Бессердечное милосердие - Тухолки Эйприл Женевьева

Вскоре Руна и Аарн затеяли состязание в стрельбе, и целью их стала круглая мишень, нарисованная углем на стволе упавшего дуба в нескольких десятках ярдов от них. Мальчик был великолепен – попадал в цель снова и снова.

Но Руна стреляла лучше.

Аарн доставал из колчана стрелу за стрелой и ни разу не промахнулся. Даже когда отступил еще на дюжину ярдов. А потом еще на дюжину.

Мы все смотрели и смеялись, подбадривая попеременно то одного участника поединка, то другого, и даже Ови не осталась равнодушной. Мое сердце билось все быстрее и быстрее.

Стреляй! Стреляй точней!

Я не могла припомнить, когда мы, Дарующие Милосердие, проводили время так весело.

Руна отступила еще на шесть шагов и натянула тетиву. Я невольно затаила дыхание. Она попала точно в цель, и мы все дружно закричали «Хелтар, Хелтар», что на старом языке Ворса означало «герой», но сейчас было просто возгласом одобрения.

Руна перекинула волосы через плечо и выпустила последнюю стрелу. Стрела, попав точно в яблочко, глубоко вонзилась в дерево.

Руна обернулась, и на лице ее была радость.

Радость исходила от нее, как жар от летнего солнца. Глаза ее сияли. Она улыбалась, и улыбка ее была не циничной, а искренней и широкой.

И тут я и поняла, что Руна принадлежит Квиксам: она способна, охотясь, жить в Семи Бесконечных Лесах, способна думать только о следующем восходе солнца, следующей погоне, следующей стреле, следующей ночи у костра.

Мы вместе отправимся к Квиксам, как только заполучим столько золота, что соблазн принудит их взять нас.

После состязания Аарн протянул Руне свои лук и колчан.

– Ты заслуживаешь их больше, чем я, – просто объяснил он.

Руна прижала кулак к сердцу и покачала головой.

– Спасибо, Аарн. Я действительно благодарна тебе, но ты намерен присоединиться к Квиксам, и тебе нужен будет лук со стрелами.

Ааре кивнул и отвел лук в сторону.

– Тогда обещай мне, что раздобудешь себе собственный лук.

Руна помолчала, потом склонила голову.

– Клянусь тебе в этом.

Остаток дня мы провели с нашими новыми знакомыми – Аарном и двумя Сестрами Последнего Милосердия, наслаждаясь тушеным кроликом и свежей форелью из быстрой реки. Мы допили мой вайт. Без новых монет фляжку мне не пополнить, но, по крайней мере, вайт мне не понадобится для убийства. Впредь не понадобится.

Мы больше не говорили о Болотах Красных Ив, не обсуждали, куда идем и где побывали. Аарн болтал с Руной о Квиксах, и она рассказывала ему истории об их храбрости и хитрости. Тригв поведал нам историю, которую когда-то прочитал, – малоизвестную сагу о молодом пастухе по имени Эска, который родился с отметкой в правом глазу в виде кусающего свой хвост змея. [4] Он нашел волшебный меч по имени «Гнев» и отправился с ним менять мир к лучшему.

Рассказывать легенды о славе, героях, войне и монстрах было гораздо приятнее, чем делиться личными историями, полными горя и боли.

К полуночи костер угас, и разжечь его вновь никто не потрудился.

Аарн заснул между матерью и Руной и выглядел умиротворенным и мудрым, точно эльф, а на округлых щеках его плясали отсветы угасающего пламени.

Джунипер некоторое время наблюдала за Аарном, а затем обратилась к Саше:

– Все эти смерти, все эти убийства из милосердия… Хорошо ли это для него?

Саша посмотрела на сына.

– К чужим людям я его ни за что не пошлю. У нас его знают и любят. Это перевешивает все.

Джунипер на мгновение задумалась, потом кивнула.

– Похоже, так оно и есть.

Затем воцарилось дружеское молчание, и все начали засыпать. Я лежала без сна в темноте под яркими звездами, размышляя о том, не принять ли нам в группу еще трех человек.

Смотреть утром, как Саша, Гунхильд и Аарн направляются на юг к следующему городу и к следующей смерти, мне отчаянно не хотелось. Не хотелось расставаться с ними.

Аарн пошевелился во сне, и на лоб его упали светлые волосы. Интересно, как давно я в последний раз была рядом с ребенком – рядом со здоровым ребенком, а не с ребенком на грани смерти? Похоже, с тех пор прошли годы.

