Министерство будущего - Робинсон Ким Стэнли

И да, и нет.

Вы не согласны?

Нет. Это – социализм с китайскими особенностями.

И особенности эти, похоже, включают в себя солидную порцию капитализма.

Да.

Мы сможем чему-то у них научиться?

Нет.

Почему?

Потому что мы их не любим.

Они нас тоже.

Значит, с этой стороны на перемены надеяться нечего. А как насчет бедноты? Четыре миллиарда самых бедных обитателей планеты имеют меньше собственности, чем десяток самых богатых людей, поэтому у них мало силы, хотя никто не спорит, что их самих очень много. Смогут ли они продавить изменения снизу?

Против них штыки.

А как насчет так называемого прекариата? Миллиардов в серединке, едва сводящих концы с концами, которых в Америке по старинке называют «средним классом», – вот где ностальгия, я понимаю. Смогут ли они восстать и поменять систему с помощью коллективных действий?

Они тоже наткнутся на штыки.

И все-таки мы наблюдаем демонстрации, порой даже очень крупные.

Демонстрация – это тусовка. Покуражились и разошлись по домам. Ничего не меняется.

Хорошо. Тогда как обстоит дело с координированными массовыми выступлениями? Это уже не просто тусовка. С так называемыми налоговыми стачками, о которых идет столько разговоров? Они, например, могли бы вызвать финансовый крах и национализацию банков. Национальные правительства вернули бы себе контроль, координируя полный переход в свои руки глобальных финансов. Могли бы переписать правила ВТО и осуществить некую разновидность количественного смягчения, а необеспеченные деньги отдать на проекты «Новой зеленой сделки».

Это – удел законотворчества.

Опять мы упираемся в законодательную власть! Обычно такие вещи считаются атрибутами представительской демократии. Если таковая где-то еще существует или когда-либо существовала, новые законы по определению принимались бы большинством голосов. По меньшей мере в пятьдесят один процент или, если есть такая возможность, еще больше. Так обстоит дело во всех крупных странах, где действует подобная система. Им всем пришлось бы подключиться к этому плану.

Да.

Это выглядит довольно практично. Что нам мешает это сделать?

Люди глупы. Богатые тоже будут сопротивляться.

Опять презумпция, что у богатых больше силы, чем у бедных!

Да.

Но нет ли здесь некого системного сопротивления изменениям, когда все законы, требующиеся для их осуществления, переплетены друг с другом настолько, что узел очень трудно распутать?

Именно.

Можно сказать, что сами деньги будут сопротивляться переменам. Очевидно, сопротивление переменам носит буквально системный, встроенный характер!

Запоры – жестокая штука. Иногда приходится подолгу сидеть на горшке и тужиться.

Метко схвачено! Такова суть истории нашего десятилетия. Или целого века.

Только одного?

Очень хлесткий образ истории.

Зато когда дерьмо наконец покидает организм, наступает колоссальное облегчение.

Несомненно! Пожалуй, пора подвести итог недели. Настало время спустить штаны. Всех, кто нас слушает, приглашаю на следующей неделе в то же время.

Одной недели, пожалуй, не хватит.

39

Давос – одна из моих любимых тусовок. Там в конце января каждый год проводится встреча Всемирного экономического форума. ВЭФ рекламируют как международное собрание решал, «негосударственных элит», которые съезжаются, чтобы похвалить друг друга и обсудить планы лучшего будущего, в первую очередь, лучшего будущего для самих элит. Их еще иногда называют «давосским человеком», новоявленным видом Homo sapiens, на 80 % мужского пола и, среди прочих атрибутов, относящегося к верхнему одному проценту по уровню богатства. И это правда! Что и делает тусовку грандиозной. Правда, многие считают ее снулой, несмотря на отличные напитки. Несколько лет назад в углу даже был замечен Мик Джеггер, в одиночестве танцующий под звуки музыкального автомата – ему, видите ли, стало скучно. Большинство гостей, однако, довольны уже одним присутствием и возможностью показаться на людях.

