Крик потревоженной тишины. Книга 1 - Дубравин Матвей

Эту песню пела, конечно же, Линва. Она полюбила Ахеля непонятно за что и старалась везде, где можно, показать ему это. Но Ахель не отвечал ей взаимностью, хотя как к другу относился к ней нормально. Ахель не воспринимал свою жизнь в селении как нечто длительное, да и вообще не воспринимал селян всерьёз, поэтому не хотел ни с кем сближаться. Не исключено, что этим он и навлёк на себя презрение со стороны окружающих. Линва казалась ему слишком простым человеком, за что её нельзя было винить: она жила в селении, по её собственным словам, с самого первого дня своей двадцатилетней жизни – и не видела ничего дальше его пределов. Ахель понимал её простоту и искренность, но эта простота его и раздражала. Впрочем, он ценил в ней хотя бы то, что она не отзывалась о Гарпе положительно, а ведь он с его шутками ниже пояса и даже ниже плинтуса был любимчиком всего селения.

Ахель узнал, что голос у Линвы неплохой: чистый, нежный и звонкий. Конечно, в городе на любом концерте можно найти множество голосов куда лучше, но именно в пении Линвы чувствовалась искренность и любовь к тому, о чём она поёт. Искренность, возможная, пожалуй, только в таком вот самодеятельном концертике, за который ни медяка не платят. Всё держится на энтузиазме, и этот энтузиазм дорогого стоит, если не уходит в область абсурда, считал Ахель.

Он подходил всё ближе и ближе к сцене. Дело тут было вовсе не в том, что он хотел послушать пение Линвы, и не в том, что он влюбился в неё из-за голоса, – нет, такое бывает только в сказках. Да и на саму Линву он бросил взгляд между делом – просто чтобы посмотреть, как она подготовилась к празднику, что надела. Конечно, ничего необычного она не надела: она ведь жила в селении! Тут не до роскоши, а самое эксклюзивное, что тут есть, – это вино из шишек. Линва была одета как обычно. Тем не менее Ахель действительно подходил всё ближе к сцене, пока толпа зрителей не преградила ему путь. Не желая толкаться, он не задумываясь начал обходить толпу по периметру. Жителей было не много, так что Ахель быстро обошёл её.

– Прощай, рог! – сказал он с улыбкой, глядя на отполированный рог селения, в который нужно было дуть в случае опасности и в который не дули ни разу. Этот рог был предметом многих легенд и слухов, и это было то единственное прекрасное, что находилось во всём селении. – Тебя сделал городской механик, – сказал ему Ахель. – Он, похоже, был единственным из образованных людей, кто вспомнил об этом месте. Ну, кроме некоторых… – Он вспомнил о купцах.

Эти слова были сказаны не из-за гордыни, а из-за стремления к точности, ведь Ахель и правда имел неплохое образование. Правда, юридическое.

За сценой виднелись закрытые ворота и забор, отгораживающий селение от туманных полей.

– А… купцы?! – прошептал он и только теперь понял, почему шёл к сцене всё это время.

Так он и стоял несколько секунд в полной растерянности, пока люди упоённо слушали Линву, исполняющую последний куплет песни:

Глава 4. Наблюдатель напоминает о себе

Судьба словно нарочно посмеялась над несчастным Ахелем, вновь отодвинув его отъезд. Оказывается, он всё это время шёл к сцене только потому, что обычно на этом месте находилась база купцов. Сегодня их не было. Очевидно, они узнали о торжестве и решили не приезжать. Значит, вчера они уехали. А ведь и правда: два-три раза в неделю им приходится уезжать, чтобы доставить товар на склад и потом сбыть его. Они обычно работали бригадами и заменяли друг друга, но сегодня не было никого. Жаль! Только праздник, ощущение скорого отъезда да сладкая булка в руках и согревали душу. А сколько приятного готовил этот отъезд! Ведь тайна Наблюдателя может быть раскрыта: в городе он найдёт умных людей, сможет обратиться к учёным. Да они же с руками оторвут его находку, чтобы постичь тайну. Разумеется, он будет помогать им, а если помощь не понадобится, то попросит разрешения сопровождать их, чтобы быть в курсе дела.

