Бессердечное милосердие - Тухолки Эйприл Женевьева

– Да, очень жаль.

Наша наставница Милосердия испустила последний вздох.

Мы подняли ее тело на наспех сложенный погребальный костер из сосновых веток. Вместе мы разожгли огонь. Вместе уселись рядом и молча смотрели, как душу ее уносит в Холхаллу пламя.

Я, дрожа, взбиралась на Опаленное Дерево, а голос Тригва призывал меня лезть все выше и выше. Я глянула через плечо всего лишь раз. Увидела черные деревья, белый песок и голубую воду.

Я ухватилась за последнюю перекладину и, подтянувшись, оказалась на мосту. Подождала, пока уймется дрожь в ногах, а затем глубоко вздохнула и огляделась. Мост соединялся со множеством других деревянных мостов, между которыми были разбросаны десятки хижин. Целая деревня в небе!

Тригв вскарабкался за мной, и легко прыгнул на доски. Остальные, пройдя по мосту до конца, уже входили в большое круглое деревянное здание с конической крышей, поднимающейся к самым облакам.

Вцепившись в веревочные перила и медленно переставляя ноги, я двинулась за всеми. Тригв следовал на шаг позади. На каждом шагу доски подо мной скрипели, и я вздрагивала. Меж тем усилился ветер, и черные листья Опаленных Деревьев вокруг, казалось, предостерегающе затрепетали.

Из большой хижины вышла Сейдж и, заметив, что двигаюсь я совсем уж неуверенно, ободряюще улыбнулась, а затем легко пробежала по мосту, взяла меня за руку и начала читать молитву.

Она воззвала к ветру, птицам и облакам, а затем провела пальцем мне по щеке.

Мой страх вдруг исчез – сломался, словно сухая ветка под ногой.

Я отпустила веревку, выпрямилась и улыбнулась. Теперь я смотрела вниз без ужаса, наслаждаясь красотой деревьев и моря внизу.

– И крыльями как смоль обзаведясь, – невольно обронила я.

– Пронзили Ведьмы небо синее. – Голос Тригва был глубоким и ясным.

Сейдж, рассмеявшись, подхватила:

– Людишкам сирым оставив грязь…

Хижина Матушки Хаш, несмотря на название, была большой, как жилище ярла. Я проследовала за Сейдж через несколько комнат, разделенных только длинными нитями с нанизанными на них крошечными ракушками, которые тихо позвякивали, когда мы проходили через них.

Морские Ведьмы были повсюду – молодые и старые, от только что вставших на ноги младенцев до седовласых женщин вроде Сигги. Одни ткали на огромных деревянных ткацких станках шерстяные нити, другие пекли в гигантском очаге хлеб, третьи окрашивали шерсть в цвет морской пены, четвертые молились у открытого окна. На всех были зеленые шерстяные юбки, и у всех волосы свободно спадали на спину.

Из отверстия посреди пола вверх поднималась мощная ветка Опаленного Дерева и, пройдя через другое отверстие в крыше, уходила наружу, отчего хижина казалась живой. Я почувствовала тепло, исходящее от ветки, и подняла руки ладонями вверх, и их мягкими волнами омыло тепло.

Ко мне присоединились Руна, Ови и Джунипер, и Джунипер источала радость. Из-за занавеса из ракушек появились Аарн и Саша, глаза Аарна были широко раскрыты, и даже Саша позабыла свою тихую грусть и с интересом оглядывала хижину.

Несколько ведьм узнали Джунипер и кивнули ей. Сейдж и другие наблюдатели ушли к матушке Хаш, а мы остались у дерева ждать. Одни ведьмы улыбались нам, другие смотрели на нас с любопытством, третьи спокойно занимались своим делом.

К нам подошла ведьма средних лет и указала на нашу разорванную одежду.

– Разденьтесь, я выстираю и починю вашу одежду.

Она сделала знак другой ведьме – девочке лет двенадцати. Та вышла из хижины и вскоре, застенчиво улыбаясь, вернулась с аккуратно сложенными одеждами в гладких веснушчатых руках.

Я сняла сапоги, сбросила плащ, положила на пол топор и начала раздеваться до штанов. Закончив, отбросила окровавленную одежду Сестры Последнего Милосердия и в сердцах пнула тунику, радуясь, что наконец-то избавилась от нее. Скользнула в чистую тунику морской ведьмы, шерстяная ткань которой пахла яблоками и свежим воздухом.

