Тайна из тайн - Браун Дэн

Рядом с раковиной на полке Лэнгдон нашёл ручное зеркало, мастихин, миску для смешивания и стопку белых резиновых шапочек. Также он обнаружил три банки театрального грима UltraMud, на этикетке которых красовалось пугающее фото актёра с лицом, покрытым толстым слоем потрескавшейся грязи. Эффект был слишком знакомым.

Когда Лэнгдон окинул взглядом комнату, его внимание привлекло что-то светящееся в мусорной корзине под раковиной. Выглядело это как скомканная белая ткань, покрытая… кровью. Очень большим количеством крови.

Встревоженный, он вытряхнул содержимое корзины в раковину и тут же понял свою ошибку. В ней лежала смятая белая шапочка, испачканная грязью.

Не кровь, с облегчением подумал он. Под ультрафиолетом было трудно различить цвет.

Но, разглядывая шапочку, он заметил нечто блестящее — крошечное волокно на резине. Оно было настолько маленьким, что, не светись оно в ультрафиолете, Лэнгдон бы никогда его не увидел.

Этого не может быть…

Он осторожно подцепил предмет и поднёс к свету. Сомнений не было, но Лэнгдон не мог понять, что он делает здесь.

Это совершенно необъяснимо.

И вдруг его охватил внезапный страх. Разве что…

На своих лекциях о символизме Лэнгдон часто цитировал поговорку: Смена точки зрения часто открывает скрытую истину. Во многом именно эта идея определила его карьеру. Его способность смотреть на загадку под неожиданным углом не раз позволяла ему разглядеть то, что упускали другие.

Теперь же, рассматривая крошечный предмет между пальцами, он боялся, что как раз переживает один из таких моментов.

Потеряв равновесие от внезапного прозрения, Лэнгдон опёрся рукой на раковину. В своем воображении он видел все кусочки головоломки, которые собрал за день. И вдруг они рассыпались в воздухе, фрагменты перемешались и снова упали на землю. Постепенно картина в голове Лэнгдона собралась по-новому.

Господи… как я мог этого не заметить?

Мысль, возникшая перед ним, была почти немыслима, и все же он интуитивно знал — это правда. Как и всякая чистая истина, она объясняла все вопросы… устраняла все несоответствия… и всё это время была прямо перед его глазами.

— Нелокальное сознание… — прошептал он. — Кэтрин была права.

— Я понял! — объявил Лэнгдон, выбегая из ванной и направляясь к выходу. — Нам нужно идти — потом объясню!

Что понял?! — в недоумении поспешила за ним Кэтрин. Погоди!

Когда она добралась до двери, Роберт уже несся вниз по темной лестнице. Настигнув его в прихожей, она увидела, что он стоит на коленях на коврике у двери квартиры Саши, словно пытаясь нащупать что-то под дверью.Что он делает?— Роберт, у нас же есть ключ, если…

— Это было даже невозможно! — воскликнул он, вскакивая на ноги, суетливо залезая в карман и доставая листок бумаги, который Кэтрин узнала — это была записка, найденная ранее под дверью Саши.

К изумлению Кэтрин, Лэнгдон несколько раз пытался просунуть записку под дверь, но каждый раз она упиралась в плотную резиновую прокладку, установленную для защиты от холода.

— Это было даже невозможно, — повторил Лэнгдон, наконец поднимаясь. — Я видел эту прокладку раньше, но не сообразил. Просто так записку сюда не засунешь!

— Понимаю это, — сказала Кэтрин, — но я всё же…

— Ты не видишь, Кэтрин? Записку оставили не снаружи… Тот, кто это сделал, был внутри квартиры всё это время!

По спине у нее пробежал холодок. Он прятался внутри. — В прихожем шкафу… — прошептала она, представив темноволосого русского, ожидающего подходящего момента… выходящего из шкафа… подсовывающего записку… громко стучащего по двери изнутри… и снова скрывающегося в шкафу. Блестящий трюк. И Саша, и Роберт попались на удочку.