– Наблюдатель, – проговорил он, – как я жалею, что убил тебя! Я был не прав, а судьба мне отплатила: ведь если бы ты остался жив и сказал мне ещё хоть несколько фраз, то я бы мог знать куда больше. Были бы зацепки! А теперь учёные должны будут по крупицам пытаться понять то, что было известно. За тобой придут: так ты мне сказал. О, я бы извинился перед ними, встал бы на колени, дал бы понять, что я не враг, – и тогда мог бы надеяться быть прощёным. Может, они бы рассказали мне нечто важное, но они не приходят. Зачем ты соврал?

– Они придут, – внезапно послышался слабый шипящий голос. Он исходил из-под рубашки, прямо оттуда, где висел череп. – Они почти настигли… – продолжилось шипение.

Ахель вздрогнул. Получается, он всё это время был жив? Быть такого не может, ведь от таких ранений не оправляются. Да и кость – это совсем не то же, что полноценный организм.

На этих словах череп умолк и не торопился продолжать речи. Ахель взволнованно ждал, затем устремил взгляд на рубашку. Она была мокрой на груди, ровно в месте, где под ней находился череп. Ахель вытащил его: он оказался липким от слизи. Вот почему рубашка намокла! Снимать череп и прятать в карман Ахель не хотел: на праздниках бывает много карманников, да и само действие может привлечь внимание. Раз уж купцы готовы убить за эту вещь, значит, селяне и подавно растерзают. Ахель ушёл с площади, скрылся за деревьями и начал искать какое-нибудь растение с большими листьями. Бутылку с земляникой он забыл на площади. Её, скорее всего, уже кто-то допил, но сейчас это не имело никакого значения.

Взгляд упал на широкие листья. Ахель сразу сорвал один и обтёр череп. Тот высох. Новая жидкость не выделялась. Ахель заметил странную особенность, которая и успокоила, и разочаровала его. Череп стал немного меньше. Значит, в нём ещё были какие-то остатки живительной влаги, которые сейчас вышли наружу, а с ними и последние слова. Что там он сказал перед окончательной погибелью? «Они почти настигли…» Да, словечки под стать существу, так же пугают! Любопытство смешалось со страхом. Уезжать или нет?

– Конечно уезжать! – в холодном поту прошептал Ахель и вторым листом протёр пот с лица. – Нельзя больше ждать. Это проигрышный вариант. В городе умные люди – они смогут разгадать загадку, а тут… Смогу ли я договориться с теми, кто придёт, или они будут действовать на поражение? Мне не хотелось бы убивать второй раз, пусть и существ. У них и лица почти как у людей, и разум у них довольно значительный. Нет уж, я ввязался в слишком опасную игру, без шансов на победу. – Он вышел из-за деревьев и направился снова к площади. – Но шансов на победу нет, только если играть в одиночку! Поэтому-то я и должен – обязан – отправиться в город.

Больше всего Ахелю сейчас хотелось отдохнуть, расслабиться, снять тревогу, наполнившую его до краёв. Каждая мышца тела напряглась в ожидании чего-то ужасного. Виски начали пульсировать, кровь прилила к голове. Стало жарко, несмотря на прохладу. Снимать череп не хотелось: вдруг произойдёт что-то ещё важное? Да и опасность он теперь едва ли представлял. Хотелось поговорить хоть с кем-нибудь, неважно о чём. Лишь бы снять стресс; лишь бы этот кто-то не относился к нему как к неудачнику и ничтожеству. Только бы поговорить с кем-то на равных, а не с зазнавшимся человеком, только и ищущим, чтобы самоутвердиться за его счёт. Увы, родственных душ тут быть не могло – жители селения невзлюбили его за неспособность выполнять норму, за жалобы старосты и за неуважение к Гарпу. Купцы же считали его настоящим врагом из-за смерти Ояда. Меж двух огней трудно найти того, кто тебя поймёт.