Ну, как же, помню из уроков истории об этой легендарной персоне. На каждой планете найдётся городок с таким названием. И из жизни в Пантеоне помню. Кажется, он построил первый корабль как раз между изобретением радио и запуском первого ядерного реактора. О других подробностях история умалчивает. Тёмные века.
— А что случилось? — спросил я. — Почему всё в упадке?
— Послевоенная разруха, — пожал плечами Семёныч. — Денег не стало. А с тех пор как на имперский акведук пираты грузовую баржу уронили, так тут теперь жизни и вовсе нет, без воды-то. Ну, все и разъехались. А пиратским родам из Княжьего Порта процветающая Гербера ни к чему. И так дети старых дворянских родов к ушкуйникам простыми абордажниками идут от безысходности. Другого достойного дела им здесь нет.
Вото оно как. Ничего себе повороты внутренней политики. Впрочем, стоило ожидать.
— А ты, Семеныч, сколько тут уже исполняешь обязанности? — спросил я.
— Двадцать лет скоро, — отозвался Семеныч отпирая двери в башню связи.
— Ого, — поразился я. — Ветеранский срок почти отмотал!
— Так это уже второй, — усмехнулся Семёныч. — Краснознаменный вакуумно-пехотный полк имени принца Александра, от звонка до звонка, выслужил.
Точно. А должность эту типа хлебную Семёныч по ветеранской квоте и получил. Кто-ж тебя так в армии-то невзлюбил Семёныч, что отправил тебя мести песок в пустыне? Хуже, наверное, только снег на ледяных спутниках мести.
Между тем Семёныч установил связь:
— Восточная Гербера, космодром Королёв говорит.
— Слушаю вас, Королёв.
— Лоханку часом не теряли?
— Вот чёрт! Он рядом с тобой свалился? Видишь их? Выжившие есть?
— Танцуй рванина, все живы, даже пузо не поцарапали. Сели прямо на космодром, ждут помощи.
— Семёныч! Я тебя поймаю и, расцелую, несмотря на то, что ты борода небритая! Высылаем транспорт! Их тут ищут уже все.
— Ждём, — отозвался Семёныч и прервал связь. — Ну вот, скоро вас отсюда и вытащат. Пошли, народ обрадуем.
Пока мы ходили, ветер нанес на бетон заметные барханчики.
— Тяжело здесь, на космодроме одному-то? — прищурился я.
Семёныч плечами только пожал:
— Двадцать лет я его подметаю, — Семёныч пожал плечами. — И ещё двадцать буду, если придётся. Порядок — есть порядок. Космодром должен быть готов принимать корабли.
— Так получается, это ты нас спас, Семёныч, — вдруг понял я. — Если бы ты эту полосу не расчистил, разбились бы мы сегодня в пустыне — вот и всё.
— Да ладно, скажешь тоже, — отмахнулся он. — Кто там сажал эту развалюху, вот зверь — человек, без нервов. Я-то видел. Я бы так не смог.
— Ха! — усмехнулся я. — Спасибо на добром слове.
— Так это ты, что ли был? — нахмурился Семёныч. Потом улыбнулся: — Ну, летаешь ты точно как бог, Александр. Могуч.
— Стараюсь. — усмехнулся я. — Очень жить хотелось.
— Если человек жить хочет, его ничто не остановит, — рассудительно заметил начальник космодрома.
— Вообще, — заметил я. — Тебе за это дело имперское достижение положено, Семёныч.
— Может и положено, — Семёныч пожал плечами. — Только это полным имперским служащим, положено, а я тут просто обязанности исполняю. Обойдусь. Я уж несколько лет забесплатно тружусь, имперской валюты никто не присылает.
Я внимательно посмотрел на этого упертого мужика. Явно с самых низов выбился, землю драл, пробивая себе путь. Человек, на которого можно положиться, надежный и верный, соль Империи.
Он и без награды обойдется.
Но я не обойдусь.
Я обязан наградить Семеныча, хотя бы за то, что он принца крови спас, то есть меня лично. Имею право. И имею намерение. Он не только меня спас, он всех этих людей спас.
Я довольно легко по запросу в административную базу космодрома определил зарплатный счет Семеныча и перевел ему половину полученных имперок — пятнадцать тысяч. Может, Империя всего и не замечает. Но я это видел, и награды это достойно.
Семеныч вдруг встал на месте, Илья чуть в спину ему не врезался.