Давосская встреча продолжается семь дней, хотя не все приезжают на целую неделю. Две с половиной тысячи бизнесменов и политиков с небольшой прослойкой шоуменов – вот откуда взялся Джеггер. Днем проходят заседания по группам интересов и продолжительные обеды. Обсуждаются все насущные проблемы – множество вариаций на тему управления стадом во все более беспокойном мире и помощи тем, кто больше всех нуждается. Филантропия инкорпорейтед! Грандиозными усилиями доля женщин, говорят, была доведена с шести до двадцати четырех процентов, организаторы поздравили себя с прогрессом и пообещали продолжить работу над вопросом, который не так просто решить, ведь большинство богатых людей и политических лидеров, по стечению обстоятельств, мужчины. Джеггер, возможно, еще и поэтому заскучал.

Расходы на охрану делят между собой организаторы, швейцарский кантон Граубюнден и федеральное правительство Швейцарии. Кое-кто в Швейцарии критикует эти траты; с другой стороны, если хозяева мира избирают местом ежегодных встреч Швейцарию, то это лишь помогает поддерживать ее загадочную репутацию самой богатой страны планеты вопреки тому, что репутация эта ни на чем не основана. Ну, если только на красоте Альп и мозговитости местного народца, однако насчет и того, и другого у меня есть серьезные сомнения. Зовите меня «давосским скептиком».

Раньше здесь случались протесты, но теперь все тихо. В город сложно попасть, оборонять его нетрудно. Вдобавок конференция все меньше считается важным событием – подумаешь, кучка богатеев собралась потусоваться. Что есть истинная правда, отвечаю я. Поэтому протестов практически не бывает. Это, как потом говорили, предоставило удобную возможность.

На той конкретной встрече мы едва успели собраться вместе и приступить к серьезным занятиям – еде, питью и разговорам, – как вдруг выключился свет и мы все оказались в кромешной темноте. «Генераторы, – весело вскричали мы. – Включите долбаные генераторы!»

Не тут-то было. Старая охрана куда-то подевалась, вместо нее мы увидели новых охранников в масках, они охраняли нас совершенно в другом смысле. Все стали говорить, что за херня, – охрана не обращала внимания; попытались выйти наружу – не пускают. Все двери заперты. Весь город перекрыт. Через несколько часов стало известно, что противотанковые надолбы, которые устанавливались сто лет назад против нацистского или советского вторжения, напоминающие гигантские акульи зубы, вновь выросли на дорогах в долине и на соседних перевалах. Даже альпийские горные тропы, ведущие в долину, временно потеряли проходимость, потому что их залили мгновенно застывающим пенобетоном. Новая охрана нас скорее сторожила, чем охраняла. На все вопросы – молчок. В воздухе над головой с гудением кружили дроны. Ходили слухи, что они немедленно скапливались вокруг пытавшихся прорваться вертолетов, заставляя их отворачивать назад, и даже вызвали несколько аварий.

– Наконец-то хоть что-то интересное, – заметил кто-то. Большинство, впрочем, подумало: «Не слишком ли?»

Через динамики передали, что нам не причинят вреда и что нас через неделю отпустят на все четыре стороны. Нам сказали, что захвачено лишь расписание событий, а не мы сами, хотя это, как мы сразу же возразили, было явной неправдой. По сути, возражать было некому – все охранники носили каски с очками и не реагировали на нас вообще, если только на них не нападали, а в таких случаях ответ был решительным и неприятным, как в новостях о демонстрациях протеста. Дубинки, перцовый аэрозоль и одиночная комната, чтобы охладить пыл. Народ перестал рыпаться. Громкоговорители на наши возражения тоже не отвечали.

Потом начали отказывать удобства. Первой перестала работать канализация, нам пришлось импровизировать, придумывать систему, где и как облегчаться. Жалкий Давос! Ничего не оставалось, как ходить в лесочек. В городе после нас осталось немало кучек дерьма, однако мы быстро выкрутились и придумали систему импровизированных отхожих мест.