Будни феодала (СИ) - Говда Олег Иосифович

* * *

«Деревня Маслов Брод принадлежит полковнику Золотаренко. Войско Запорожское. Жителям нет до вас никакого дела. Ходят слухи, будто семьи погорельцев, которых недавно приютил староста, с нечистью знаются. Припозднившиеся с гулянья парочки уже несколько раз видели, как к ним в избу после полуночи кто-то шастает».

Спасибо. Значит, адресом не ошибся.

— Разбивайте лагерь, я к старосте. Вернусь — будем совет держать. Вы двое… — позвал недавних джур, — со мной.

Свита не для солидности нужна, как принято считать, а чтоб всегда был под рукой посыльный. Мало ли, что-то кому-то сообщить надо или срочно позвать, не самому ж бегать. А до мобильной связи еще не одно столетие… Да и кабыздохов отгонять, чужаков не признавших, атаману тоже не почину. А я должен быть солидным, как новенький червонец… М-да, не впечатляет сравнение. Твою ж краснознаменную, какая инфляция произошла, чтобы такую шикарную цитату убить напрочь. И даже замена червонца на пять тысяч «амурских муравьев» ее уже не воскресит.

Староста Маслова брода занимал привычное рабочее место каждого сельского начальника — скамейку перед своим домом. А солидная горка шелухи под ногами указывали, что трудится староста аж с самого утра.

— Доброго дня, пане… — встать не поленился и даже шапку снял.

Ну, так и я за последнее время прибархлился неплохо. Приобрел новенький жупан с кольчужной подкладкой, богатые сапоги из желтой телячьей кожи. За широким кушаком — солидный пистоль, дорогая сабля. Гусарский шлем за мной один из новиков несет. У второго в руках казацкое копье, но не простое, а с подвязанными возле жала парой цветных лент. То ли — для баловства, то ли — вместо бунчука. Сразу и не разберешь.

— И тебе того же желаю. Ты здешний староста будешь?

— Я, ваша милость, — еще раз поклонился тот, но шапку надел. Как бы подчеркивая некую официальность дальнейшей беседы. — Уже почти третий десяток, как общество избрало. А ты, пане, кем будешь, если позволено спросить?

— Спросить дозволено, а отвечать или нет, с этим погодим, — раздул я щеки. — Как разговор пойдет. Поймем один другого, можно и представиться. А нет — разойдемся и забудем, что виделись. Согласен?

Такой подход старосту впечатлил.

— Да, ваша милость. Смекаю, не просто так вы мимо нас проезжали. И не коней напоить свернули.

— Правильно смекаешь… Важное у меня дело, поэтому спрашиваю, кто в деревне верховодит? Сам все решаешь или еще кого для разговора позовем? Чтобы языком напрасно не мести?

Староста поглядел внимательнее, затылок поскреб. Потом — подбородок.

— Вообще-то, до сих пор слушались, но… похоже, в этот раз закавыка посложнее встанет. Эй! Малой! — окликнул первого попавшегося на глаза мальчугана. — Мухой в кузницу! Скажи Степану, чтоб бросал все и к нам шел.

— Погодь! — остановил я паренька. Приходилось в кузнице работать и я отлично знал, что если заготовка в огне, хороший кузнец даже Смерть, пришедшую за ним, пошлет куда подальше. И не выйдет из кузницы, пока работу не закончит. Пережечь железо дело не хитрое, переделать сложнее.

— Думаю, староста, нам с тобой немного прогуляться не помешает… Засиделись оба… — кивнул на шелуху. — Чего зря человека от работы отрывать? Заодно, гляну что за мастер и спрошу, сколько возьмет, чтобы всем лошадям подковы поправить.

— Это можно, ваша милость, — согласился староста. — Степан работник золотой. Пока никто не обижался. Он в Черкассах на оружейника обучался, да только денег на вступление в цех не хватило. А в подмастерьях еще на три года оставаться не захотел.

Кузница, как водится, стояла за околицей. Оно и вонь не так донимает, и огонь, если что, не село перебросится. Небольшая, задымленная до черноты, но аккуратная, ухоженная. Перезвона молотков и буханья тяжелого молота не слышалось, да и дымок над дымарем не вился. Это хорошо, не придется ждать.

— Эй, Степан! Покажись людям! — окликнул кузнеца староста.

