Бескрайний архипелаг. Книга II (СИ) - Зайнетдинов Эльнар

Выжившие переглянулись с таким выражением лиц, будто им предложили станцевать кордебалет.

— А как это делается? — робко поинтересовался Давид.

До нас дошло с запозданием, что никто из этих болванов понятия не имел, каким образом осуществляется управление кораблём. Великолепно! Просто мать его за ногу великолепно! Построили судно, которое могло бы спасти наши задницы, но забыли маленькую деталь…

Я перевёл взгляд на берег. Через минуту-другую лагерь вспыхнет, как спичка. Ну а мы будем дрейфовать вблизи от берега, как идиоты, не способные поставить парус…

Никогда бы не подумал, что самый бесполезный человек во вселенной сможет нас спасти. Раджеш, мать его, Капур прямо на наших глазах превратился в какого-то пьяного матроса из старых фильмов.

Грязная белая рубаха с распахнутым воротом вылезала из-под потёртого кожаного жилета, заляпанного ромом и сажей. Широкие полосатые штаны выглядели засаленными и подшиты кое-как. Пояс затянут куском верёвки. На голове смятый треугол, сбитый набок, а под ним спутанные волосы. Шрам на всю левую щёку и повязка на глазу.

— Показываю один раз. Запоминайте, салаги! — вошёл в новую роль мимик.

Он ухватился за фал (трос для подъёма парусов) и дёрнул, проверяя натяжение.

— Сначала освободим парус! Живо, развяжите вон те штуки, риф-штерты (снасти для сворачивания парусов), пусть полотно будет свободным.

Двое выживших поспешно кинулись к снастям, сдёргивая узлы.

— Теперь за фалы! Встали в линию, держим крепко. По моей команде — тянем! — Мужчины переглянулись, взялись за канат. — Раз, два! Раз, два! — скомандовал он, задавая ритм.

Канат пошёл вверх, парус потянулся, сначала вяло, потом всё быстрее.

— Держать! Сейчас зафиксирую на кнехте! — Раджеш обернул канат вокруг деревянного столба, закрепляя.

Парус наполнился ветром, затрепетал, а затем расправился во всей красе.

— Тысячу акул мне в кровать, и что тут сложного?

Колоритный матрос задумался на секунду, а потом облизал палец и поднял его вверх. Пытался уловить направление ветра. Мгновением позже он взглянул на паруса.

— Кэп, — Раджеш обратился к Луи. — Бери курс по ветру, вон в ту сторону!

Наш лидер ловко крутанул штурвал, который располагался на кормовой палубе, и корабль уверенно устремился вперёд, к новым приключениям!

Глава 19

Когда шхуна отдалилась от острова на километр-другой, база вовсю полыхала. Чёртово пекло было видно даже отсюда. Языки пламени жрали постройки, словно голодные псы — брошенную кость. А ведь, твою дивизию, успел уже прирасти душой к этому лагерю. Каждый гвоздь, каждая доска через наши руки прошла. Кровью и по́том всё это строили. Но хрен с ним. Теперь мой дом — эта скорлупка, что качается на волнах.

Пятнадцать выживших из двадцати… и несколько бесполезных кусков шерсти. Вот и всё, что осталось от нашего отряда к девятому дню в этом проклятом Бескрайнем Архипелаге. Сегодня трое ребят остались там навсегда. Их кости теперь белеют среди пепла.

Адреналин ещё бурлит в крови, сердце колотится как бешеное. Но… Каждый раз, когда закрываю глаза, слышу, как Макс кричит что-то снизу и меня опрокидывает с камней. И этот звук… Господи.

Очень, мать его, интересно, что будет дальше.

Я поднялся на кормовую пристройку, где Луи управлял штурвалом с такой сноровистостью, будто с ним из чрева матери выполз. Если правильно понимаю, то прямо подо мной находится капитанская каюта. Его каюта.

— Что дальше по плану? Надо бы порядок навести.

Луи посмотрел на меня свысока.

— Полноте, любезный. После столь изнурительного дня отдых — наилучший советчик, — он нелепо поправил рукава, пальцы у него дрожали. — Следуйте за мной.

Мы спустились на палубу, где среди гор нашего наспех собранного хлама отдыхали соратники. Грязные, измотанные лица, запах пота и стресса. Кто-то закрыл глаза, кто-то тупо смотрел в никуда.

