Очень странные миры - Филенко Евгений Иванович

– Формалистика, док, – сказал Кратов. – У Федерации не может быть Императрицы. Тогда уж следовало бы переименовать ее в Империю, а эта идея уже не всем пришлась бы по нраву. Теоретически у Федерации может быть, например, президент. Но этот титул обязывает к более активному вмешательству в дела управления, это символ грубой исполнительной власти, а не божественной, дарованной небесами. В России, с которой меня многое связывает, царей называли «помазанник божий». Могли ли вы сказать то же самое о каком-либо президенте своего времени?

– Смешно даже предполагать такое, – фыркнул Тиссандье. – Хотя некоторые из этих скотов были бы не прочь породниться с небесами. И провести билль о таком родстве через загодя прикормленный сенат.

– Озма, чью власть над собой безоговорочно признавали практически все…

– И признают по сю пору! – вскричал Хельмут, требовательно воздев толстый, как сарделька, палец.

– …не могла быть президентом. Какой из нее президент? – Кратов улыбнулся, взгляд его затуманился воспоминаниями. – Она даже не знает названий всех планет Федерации. Она едва говорит на интерлинге…

– Так вы знакомы, – не то спросил, не то уточнил Хельмут.

– Встречались, – сдержанно сказал Кратов. – Примерно вот как сейчас с вами.

Хельмут осторожно потрогал его за руку (в новом ракурсе на его конечности можно было прочесть граффити следующего содержания: «Оставь свой хвост на пальме!»).

– Хотя бы так, – проворчал он. – Прикоснуться к подлинной святости…

– Озма не могла быть президентом, – продолжал Кратов, пряча смущение. – Она могла быть лишь символом единства нации. Но пока всерьез озаботившиеся этой темой чудаки думали да рядили, как разрешить коллизию, она стала подругой правителя Светлых Эхайнов, и настоящая, без дураков, галактическая империя сама упала ей на ладошку. А понятие «нация» наполнилось новым смыслом, стало еще шире и… м-м-м… размытее.

– Джейсон Тру… – сказал Хельмут, – слыхали о таком?.. – Кратов неопределенно пожал плечами. – Так вот, это брехло как-то написало, что Озма своим сочетанием с Нишортунном обязана-де проискам федеральных спецслужб, которые таким способом замирили почти четверть наших галактических недругов. И что-де ключевую роль в этой операции сыграл некий двойной агент по кличке Конунг, действовавший под личиной ксенолога. Я полагаю, брехня. А вы как думаете?

– Конечно, брехня, – сказал Кратов уверенно. – Брехло брешет – такова его социальная роль. Откуда у Федерации спецслужбы? И главное, зачем?

Он сразу вспомнил вольную планету Эльдорадо и Эрика Носова – «бога войны» из Департамента оборонных проектов. С некоторыми допущениями означенный Департамент вполне мог сойти за спецслужбу. А сам Эрик всегда вызывал у Кратова труднообъяснимую смесь чувств, от симпатии до полного отторжения.

– Без спецслужб нельзя, – прозорливо заметил Тиссандье. – А если, не дай бог, случится агрессия зеленых человечков?

Некоторое время он и Кратов внимательно следили за Хельмутом. Последний сосредоточенно разглядывал собственный кулак размером с добрый кокосовый орех. На тыльной стороне кулака были вытатуированы во всех натуралистических подробностях три зеленых человечка – папа, мама и ребеночек. Выглядели они довольно мирно.

– Вообразите себе, – промолвил наконец Кратов. – Прилетают зеленые человечки на Старую Базу. С агрессивными, заметьте, намерениями. Заходят в ближайший бар. А там, за стойкой, сами видите что…

– М-да… – протянул Тиссандье. – Хельмут, вы в каком звании состоите?

– В гуманистическом, – буркнул тот. – Умеете же вы, док, так расставить обычные слова, что они делаются вовсе непонятными.

– Наверное, уже не секрет, – сказал Кратов, – что несколько лет назад Земля стояла перед лицом вполне реальной агрессии.

– Пока Озма не погрозила пальчиком Нишортунну, – ввернул Хельмут.

– Но это были не человечки, – продолжал Кратов, – а огромные мужики. И не зеленые, а скорее оранжевые.

– Я слыхал об эхайнах, – покивал Тиссандье.

– А я так даже и видал, – сказал Кратов. – С Хельмутом им все едино не тягаться.