Я обернулась и прежде чем Ови натянула ведьмину тунику, успела заметить на ее теле шрам – тонкий и розовый, тянущийся от нижних ребер до пупка. Джунипер как-то предположила, что Ови получила его в той же битве, в которой потеряла глаз.

Тригву и Аарну тоже выдали новые туники. Льняные штаны Тригва были сшиты из плотной, искусно сотканной ткани и оттого от шипов Смертельной Ежевики почти не пострадали, но его туника была разорвана по меньшей мере в четырех местах. Он сбросил мех и разделся до пояса. Аарн сделал то же самое.

Я собрала нашу старую одежду в кучу.

– Чинить наши лохмотья нет нужды, – сказала я ведьме и, подойдя к большому очагу, бросила их в огонь, а затем с улыбкой смотрела, как простые, окровавленные туники Сестер Последнего Милосердия превращаются в золу.

Все смерти, которую мы несли в наших одеждах, все пятна крови… исчезли. Мне хотелось бы сжечь и наши плащи, но мы не могли позволить себе новые, и они нам были нужны, чтобы укрыться от приближающейся зимы.

Я почувствовала движение в воздухе. Ведьмы подняли головы и взглянули на дверь.

То была Матушка Хаш.

А была она высокой, даже выше Руны, ростом около шести футов. Несмотря на прожитые годы, кожа ее была гладкой, как фарфор. У нее был длинный прямой нос и распущенные светло-зеленые волосы, волнами обрамлявшие острый подбородок. В правой руке она держала толстую трость, сделанную из плавника, как и палочки наблюдателей.

Матушка Хаш была царственной и прекрасной. Примерно этого я и ожидала. Но еще от нее веяло вечностью, будто была она под стать морю, солнцу и звездам.

Она подошла к нам и остановилась передо мной. Склонила голову, и я склонила свою. Она выпрямилась, и я тоже выпрямилась.

– Ты веришь в морскую богиню, Джут? – спросила она. Выражение ее лица было безмятежным, но взгляд – острым и ясным.

– Да, верю.

– Ты веришь в то, что морская магия – единственная добрая и чистая магия, а все остальные магии – ложные и порочные?

Я сделала паузу.

Магия.

Сигги научила меня молиться Валькрии… но она также говорила, что молитвы неосязаемы, как воздух.

О колдовстве она ничего не говорила.

Я повторяла ее слова в молитве, но верила, что в мире есть нечто большее, чем мы, ворсы, есть еще что-то, чего мы не понимаем, как бы мы это ни называли.

– Я верю в морскую магию, – наконец сказала я. – И во все магии.

– Хорошо. – Матушка Хаш улыбнулась, и в уголках ее глаз появились морщинки. – Тогда можешь оставаться здесь сколько пожелаешь.

Она повернулась, обняла Джунипер и что-то прошептала ей на ухо. Джунипер улыбнулась, и кончик ее носа порозовел.

В тот вечер мы отслужили панихиду по Гунхильде. Панихида была простой и короткой, ее вела Матушка Хаш. Саша спела старую песню о храбрости и верности, а Джунипер прочитала особую молитву, предназначенную для тех, кто пал в бою и остался неупокоенным.

Саша не плакала. Она была Дарующей Милосердие. Она была ворсом.

Потом мы пировали на деревянной платформе, построенной возле хижины Матушки Хаш. Я сидела на скамейке, облокотившись на стол, окруженная ведьмами и Сестрами Последнего Милосердия, и слушала шум моря чуть в стороне и далеко внизу. В ночном воздухе пахло солью и слегка Опаленными Деревьями.

В дальнем конце длинного деревянного стола тихо сидела Матушка Хаш.

Сейдж была среди нас – между Джунипер и Ови. Вдалеке я видела других женщин и детей, которые ели за маленькими столиками возле своих маленьких хижин. На верхушках деревьев, словно звезды, горели свечи. Когда налетал ветер, меня касались черные листья Опаленных Деревьев, даруя моей коже теплые прикосновения.

Сейдж подняла кувшин и налила розового вина в деревянные кружки, а затем наполнила черные деревянные миски холодным белым миндальным супом. Молодая ведьма – изящная, с ямочками на щеках – поставила передо мной огромную раковину, в которой оказалась целая вареная рыба, приправленная солью, перцем и тимьяном.