Здесь, сейчас и тогда - Чен Майк

До недавних пор.

– Полгода назад… – начал он, поскольку требовалось что-то сказать.

Снова повторить прежнюю легенду о военном прошлом и посттравматическом стрессовом расстройстве, с которым никак не совладать? Или признаться, каково это – чувствовать, как немногие воспоминания агента бюро меркнут в той же черной пропасти, где сгинула память о прежнем Кине? О том, кем он был до встречи с Хезер. Объяснить, что он смотрит на маячок, пытаясь себя спровоцировать? Доказать себе, что не сходит с ума?

Но это прозвучит как бред умалишенного. К тому же Хезер и без того взволнована.

Кин сосредоточил внимание на неработающем маячке. Изобретенный в далеком будущем сплав сферы давным-давно выдержал пистолетный выстрел, а теперь еще и наезд автомобиля.

– Кин, ты слышишь? Здесь твоя семья. И здесь же эта металлическая штука. Объясни, что происходит, – тихо попросила жена. – Я трижды находила тебя в отключке, а рядом лежал этот шарик. Ты прямо как одержимый.

– Это мелочь, старый рабочий инструмент, – пояснил Кин и положил маячок на полку. – Смотрел, нельзя ли починить.

– Но это не совпадение. Быть такого не может. Прошу, избавься от него. Выброси.

Внезапно Хезер поморщилась, зажмурила глаза и, закусив нижнюю губу, схватилась за голову. Кин хотел обнять ее, но жена отвернулась.

– Я в порядке, – сказала она. – Просто день выдался долгий, а еще предстоит сделать несколько звонков.

Адвокатская карьера служила ей поводом для гордости, но в равной мере и причиной постоянного стресса.

– Вот как! – воскликнул Кин. – И кому из нас надо к врачу?

– Честное слово, я в порядке. Если бы не стенограммы разговоров с клиентами, которые надо просмотреть…

На серьезном лице Хезер появилась кривая улыбка, и у Кина стало одной заботой больше.

Жена взяла его за руку. На фоне ее светлых пальцев кожа Кина казалась совсем темной.

– Нет, ты только взгляни на нас. Пререкаемся, кто первый пойдет к врачу из-за головной боли. Как парочка стариков.

– Может, нам сделают пенсионерскую скидку?

– Знаешь что? Вот это, – она коснулась морщин в уголках его губ, – и вот это, – погладила его седые пряди и щелкнула по очкам на носу, – заметно повышает твои шансы на дисконт.

– И твои тоже, – беззаботно отозвался Кин.

– Ты должен говорить, что я выгляжу на двадцать пять и ни днем старше, – усмехнулась Хезер. – И не списывай эту грубость на помрачение рассудка.

Она игриво толкнула его в плечо, и Кин, едва не потеряв равновесие, снова вскинул руки к голове.

– Ой, прости, – смутилась Хезер. – Извини…

– Все хорошо. Ну что ты, все хорошо, – заверил ее Кин и украдкой вытер проступивший на лбу пот. – Ничего мне не сделается.

– Прошу, избавься от этой штуковины, – сказала она изменившимся строгим тоном. – Тебя мучают головные боли и провалы в памяти. Меня это пугает. Миранда места себе не находит от волнения. И видеть тебя в таком состоянии… Все это нам не на пользу.

Она взяла его за руку и добавила:

– Тебе нужна профессиональная помощь.

– Все со мной нормально. Несколько лет назад мне делали томографию. Я в полном порядке.

– Ну почему ты отказываешься меня слушать? Так продолжаться не может. Тревога давит на Миранду, и она замыкается в себе. Обратись к специалисту. Может, у тебя панические атаки или что-то в этом роде. И причиной тому… – (Она взяла маячок.) – …вот эта штуковина. Не знаю почему. Допустим, включается подсознание. Этот шарик напоминает тебе о детстве в интернате. Или о службе в специальных войсках. ПТСР… Такое расстройство типично для получивших боевое ранение.

Слова Хезер означали, что легенда Кина все еще в силе. Даже теперь. Но он уже не знал, хорошо это или плохо.

– Скверные были годы. Не хочу о них говорить.

– Именно поэтому ты и должен излить душу! Сам подумай – что, если снова потеряешь сознание? Ударишься головой и умрешь? Мне придется осваивать готовку, а в тридцать восемь это как-то поздновато.

Рослая Хезер рассмеялась, притянула мужа к себе и обвила длинными руками.