— Господа, честь имею просить вашего внимания, — Луи окинул собравшихся одобрительным взглядом и продолжил, выпятив грудь, как на параде. — Поздравляю! Судьба испытывала нас, но мы устояли — и теперь свободны!

Свободны? Я чуть не рассмеялся. Свободны от чего? От жизни?

— А посему, прежде чем предаваться заботам, предлагаю должным образом отметить столь славное событие, — его голос зазвенел фальшивым оптимизмом. — Дорогой Давид, будьте добры выделить в распоряжение компании бочонок рома и три комплекта провизии.

Часть выживших, для которых уважение к алкоголю было важнее памяти о погибших, взорвалась радостными криками. Я почувствовал, как во мне закипает ярость. Ощущал, как вены на шее вздулись.

Мой немой вопрос с языка снял Ганс.

— Капитан, «отмечать», говорите? — спросил он, явно сдерживая себя от резких слов. — Да это ж ближе к поминкам, чем к пирушке.

Кузнец сплюнул себе под ноги и сжал кулаки. Его обветренное лицо исказилось от гнева.

— Мы троих потеряли сегодня, а вы — за кубки. Совесть где?

Рядом с Гансом, по левое плечо, оказался Такеши. Японец, как обычно, молчал, но его чёрные глаза смотрели на Луи с таким холодом, что им можно было резать сталь. Я видел, как его рука медленно опустилась к поясу, на котором блестели метательные ножи.

Я встал справа от Ганса, презрительно оглядывая всех тех, кто ещё секунду назад одобрительно подкрякивал в ожидании пьянки. Мои пальцы непроизвольно коснулись рукояти пистолета. Не собирался стрелять, но… чёрт возьми, как же хотелось вбить немного уважения в эти пустые головы.

Луи осмотрел нас пронзающим взглядом. Таким неприятным, что кожа стала гусиной. Хрен знает как, но эти глаза сейчас вызывали во мне что-то похожее на страх. Видать, не любит наш лидер, когда ему говорят слово поперёк. Столько лет в спецуре, а такой взгляд видел только у контрразведчиков перед допросом с пристрастием.

Он медленно кивнул и сделал какой-то едва заметный магический пасс рукой, замаскированный под жестикуляцию. Многие бы пропустили эту мелочь, но мои глаза и высокое восприятие помогли распознать манипуляции. Кожа на загривке встала дыбом, когда почувствовал магическую вибрацию в воздухе.

— Безусловно, мой друг, ваша правда неоспорима, — едва слышно проговорил Луи, но через мгновение его голос раскатился, словно грохот артиллерии. — Моё сердце изранено не меньше вашего!

Он с силой дёрнул камзол обеими руками, и пуговицы соскочили, раскатившись по палубе с мелодичным звоном. Театральщина, мать её… но работает. Я видел, как менялись лица товарищей.

— Ганс, мы все скорбим, но скажите — к чему приведёт этот траур? — каждое слово Луи било, как выстрел снайпера. — Загляните вперёд! Видите ли вы там путь? Нет? И я не вижу. Но знаю одно: стоит нам поддаться отчаянию — и моря нас не пощадят!

Подсознательно одновременно восхищался и ненавидел его за умение обращаться словами. Челюсти стиснулись так сильно, что послышался скрип. Но даже я, с моим стальным сопротивлением к душевной чуши, начал поддаваться внушениям.

Слова лидера находили отклик в сердцах присутствующих. Ганс и Такеши, твердолобые как бронетранспортеры, виновато опустили головы. В них, да и во мне тоже, происходила нешуточная внутренняя борьба.

Давид подкатил бочонок. Глухой стук дерева по палубе отдавался в висках. Он скользнул взглядом по соратникам.

Луи сломил наши воли последней фразой:

— Клянусь, друзья мои, едва мы обретём пристанище, память о павших будет возвеличена, как того требует честь, — его голос стал мягким, как пуховая подушка. — А пока же умоляю вас — не позвольте унынию овладеть сердцами! Восстановите силы, ибо впереди новые рубежи, и встречать их нам следует во всеоружии.

Почувствовал, что злость уходит из меня, как воздух из пробитого колеса. Капитан знал, на какие кнопки жать. И самое поганое — я понимал это, но всё равно велся.

— Грусть не убежит, ещё и догонит, — хмыкнул Янис, доставая кружку из рюкзака. Его глаза были красными — то ли от вулканического пепла, то ли от сдерживаемых слёз. — Давай, Давид, налей по-человечески.