— Случилось что, Семеныч? — равнодушно поинтересовался я.
— Я премию получил, — глухо произнес Семеныч.
— Так это же хорошо?
— Из наградного фонда принца Александра Леонова, — выговорил Семеныч. — А такой фонд есть, что ли?
— Ну, значит есть, — я похлопал Семеныча по плотному плечу. — Вот видишь. Империя все видит.
— Выходит, что так, — медленно произнес Семеныч и с подозрением поднял глаза к небу. Словно оттуда за ним кто-то мог зорко наблюдать.
А я сам тут же получил достижение «Награждающий», Первого уровня'. О как. Ещё достигушка. Неплохо! Что-то я сегодня прямо разошёлся.
Октавия ждала меня у входа в зал ожидания. Ого, даже больного покинула.
— Чего-то ждешь, Октавия? — крикнул я еще издалека.
— Где вы были, господин рыцарь?
— Беспокоишься за меня? — усмехнулся я. — Зря. У меня все под контролем.
— Не смею сомневаться, господин рыцарь, — скептически скривила бровь Октавия.
Семёныч искоса глянул на Октавию и бросил:
— Хороший у вас андроид, рыцарь Александр. Дорогой.
— Так и есть, — отозвался я. — Не жалуюсь. Хотя бывает той ещё врединой.
А Октавия вдруг насторожившись замерла на месте.
— Господин рыцарь, — произнесла она. — Внимание. Наблюдаю неустановленный органический объект. Быстро приближается.
Я резко развернулся на месте и увидел, что Октавия права.
Вот блин!
Глава 4
Тысяча наследных принцев
Я обернулся, увидел приближающуюся опасность и усмехнулся.
Это оказался тот самый броненосец, что притворялся дохлым на бетоне космодрома. И теперь вполне живо ковылял прямо к нам, явно с недобрыми намерениями вымутить у бестолковых человеков чего вкусненького.
— Ага. Вот оно что, — усмехнулся я. — Ложная тревога. Местная живность пожаловала.
Зверушка клацая когтями по бетону перебралась в тень отбрасываемую неподвижно замершей Октавией и завалилась там на бок, тяжело дыша. Устал и запарился бедолажка. Октавия настороженно покосилась на него и брезгливо отодвинула ногу:
— Это ещё что?
— Это местный, — определил я. — Эндемик. Герберский хамелеоновый броненосец. Вроде был когда-то вымирающий вид.
— Ага, как же, — буркнул Семеныч. — Вымрет он. Эта сволочь ещё нас всех переживет. Всю изоляцию мне с проводов сгрыз… Ладно хоть самец, держит территорию, а то бы они тут расплодились и живьём меня съели.
Зверек, уловив что говорят о нем, приподнял забавную лопоухую голову и уставился на нас глазами-бусинками. Цвет чешуи на его теле медленно менялся с песочного на белый цвет бетона под ним.
— Он опасен для автоматов? — настороженно поинтересовалась Октавия.
— Ещё как, — сварливо отозвался Семеныч — Всю технику мне попортил, всё сгрызть пытался, а что не сгрыз, то поцарапал. Да ты его не бойся, солнышко, пинай сразу, прям от души. Он хоть и крепкий, да легкий, гордая птица. Пока не пнешь — не полетит. Если долбанешь его посильнее, станет фиолетовым.
— Не надо никого долбать, — предупредил я. — Зверушка прикольная, у меня в детстве одно время такой же был.
Октавия настороженно следила за зверьком.
— Он мне не нравится, — проговорила она наконец. — Какой-то он странный, эндемик. Не удивлюсь, если он оставляет радиоактивный помет.
— Это запросто, — усмехнулся Семеныч. — Лично видел, как он ракетное топливо лакал.
Потом Семеныч выпрямился, прищурился глядя в даль:
— Так. А это, похоже, за вами едут.
И Семеныч был, конечно, прав. На поле космодрома ворвалась стая взметающих за собой пыль глайдеров. Это неслись близкие наших пассажиров, добравшиеся сюда личным наземным транспортом. Они кучей запарковались у зала ожидания, из которого высыпала им навстречу толпа пассажиров, и две кучи людей смешались.
— Ну, начинается, — усмехнулся Семеныч.
Из понаехавшей толпы выскочила жена Ильи, кинулась ему на шею, зарыдала:
— Илюша! Живой! А нам уже сказали, что вы разби-и-ились!