Я надеялась, что Аарн вырастет диким и свободным; надеялась, что ему доведется целовать жарких девушек под полуночным солнцем; надеялся, что он присоединится к Квиксам, и мы еще встретимся с ним тихим зимним вечером в лесу.

Я, как принято среди Морских Ведьм, сжала вместе раскрытые ладони и подула через правое плечо, загадывая желание.

Когда я проснулась, рядом со мной на коленях стояла Ови с обнаженным кинжалом в руке.

– Мужчины, – прошептала она. – На лошадях.

Я принялась трясти Джунипер. Тригв был уже на ногах – спал он почти так же чутко, как и Ови. Он наклонился и разбудил Руну.

– Достаньте свои клинки, сестры. Быстро.

Я потянулась к кинжалу.

Глаза открыла Гунхильд, потом – Саша. Они обе вскочили одновременно и выхватили кинжалы. Руна разбросала ногой и без того едва тлеющие угольки костра и разбудила Аарна.

Ови взяла меня за руку и показала. На вершине небольшого холма у леса на фоне залитого лунным светом неба стояли пятеро всадников. До них было ярдов пятьдесят, не больше.

– Сестры Последнего Милосердия. – Высокий мужчина в середине группы пренебрежительно, почти лениво махнул рукой в нашу сторону. Его голос был повелительным, с заметной хрипотцой. – Съежились посреди поля, как мыши… А чего еще от торговцев смертью ожидать?

Гунхильд дернулась, запрокинув голову.

– Это – Озрик Губитель.

Саша напряглась, упираясь локтями в ребра.

– Ты уверена?

– Уверена. – Гунхильд повернулась ко мне. – Он – человек ярла Келда. Вы были недавно в Левине?

Я кивнула.

– Что вы там делали?

– Вынули из петли повешенную девушку и похоронили ее.

– Хель.

Саша и Гунхильд опустили свои маленькие кинжалы милосердия и вытащили из-под плащей два устрашающих стилета. Гунхильд взглянула на меня через плечо.

– Ты готова умереть, Фрей?

Я отдала свой кинжал Тригву и схватила топор.

– Я не жалею о том, что похоронила ту девушку, и, если доведется, сделаю это снова.

Ови сжала в руках топор; Руна и Джунипер взялись за ножи, и мы замерли в темноте, ожидая, что мужчины предпримут дальше.

– Мы ищем шайку девушек в черных плащах, – раздался над полем голос Губителя. Он спрыгнул с лошади, но к нам не пошел. – Видели, как на Левинском перекрестке они сняли с дерева девушку, а она была повешена там не просто так. Ярл Келд распорядился наказать виновных в этом преступлении, и мне, честно говоря, плевать, те ли вы Сестры Последнего Милосердия, что провинились. Все вы для меня на одно лицо, и любая из вас нам подойдет.

– Может, соблаговолишь приблизиться, – тихо произнесла, почти промурлыкала Гунхильд, но все же голос ее был услышан мужчинами. – Давай, тут, у костра и потолкуем, как подобает воинам.

Губитель склонил голову набок.

– Гунхильд, да это никак ты! Мог бы, конечно, и сразу догадаться. Не тешь себя, глупая, ты – всего лишь Сестра Последнего Милосердия, а не воин. А та девица из Левина была сущей демоницей, пыталась отравить владельца Блаженного Дома. Ей еще повезло, что мы ее живьем не сожгли, но, чтоб другим неповадно было, на перекрестке ей было положено еще висеть и висеть. Сгнила бы, тогда, глядишь, и сняли бы. – Губитель медленно, шаг за шагом, двинулся к нам. – Опустите оружие, девочки. Пойдете с нами по-хорошему, и наказание Келда будет справедливым – отнимет у каждой из вас по уху или, самое большее, по пальцу. А иначе вы умрете здесь сегодня, и трупы ваши останутся лежать здесь несожженными.

– Он лжет! – Гунхильд, расставив ноги и опустив оружие, приняла боевую стойку.

Глаза Саши встретились с моими.

– Губитель шесть лет назад убил нашу подругу, Эмблу. Она убила человека, увидев, как он до смерти забил бродячую собаку. Озрик узнал об этом и перерезал ей на городской площади горло за нарушение закона Ворса, а ей было всего шестнадцать.