Изнутри послышались тяжелые шаги и в дверном проеме показался мощный детина. Плечи аккурат как створка. Голова повыше притолоки. Хитер старик. Такая поддержка, разом решит все споры в пользу единомышленника.

— Чего звал, староста?

— Разговор имеется. Выходи, выходи… не обидим.

Кузнец пожал плечищами, мол, да я не против — можете попробовать, если здоровья не жалко. Но наружу вышел, вытирая руки о кожаный передник.

— Если разговор долгий, то пойдем в тень…

Неподалеку от кузницы росла старая груша. Раскинув толстые ветви, что шатер. К стволу был придвинут небольшой стол и несколько чурбаков.

— Присаживайтесь, угощайтесь, говорите…

Кузнец исполняя обязанности хозяина быстро наполнил из кувшина чем-то пенным три кружки и от пил из одной. В кружке оказался чуть забродивший ягодный взвар. Кажется, его еще морсом называют. Точно не знаю.

— Теперь можно, ваша милость,— сообщил староста, имея в виду, что в такой компании мои слова уже не пропадут зря.

— Хорошо… Слушайте… Новость у меня для вас не так чтоб очень плохая, но неприятная. Проведали лазутчики ляхов, что в Масловом броде прячет родных сам Хмель. И всем воеводам король повелел отыскать наемников среди православного воинства, которые взялись бы деревню сжечь, а семью гетмана извести.

— И это ты, ваша милость, считаешь не очень дурной вестью? — всплеснул ладонями староста. — Какая же тогда — плохая?

— А то, что Смоленский воевода Юрий Обухович, такого человека уже отыскал, подговорил и к вам направил.

Староста буквально подпрыгнул.

— Где ж такой Иуда нашелся?! Знаешь его, ваша милость?

— Как не знать, если он перед тобой сейчас сидит…

Староста онемел, а кузнец — напротив. Увалень увальнем, а метнулся ко мне, как молния. Хорошо, я ждал этого и был готов. Он еще только приподнимался, а я уже завалился на бок и пистоль выхватил.

— Тихо. Без глупостей. Староста, угомони Степана. Он, конечно, крепкий, но пуля и быка уложит. Пораскинь мозгами — стал бы я вам открываться, если б со злым умыслом пожаловал?

Взгляд старика стал более осмысленный.

— Гм… Верно. Ты… это… Степушка… сядь, Христа ради. И не скачи, аки пардус взрыкивающий. А ты, ваша милость, чем людей пугать, лучше обскажи все за порядком.

— Так я и рассказываю… — первый раунд мой. Отхлебнул еще с кружки и продолжил. — А издалека начал, чтоб вы поняли: то что предложить хочу, единственное решение.

Кузнец, похоже, вообще многословием не страдал, а староста промолчал — проникся, значит.

— Маслов брод придется сжечь.

— Помилуй Бог, ваша милость! — вскричал старик. — Это как же?!

— Так, чтоб и сомнения ни у кого не зародилось. Не обязательно все избы, но ту — где беглецы прятались — до основания. Уверен, лазутчики ляхов точно знают, где их поселили и… может быть, даже сейчас за деревней следят.

Староста беспокойно заерзал, явно борясь с желанием оглядеться.

— И если я уйду, ничего не сделав, — седмицы не пройдет, как Обухович о том узнает. Это, если у них почтовых голубей нет. И что сделает воевода? Правильно, пошлет других наемников. А те уже предупреждать вас вряд ли станут. Смекаешь?

Старик удрученно кивнул. Потом мысль мелькнула, и он вскинул голову.

— Не надо жечь! Я гонца к гетману отправлю, он охрану пришлет. Вот ляхи и не сунутся больше.

— Считаешь Хмельницкого глупее себя? — вздел брови. — Что ж он до сих пор этого не сделал? Объясняю… Во-первых, — скольких охранников будет достаточно? Полсотни? Сотня? Полк? Где их расселить, чем кормить? Во-вторых, — враг всегда сможет прислать воинов больше. Нападут ночью. Защищать деревню, вокруг которой даже частокола нет — все равно, что в засаду угодить. Все полягут. А в-третьих, — война близко, и нет у гетмана лишнего отряда казаков. Особенно таких, которым как себе верить можно. Десяток-два, может, и собрал бы из ветеранов и долечивающихся, но это ничего не изменит. Нет надежнее способа уберечь что-то ценное, как спрятать понадежнее.