Душа механизма - Тюняев Андрей Александрович

— Даже пыль нуждается в покое, — задумчиво произнёс он вслух и добавил: — Куда уж нам…

Эти слова, словно молнии, разрезали накалённое и наэлектризованное пространство. Зал сразу же зашелестел разнообразными голосами, обладатели которых высказывали шёпотом друг другу восхищение прекрасной игрой одинокого актёра, который выдержат необходимую паузу, и шелест восторга улёгся рядом с уже засыпающей пылью.

Дожав паузу до предела, Вейзель театрально поднял руку и стал рассматривать её на просвет — сквозь луч софита.

Рука выглядела полупрозрачной, но что ещё более удивительно — ярко-красной. Это вызвало сильное и демонстративное удивление у Вейзеля, а также ответный возглас восхищённого непонимания в зале. Зрители не знали, как им реагировать и на сам этот факт, и на удивление этим фактом со стороны одинокого актёра. Постепенно ужас, очарование и удивление охватили зрителей, сформировав в замкнутом пространстве своеобразную ноосферу.

В ту же минуту Антон и Настя с таким же удивлением обнаружили себя сидящими в шестом ряду почти по центру зала. Настя изрядно испугалась. Её нежное сердце усиленно колотилось о рёбра — видимо, думая, что за пределами грудной клетки ему будет спокойней.

Настя автоматически потянулась, чтобы взять Антона за руку, но последние несколько миллиметров пути её рука преодолеть так и не смогла. Девушке казалось, что ещё чуть-чуть и она обожжётся. Поэтому внезапный порыв прекратился.

Антон не заметил этого движения. Он зачарованно следил, как на ту же сцену вышел второй персонаж. Старый друг Эйна Вейзеля — старец Кулик [2]. Вместе они отправили в бесконечность не одну сотню профессорских вечеров, засевших в памяти парами коньяка, запахом сигар и горечью кофе.

— Рад видеть вас, дорогой мой Эйн! — поприветствовал его старец Кулик. — Вы снова вдыхаете аромат остывающих эмоций?

— И я рад вас видеть, дружище! — обнял вошедшего Вейзель и добавил, освобождая стул и потягивая его Кулику: — Присаживайтесь, пожалуйста! Присаживайтесь!

Старец Кулик посмотрел на свободный теперь стул и произнёс в ответ:

— Дорогой мой Эйн! Если позволите, то это я вам предлагаю этот самый стул. Со всем возможным уважением к вам. Присаживайтесь, пожалуйста!

Друзья посмотрели друг на друга и улыбнулись. Они поняли, что вопрос со стулом так просто не разрешить, и старец Кулик предложил:

— Эйн, вместо того, чтобы вдвоём стоять вокруг одного незанятого стула и спорить о том, кто кого должен на него усадить, предлагаю вам направить всю силу спора и мысли в более интересное русло.

— Какое же? — с интересом спросил Вейзель и сразу же добавил: — Хотя, впрочем, я вам доверяю в этом вопросе и готов за вами следовать хоть на самый дальний край познания.

Произнося последние слова. Вейзель резко повернулся в сторону Антона и несколько угрожающе подмигнул ему.

Антон нервно улыбнулся и судорожно завертел головой в поисках хоть какой-нибудь поддержки. Но, находясь теперь в лёгкой прострации, он взглядом наткнулся лишь на испуганно сидящую рядом Настю. А она, усиленно хлопая от непонятности еле удерживающимися на своих местах ресницами, в тот же самый миг почти автоматически сделала новую попытку взять Антона за руку.

На этот раз Антон её движение заметил и, более того, отметил его внимательным прямым взглядом.

…Но, занятый своей паникой, так ничего и не понял. Вся работа его мозга была сосредоточена на недавнем подмигивании актёра — ещё несколько минут назад спицы вязали какой-то платок, а сейчас некое существо, выглядящее, как человек, и двигающееся, как человек, именно ему так реально подмигивает!