— Нет, — сказал Лэнгдон, и лицо его побелело. — Не в шкафу. — Он выглядел так, словно переживал одно из самых страшных потрясений в жизни. — В шкафу никого не было. Укрытие было… куда изощреннее. — Теперь его голос дрожал. — Не могу поверить, что я не заметил…

— Что именно? Я не понимаю.

Лэнгдон поднялся. — Ты говорила об этом на своей лекции вчера вечером, — он пристально посмотрел на Кэтрин. — Ты описывала это как доказательство нелокального сознания… подтверждение того, что наш мозг — приемник, и если он поврежден, сигналы могут путаться…

— Ты про синдром внезапной гениальности? — удивилась она. — Ладно, но я не вижу связи…

— Нет! То, что ты сказала сразу после этого!

Кэтрин на мгновение задумалась, вспоминая последовательность своей лекции, и вдруг осознала, о чем говорит Лэнгдон. Лишь секунду спустя она поняла, что он пытается ей сообщить. — О… Роберт… неужели ты думаешь…

— Я нашел это в ванной, — сказал он, поднимая что-то крошечное, зажатое между большим и указательным пальцами. — Оно прилипло к его грязной ермолке.

Кэтрин увидела, что держал Лэнгдон.

Если он был прав, все их представления о фигуре голема рассыпались в прах.

ГЛАВА 123

Пар окутывал душевую лаборатории в Бастионе Круцификс. Голем запрокинул голову, наслаждаясь мягкими струями воды на лице. Он аккуратно провел ладонями по щекам, чувствуя, как с кожи сходят последние засохшие частицы глины... последние следы Голема растворяются без остатка.

Проводя руками по голове, он с досадой осознал, что от усталости забыл снять подшлемник. Нащупав кончиками пальцев край обтягивающей шапочки, он оттянул ее ото лба, морщась, когда она соскользнула назад, неизбежно вырвав несколько волос с корнем.

Голем бросил шапочку на пол и осторожно помассировал кожу головы, позволяя воде промыть густые волосы, смывая остатки грязи. Лишь убедившись, что вода, уходящая в слив, стала абсолютно прозрачной, он вышел из душа.

Завернувшись в полотенце, он остановился у раковины, уделив редкие мгновения изучению своего отражения в зеркале.

Глаза, смотревшие на него, были воспалены и усталы... лицо изрезано шрамами бурного прошлого. Он знал, что это некрасивое лицо, и все же оно было даровано ему.

Я научился видеть в нем красоту, подумал он.

Со временем Голем полюбил это лицо... как светлые волосы ниспадают на плечи, обрамляя наивные голубые глаза. Даже кривой нос теперь казался ему обладающим особым шармом. Он представил себе освещенную свечами фотографию на стене своей святыни и улыбнулся.

— Саша, — прошептал он отражению. — Как бы я хотел, чтобы ты меня знала. Блондинка в зеркале не ответила.

Несмотря на физическое присутствие Саши в комнате, она ничего не слышала. Голем заключил ее в подобный сну поток, где она пребывала в блаженном неведении обо всем, включая саму себя.

Хотя они делили одно тело, Голем давно утвердил свое главенство, всегда оставаясь контролирующей силой, тщательно фильтруя то, что Саше позволялось видеть, помнить, понимать. Он делал это ради ее защиты, чтобы укрыть ее хрупкую душу. Он был сейфом для ее боли, армией для ее битв.

Ты призвала меня, Саша... и я ответил.

Голем никогда не забудет тот ужасающий момент в российской психиатрической клинике, когда душа Саши, больше не в силах терпеть страдания, отчаянно взывала к вселенной о помощи.

Мгновение моего рождения...

Лишь немногие помнят момент своего появления на свет, но Голем помнил. Он внезапно вспыхнул сознанием, пробудившись к чистейшему ужасу, обнаружив себя в теле, которое беспощадно избивали. Переполненный болью и яростью, он инстинктивно восстал, призвав силы, которые это тело никогда прежде не использовало, и сжал горло нападавшего. Стоя над безжизненным телом ночной сиделки Саши, Голем впервые услышал собственный глухой голос.

— Я твой защитник, Саша. Теперь ты в безопасности.