– А вы сами-то в каком звании, сударь? – спросил у него Тиссандье. – Такое ощущение, что вы всегда говорите правду, и только правду, но не всю правду. И вообще стараетесь больше молчать, изображая искреннее внимание и тем самым провоцируя собеседника на излишнюю болтливость.

– Я ничего не изображаю, – пожал плечами Кратов. – просто любознательный.

– Они любознательные, – бухтел себе под нос Хельмут. – А кто я такой, им, стало быть, знать вовсе даже и неинтересно…

– Да я уж и так знаю, – сказал Кратов.

– Что значит «и так знаю»?! – насупился Хельмут.

– Шут с ними, со спецслужбами, – сказал Тиссандье. – Как и политика, это не та реалия моего времени, о которой я стану проливать слезы. Но во что вы превратили религию?!

– В то, чем она и была изначально: в убежище для смятенных духом, – пояснил Кратов.

– Я застал еще время, когда священников принудительно включали в состав дальних экспедиций, порой вместо неверующих навигаторов и ученых, – сообщил Тиссандье. – Нам просто повезло. Православный священник ограничился тем, что освятил наш «Луч XII». Раввин отказался лететь по туманным соображениям ортодоксального характера: какая-то проблема с субботой. Мусульман в экипаже не было вовсе. А католикам было не до нас: выбирали нового Папу. Наш командор Гримальди, глубоко и искренне верующий человек… хотя и последний, кого можно назвать «смятенным духом»… помнится, сильно переживал, что не узнает, кого выбрали. Недавно мы с ним побывали в Ватикане, имели аудиенцию у Петра-Павла III. Очень приятный молодой человек, лет эдак восьмидесяти, большой любитель астрономии, ценитель хорошего коньяка. Встретил нас в джинсах и кепочке, на площадке для гольфа. Гримальди был просто убит: он решил, что все то время, пока он отсутствовал, выбирали неправильных Пап.

Тиссандье бросил взгляд на старинные часы со стрелками, что висели на стене прямо над головой Хельмута.

– Заболтался я с вами, – промолвил он озабоченно. – А мне еще кой-какие вещи собирать, вечером – на Марс…

– Так что это значит: «и так знаю»? – грозно спросил Хельмут у Кратова. – Откуда вы можете знать?

– Вепрь, не морочьте голову занятым людям, – сказал Тиссандье, быстро допивая свое пиво. – Всякому ясно, что вы и есть самая натуральная горилла, продукт эксперимента по «ураганной эволюции».

Хельмут загоготал, широко разевая пасть с ослепительно-белыми и совершенно нечеловеческими клыками.

– Я слыхал об этом эксперименте, – сказал Кратов. – Но не знал, что уже есть серьезные результаты.

– Можете их даже потрогать, – усмехнулся Тиссандье. – Черт возьми, я все рассказал о себе и даже не удосужился спросить, а что вы-то тут делаете!

– Ну, так уж, видно, в другой раз, – сказал Кратов, пожимая ему руку.

– Одно могу сказать: вы мне нравитесь, – сообщил Тиссандье. – Не конкретно «вы»… хотя и вы мне вполне симпатичны… и даже Хельмут… Все вы. – Он сделал широкий объемлющий жест. – Вы такие же, как и мы, но все же чуточку иные. Очень открытые, даже слишком… иногда это пугает. И удивительно мало лжете! Надеюсь, не потому, что вы научились это делать с большим искусством…

Когда дверь бара закрылась, Кратов внимательно посмотрел на Хельмута и сказал:

– К вопросу о том, что мы-де мало лжем… Про гориллу было придумано неплохо.

– А вы, значит, не купились, – с грустью во взгляде заметил тот.

– Конечно нет. Туристам и апохроникам извинительно незнание реального положения дел в науке. Мне такое не подобает. Вам что-нибудь говорит имя Сидящий Бык?

– Говорит, – покивал Хельмут. Из его голоса сразу куда-то пропала наигранная хрипота. – Мы даже работали вместе над одним проектом. Но я – не человек-2. Если угодно, я – следующая ступенька, человек-3. Хотя сами мы, сугубо для внутреннего употребления, предпочитаем термин «голем». Вы, верно, поняли это, когда я ляпнул про Прагу?.. Люди-2 стремились ни в чем не отличаться от прототипа. И очень страдали от того, что их редко за оный принимали. Доведение человеческих достоинств до абсурда и полное отсутствие человеческих же недостатков все-таки сильно бросается в глаза… Мы, големы, не стремимся походить на прототип. Нам больше нравится его пародировать или подшучивать над его предрассудками. Как видите, с нами гораздо проще ужиться.