Джунгли. Том 2 (СИ) - "Focsker"

Шок Пандцу проходит спустя мгновение, как выводок белых демонов пролетел мимо неё, разорвав артерии на ногах, подрезав левое колено, вместе с сталью вырвав ребро и располосовав когтями лицо. Всё что она успела сделать, это замахнуться, а затем вогнать топор в землю и рухнуть, глядя на то, как в ряды республиканок врываются они…

Медоеды, в смертельной пляске, с улыбками, хохотом и радостными криками, отрывая руки, зубами вспарывая глотки, получают удовольствие в том, в чём другие находили лишь ужас и смерть. Не страшась пуль, острых копий и ран, которые они получали, медоеды завязали бой, в котором без поддержки им не победить. И только было Пандцу хотело обрадоваться за товарищей, соплеменниц, которые, в отличие от неё, ещё могли встретить новый день, как, переступив через её истекающее кровью тело, в бой врываются другие. Кетти и Чав-чав, много, достаточно для того, чтобы оказать поддержку сумасшедшим медоедам.

— Бегите, глупцы… — видя, как одна за другой гибнут её сёстры, издала последний вздох Пандцу.

Глава 23

Бойня, творившаяся на берегу, нельзя было назвать другими словами. Разрозненные отряды, не готовые к такому напору, хоть и численно превосходили врага, обратились в бегство. Бросив оружие, они кинулись в реку, а ведь враг ждал именно этого. Вбив клин посреди стоянки, отряд белых демонов Федерация отрезал единственный безопасный путь к отступлению, отмель. Уже к этому моменту часть аборигенов, только завидев медоедов и как те, игриво разорвали гигантских Панцу, бросились в разные стороны. Нападавшие не преследовали убегающих, продолжали бить и убивать исключительно тех, кто пытался сопротивляться, организовать оборону, и это ещё сильнее усилило панику.

— Нас же больше, мы можем, мы должны! — кричала в истерике Крысиния, когда здоровенная наёмница Рагозии, закинув себе старуху на плечо, сиганула в реку. Они уплывали, с трудом борясь с потоком, наёмница видела, как тонут её соратницы, но по приказу адмирала была обязана спасти и защитить крысу.

Кому-то из армии удалось проскочить сквозь медоедов и безопасно преодолеть брод. Кто-то, как и десятница, продолжал бороться с течением, выгребал и собирался на противоположном берегу. Поражение — полное, безоговорочное. Надежда на то, что множество сестёр сумеют сбежать или просто попадут плен, закралась в сердце наёмницы, и тут же она вспомнила, с какой миссией шла их армия. Они шли убивать детей, вырезали стариков и, пощады к ним, даже если кто-то спрячется в этих проклятых джунглях, а потом сдастся без боя, не будет. «Нужно выбираться из этого ада, пока медоедам ещё есть кого убивать…» — выбирая в какую сторону бежать, размышляла наёмница.

С пеной у рта, на пределе собственных сил, Рагозская десятница вытаскивала крысу на берег. Рядом, на песке, пытаясь перевести дух, отдыхали ещё несколько женщин. Каждая из них тяжело дышала, набиралась сил и старательно делала вид, что не смотрит туда, на ту сторону реки. Бойня, расправа, уничтожение, добивание раненых и истребление последних, сбившихся в группы самых отчаянных воительниц. В начале, когда медоеды Федерации только-только показались в поле зрения, казалось, врагов в разы меньше. Но сейчас, через реку, глядя на ту армию, вывалившуюся на берег, ужас охватил всех, включая Крысинию. Страх затуманил ей разум.

— Отступаем, — харкая водой и хрипя легкими, сначала на четвереньках, потом на полусогнутых поползла к лесному массиву крыса. — Все, убегайте, бегите, к берегу!

Её крик, команду, услышали на противоположном берегу. Сердце наёмницы сжалось, она, подскочив к крысе, подхватила её, забросив на плечо, и тут же понеслась в заросли, следом за ней, с того берега к переправе двинулись «демоны» медоеды. Белый мех их окрасился в цвет крови. Безумие, радость бойни и победы, одержанной под новым руководством, закрыло в воспоминаниях женщин позорный разгром племени на берегу, когда они были под командованием Чав-Чав.

— Во славу Агтулх Кацепт Каутль! — воскликнула одна из медоедов. — Мы добудем голову их командира!

