которой я находился, была скромной: типичный жилой блок при базе. Небольшое пространство, обшитое бледными панелями, с единственным вентиляционным выходом под потолком. Металлическая кровать, застеленная тонким серым покрывалом, старенький стол с парой встроенных розеток и скрипучий стул. На стене размещен тусклый экран терминала, который, кажется, давно не видел обновлений. Даже в воздухе витал лёгкий привкус машинного масла и уставшей электрики.

На фоне этой тишины стук в дверь прозвучал как раскат грома.

— Да, входите, — отозвался я, садясь на край кровати.

Вошёл Марков. Высокий, собранный, словно сделанный из той же холодной стали, что и стены вокруг. В руках тот же чёрный дипломат, что и до этого. Он ловко перебрасывал его с одной руки на другую.

— Александр, доброе утро. — его голос был привычно ровным, без эмоций. — Вы проспали целых семнадцать часов. Честно, не ожидал, что вы вообще сможете уснуть у нас.

Я протёр лицо ладонями, стараясь хоть как-то согнать остатки липкой сонливости.

— Товарищ майор, вы что-то хотели? — спросил я прямо, хотя и так догадывался, о чём пойдёт речь.

Марков кивнул, словно подтверждая мои догадки. Он неспешно подошёл к стулу у стола и опустился на него, закинув ногу на ногу. Движения — точные, экономные, как у человека, привыкшего к постоянному контролю над всем вокруг.

— Хотел узнать, что вы решили относительно нашего вчерашнего разговора. — наконец произнёс он, слегка прищурив глаза.

Я коротко усмехнулся. — А что тут решать? — пожал плечами. — Думаю, вы и без меня всё прекрасно понимаете. В целом, я согласен… Но есть пара условий.

Марков не удивился. Его лицо осталось каменным, словно вырубленным из мрамора. Он чуть склонил голову набок, показывая, что слушает.

— О каких условиях идёт речь? — спросил он спокойно, но с таким напряжением в голосе, что в комнате ощутимо потяжелел воздух.

Я выдохнул и посмотрел ему прямо в глаза.

— Во-первых: никаких вмешательств в жизни моих родственников. Ни юридических, ни физических. Во-вторых: ни в коем случае не трогать родных Сергея и Риты. И в третьих: вы обязуетесь заняться лечением моего друга. Серьёзно. Не просто "посмотреть", а реально помочь ему. Потому что то, что с ним происходит… не нормально.

Комната на миг словно застыла. Где-то в коридоре за дверью глухо прошёл один из служащих.

Марков чуть прищурился, а затем после короткой паузы кивнул.

— Эти условия приемлемы. — коротко сказал он. — Ещё что-то?

Я хотел было добавить что-то про честность, про права, но тут же был перебит спокойным, почти ленивым голосом майора.

— Всё остальное у вас либо уже есть… либо вы сами себе возьмёте. — В уголках его губ мелькнула призрачная улыбка, едва заметная, но очень красноречивая.

Он поднялся с места, аккуратно подбирая дипломат с пола.

— Пойдёмте. Думаю, вы захотите закрепить наши договорённости документами.

— Совершенно верно. — отозвался я и, поднявшись, машинально поправил мятую одежду.

Мы молча вышли в коридор, где за тусклыми лампами и стальными стенами начинался новый виток моей жизни — уже официальной, зафиксированной подписями, печатями и… клеймом обязательств.

Помещение, где стояла капсула, сейчас напоминало операционную, нежели научную лабораторию, как раньше. Свет был приглушённым, звуки раздавались глухо, словно стены сами убирали лишние звуки… По углам добавились тонкие стеллажи с оборудованием, мерцающим синими и зелёными огоньками. Воздух был натянут, как струна, пахло пластиком и чем-то… нервным.

Я стоял в центре зала, облачённый в облегающий костюм цвета тёмного графита, что-то среднее между термобельём и водолазным костюмом. Материал странно холодил кожу и неприятно скользил при движении. Передо мной возвышалась сама капсула — массивная конструкция, она мерцала в полумраке, источая лёгкое свечение из стыков нижних панелей.