– В наше время ПТСР – уже не клеймо и не позорное пятно. Это самая настоящая болезнь, и тебя могут вылечить.

ПТСР. Как, скажите на милость, объяснить врачу, что Кин страдает от остаточных фрагментов путешествий во времени, а не от посттравматического стрессового расстройства?

– Таков экспертный совет налогового адвоката?

– Между рабочими встречами выдалась минутка, и я загуглила.

Кин взглянул на маячок, на шероховатые канавки, за которыми виднелась начинка устройства.

– Если это повторится, пойду к врачу. Договорились?

– Ох, Кин… – тяжело вздохнула Хезер.

Они стояли обнявшись, но жена как-то сникла, обмякла у него на руках, зарылась острым подбородком ему в плечо.

– Ну почему ты такой упрямый? Зачем сопротивляешься? Из месяца в месяц становится только хуже.

– Я не сопротивляюсь. Все под контролем.

На Кина вдруг снизошло озарение, мысль столь очевидная, что его самого удивило, как он мог не додуматься раньше. После всех логичных планов, списков и наглядных схем, рассуждений и самокопания… Почему этот вариант лишь сейчас пришел ему в голову?

«Забудь о прошлом. Забудь и не вспоминай».

– Но ты права. Если проблема сохранится, обращусь к специалисту.

Должно быть, Хезер заметила перелом в ходе его мыслей. Такое интуитивное понимание возникает лишь с годами совместной жизни. Она прижалась лбом к его лбу, и кончики их носов соприкоснулись.

– Чертов упрямец, – с теплом в голосе сказала она. – За это и люблю.

– А я думал, ты любишь меня за кулинарные таланты.

– Раскусил!

Поцеловав мужа, Хезер высвободилась, отступила на шаг и окинула взглядом пустую подъездную дорожку.

– До ужина надо поработать с документами. Больше не трогай эту металлическую штуковину. Хорошо?

Она скрылась в доме и поднялась на второй этаж. По гаражу разнеслись отзвуки ее шагов и глухой стук собачьих лап. Собака побежала следом за Хезер, а Кин остался стоять в тишине и медленно перевел взгляд на сломанную вещицу из будущего.

Все, хватит пугать родных. Оно того не стоит.

Кин сам не знал, почему так цепляется за эту железку. Может, подсознание силилось отыскать доказательства прошлой жизни. Или его рассказы об интернате, о службе в войсках специального назначения и о бесконечном переходе по дикой местности были самыми что ни на есть настоящими, а воспоминания о БТД – выдумкой, плодом воображения? Да, это объяснило бы, почему он не помнит ни родителей, ни друзей, ни подружек из гипотетической жизни в будущем.

В конце концов, какая разница?

Кин схватил маячок, вышел через боковую гаражную дверь и решительно выбросил чужеродный хлам в большой черный контейнер для мусора.

Будущего нет. Есть только настоящее.

Он вернулся в гараж, но что-то привлекло его внимание. На подъездной дорожке уже не было пусто.

Там стоял курьер. Молодой, лет двадцати пяти. В полном обмундировании: трекинговые ботинки, коричневые шорты и рубашка, в руках планшет. Но ни посылки, ни грузовичка. Только компактный рюкзак за спиной.

И пристальный недоверчивый взгляд.

Но пару секунд назад этого парня здесь точно не было.

– Чем могу помочь? – спросил Кин.

Курьер продолжал смотреть на него круглыми от удивления глазами. Их взгляды пересеклись, и Кина охватило неодолимое желание отвернуться. Наверное, виной всему та эфемерная шрапнель, что засела в сознании по вине маячка.

– Вы заблудились? – снова заговорил Кин. – Ищете чей-то адрес?

Парень сделал шаг и остановился. Что-то промычав, шагнул еще и застыл, глядя на планшет.

– Мне пора готовить ужин, – сказал Кин. – Если не нуждаетесь в моей помощи, я закрою ворота.

Курьер переступил с ноги на ногу и покачал головой.

– Прошу извинить. Виноват, ошибся, – произнес он с отчетливым британским акцентом и ушел.

Опустилась дверь гаража. В автомобильном зеркале блеснуло солнце, и луч отразился от пенни, прикрепленного над верстаком. Эта монетка была у Кина с тех пор, как он себя помнил. Одного взгляда на нее хватило, чтобы забыть о послеполуденном хаосе и обрести спокойствие.