Непостоянство постоянных

— В своё время Кант выдвинул шесть доказательств существования Бога. — произнёс старец Кулик и, словно цапля на болоте — так же по-особенному выворачивая ноги, сделал несколько шагов по сцене. — С тех пор люди сбились с ног в поисках седьмого доказательства. Имеется ли оно у современной науки? Имеется ли оно у физики?

В зале повисла тишина. Зрители затрепетали от неподдельного интереса. При слове «бог» некоторые из них ангельски-мечтательно выдохнули, а другие дьявольски-довольно вдохнули. Для тех и других эти движения означали одно и то же. И тем более чётко они фиксировали двойственную сущность обозначенного существа.

Часть людей закатила глаза в предвкушении обильного богословского спора. А у будущих спорщиков стали просматриваться слабосветящиеся нимбы.

Эйн Вейзель впился в старца Кулика глазами и, на минуту потеряв над собой контроль, невнятно пожевал уже далеко не розовыми губами. Старый профессор собирался с мыслями. Некоторые из них буквально ползли по его измученному знаниями лицу. Они скрывались там — где-то под дряхлеющей черепной коробкой, распространяя вокруг флюиды многообразных формул и замысловатых сентенций.

Оба профессора выглядели почти как правдоподобные голограммы. И тем более удивительно прозвучали ответ и вся дальнейшая речь Вейзеля, наполненные чёткими формулировками, отточенными фразами и красочными примерами.

— Когда около трёхсот лет назад учёные изобрели микроскоп и стали рассматривать, что происходит там, внутри клетки, они увидели как делятся хромосомы. Процессы удвоения и разделения хромосом ошеломили исследователей: «Как такое может быть, если всё это не предусмотрено Всевышним?» — стал раскручивать ситуацию Эйн Вейзель. — И действительно! Если говорить о том. что человек появился на Земле в результате эволюции, то с учётом частоты мутаций и скорости биохимических процессов для создания человека из первичных клеток понадобилось бы времени много больше, чем возраст самой Вселенной.

Старец Кулик одобрительно покачал головой и взглядом предложил другу продолжить.

Старательно вслушиваясь в сказанное профессором, Настя понемногу успокоилась.

Не убирая ранее положенную руку.

Та часть её мозга, которая была ответственной за влюблённость, не слушала Вейзеля: ей было глубоко «наплевать» на размышления о Боге и Вселенной.

Но зато эта часть мозга чётко знала своё женское дело: рука девушки не только застыла на подлокотнике кресла, расположенном между ней и Антоном, но и стала постепенно — миллиметр за миллиметром — красться в сторону юноши. Чтобы в подходящий момент как бы случайно оказаться в непосредственной близости и выйти на столь желанный тактильный контакт. Хотя всё это можно было бы сказать и проще…

Антон мгновенно ухватил великолепно знакомую ему тему из горячо любимой физики и тоже стал растормаживаться. Он вслед за пояснениями Вейзеля будто бы смотрел в тот самый микроскоп и видел те самые хромосомы. Антон видел лица изумлённых учёных и понимал, что некоторые из них были почти на грани помешательства. По крайней мере так читалось в их глазах в ответ на первые увиденные объекты микромира.

— Возьмём фундаментальные физические константы, — продолжил Вейзель и посмотрел на девушек в зале: только часть из них поняла, о чём только что сказал профессор. — Они однозначно задают устройство нашего мира: гравитационная и магнитная постоянные, радиус боровской орбиты, постоянная тонкой структуры… Они стоят, как апостолы, на страже современной физики.

Антон восхитился сравнением физических величин с апостолами веры, и в его воображении даже пошли кадры яркой по физическим проявлениям и глобальной по пространствам охвата божественной войны. Появились ангелы и демоны. Названия некоторых физических величин зазвучали как заклинания или молитвы…

Но в этот момент ему, словно вылетевшей из полумёртвого тела любопытной душе, пришлось принудительно вернуться.

— Это не постоянная, — уверенно шепнула ему Настя.

— Кто? — так же шёпотом переспросил её Антон, не успев вернуться в реальность и сожалея о преждевременном выходе из божественного сражения.

— Радиус боровской орбиты — это не фундаментальная постоянная, — повторила Настя очень твёрдо и очень уверенно.