— Александр, помните, это тестовое подключение. — в который раз напомнил Лаврентий Павлович, склонившийся над одной из контрольных панелей. Его пальцы бегло касались датчиков, внося последние коррективы.

— Помню. — отозвался я сдержанно. — Инструктаж у вас был такой подробный, что его можно было в подушку зашить.

Учёный фыркнул, не отрываясь от работы.

— И ещё кое-что… — протянул он, поднимая палец и поправляя сползшие очки. В его движениях сквозила нервная аккуратность. — Вы можете ощутить странное покалывание. И лёгкую дезориентацию. Это нормально. Не пугайтесь.

— "Можете"? — переспросил я, насторожившись на этой странной формулировке.

Лаврентий Павлович замер на мгновение, задумчиво почесал подбородок. Его лицо стало серьёзным, даже немного тяжёлым.

Неспешно подойдя ближе, он сунул планшет под мышку и, чуть понизив голос, сказал:

— Дело в том, что это ощущение появляется не у всех. Те, кто чувствует покалывание… — он задумался, подбирая слова. — Чаще всего не проходят полную синхронизацию. В конечном этапе их сознание отвергается.

Он отступил к панели, продолжая краем глаза следить за мной.

— То есть… — я усмехнулся. — Если начну ощущать что-то странное, это… плохой знак?

— Плохой — не совсем правильное слово, — буркнул учёный, постукивая пальцами по панели. — Скорее… тревожный. Но не фатальный.

Я глубоко вдохнул. Воздух показался слишком тяжёлым, как перед грозой.

— Вы готовы? — раздался его голос, чуть глухой, будто сквозь ватную стену.

Я провёл ладонью по лицу, пытаясь стряхнуть нарастающее напряжение. Сердце билось ровно, но внутри уже что-то дрожало — тонкое, едва ощутимое.

— Готов. — ответил я, подходя ближе к капсуле.

Лаврентий Павлович кивнул, нажал на одну из кнопок. С тихим шипением створки капсулы разошлись, выпуская наружу холодный стерильный воздух.

— Тогда, Александр, добро пожаловать в новый уровень реальности. — сказал он почти торжественно.

И хотя его голос звучал спокойно, я отчётливо чувствовал: сам Лаврентий Павлович был не менее напряжён, чем я.

Погружение началось.

Гель был густым, тягучим, почти живым. Его прохладная масса с шорохом обволакивала кожу, пробираясь под костюм, сдавливая тело равномерным давлением. Я медленно устроился на закрепленных внутри капсулы постаментах — опорах, которые поддерживали спину, ноги и голову, чтобы равномерно распределить вес.

По бокам копошились помощники Лаврентия Павловича. Двое в одинаковых серых комбинезонах, с сосредоточенными лицами. Один из них ловко прикреплял к моим предплечьям маленькие круглые датчики. Другой возился у грудной клетки, подключая сенсоры, что, по их словам, будут отслеживать активность моего организма.

Я лежал спокойно, чувствуя, как гель постепенно закутывает меня, словно в кокон. Вся капсула, снаружи напоминающая скрещённую скорлупу металлического яйца, внутри была оборудована с пугающей функциональностью. Ни одной лишней детали, ни одной лишней линии.

— Сейчас доставим дыхательную трубку. — голос одного из техников прозвучал как-то слишком буднично.

Я только кивнул. Вскоре кто-то аккуратно вложил мне в рот лёгкую трубку, обрамлённую силиконовыми насадками, и плотно зафиксировал её ремешками к подбородку. Дышать стало легче, но мысль о том, что вот сейчас меня окончательно закроют в этом технологическом саркофаге, вызывала нервную дрожь где-то в подреберье.

“Оператор…” — эхом прокатилось в голове. Так они называли тех, кто погружался. Но почему-то это слово звучало куда более пугающе, чем "испытуемый" или "участник эксперимента".

Пока я подгонял себя к спокойствию, над головой начали мигать индикаторы. Через полупрозрачную стенку капсулы я увидел, как Лаврентий Павлович и его ассистенты обменялись короткими репликами. Их слова тонкими обрывками долетали до меня сквозь толщу геля.

Наконец, сам учёный склонился к пульту, и нажав несколько сенсорных клавиш, заговорил: — Александр как самочувствие? Слышите меня?