— УРА-а-а-а-а-а! — крик берсерков в женском обличье, восторженный, наполненный яростью и жаждой крови, раздался по ту сторону реки, заставив кровь в жилах республиканок стыть от ужаса и страха. Молодые, что слышали боевой рёв медоедов, в миг посидели, кто-то из стариков, с трудом пережив бойню, затем переправу, за мёртво свалился из-за сердечного приступа. Ужас — это то, что испытывали все, включая опытных наёмников, впервые столкнувшись с медоедами. Медоедов резали, били и как казалось убивали, стреляя в упор, а они, безумцы, демоны, продолжали жить, рвать и терзать врага, того, до кого могли дотянуться их когтистые лапы. Нигде, ни на землях Каолиции, ни в Империи, не было воинов более свирепых, отчаянных и диких, достойных хотя бы сравнения с медоедами. Тигрис, элитные наёмники самой адмирала Глатческо, в подмётки не годились тем, с кем сегодня довелось схлестнуться и проиграть войску Республики.

За отступающими началась погоня. Приказ «рубить и убивать всех» звучал со всех сторон, и чем ближе подходила погоня, тем громче кричали ищущие спасения, самые нерасторопные из республики. Ужас, испытанный на берегу, оказался несравним с тем, который наёмники и племена «предателей» испытали в гонке, ценой победы в которой являлась жизнь. Повсеместно голосами кетти, чав-чав, там и тут звучали призывы о помощи, крики, и те немногие, кто осмеливался замедлить бег, остановиться и прийти на помощь, либо заставали убитых товарищей, либо тех, кто голосами знакомыми и свойственными роду, заманивал убегающих в ловушку. Быстрее всех оказались именно наёмницы, те, у кого лучшие друзья — деньги, а жизнь — единственное, что могло быть ценнее денег. Они бежали быстрее всех, без оглядки, без сомнений, не оглядываясь на крики и мольбы менее удачных сестёр. «Каждый сам за себя… а я за двоих» — продолжая бежать с старухой на плече, недовольно бормотала десятница, подумывая, как бы ей сбросить дряхлый баласт.

Ночь, затем утро, короткий сон, после пробуждение от криков очередных несчастных, попавших в руки охотников за жизнями. Сутки десятница провела на ногах, со старухой, в окружении прибившихся к ней десятка самых сильных, выносливых и живучих воительниц самых разных племен. Они бежали, словно звери, которых вот-вот настигнет хищник. Сломя голову ломились в каждые кусты, каждый бурелом, падали, не отряхивались и вновь бежали, на протяжении двух ночей, пока на третью, волей случая, не забрели туда, куда не должны были. Старый могильник, сокровищница, которую так хотела ограбить адмирал Глатческо, встретила бегущих республиканок сотней трупов, разбросанных по ветвям деревьев и земле. Рядом с телами убитых республиканских шестёрок виднелись убитые воительницы с повязками Федерации. Тела двух армий, их оторванные конечности, были перемешаны между собой, разбросаны повсюду, и самый ужасающий путь, путь из крови и потрохов, вёл прямо в могильник. Всё кричало о том, что любой, кто решится спуститься в старый склеп, обречён. То же чувство ощутила десятница и все, кто бежал следом за ней. Однако крики, продолжавших гнаться за ними, настигавших медоедов, кетти и Чав-Чав, заглушили крик внутреннего я. Из донесений разведки сквозь склеп проходил длинный, сквозной подземный путь. Лучший из возможных путей, если хотелось оторваться от наводящих страх преследователей. Десятница Рагозии не знала, что первыми, склеп разграбили именно женщины Федерации, потому и решилась кинуться в катакомбы, надеясь, что медоеды, увидев огромное число трупов, замедлят ход, остановятся, прекратив преследование. Крысиния, видевшая всё это, после поражения, утратившая дар речи вздрогнула, поняла, ждать от безумцев разумности — это то же, что ждать от пожара хорошего урожая. Спуск под землю — самоубийство!

— Стой! — Воскликнула крыса. Сломленная, отошедшая от поражения, Крысиния знала, за этот разгром её казнят. В лучшем случае безболезненно, или когти медоеда — не самое страшное из убийственных орудий. Однако, впереди ждало что-то ещё более страшное.