Министерство будущего - Робинсон Ким Стэнли

Потом перестала течь вода из кранов, что, признаться, нас напугало. Посрать можно и в лесу, а вот пить один виски невозможно, хотя некоторые пытались. Иных устраивало потреблять влагу в виде вина, по четыре сотни за бутылку. Вина у нас было завались. Выяснилось, что по городу по выложенным камнем каналам бегут два альпийских ручья – кое-где в подземных коридорах, а кое-где в глубоких открытых каналах; мы нашли ведра и пили воду из этих ручьев, иногда кипятили, иногда нет. На вид вода была чистая. Пару часов назад еще была снегом.

Еду приносили в коробках, нам также разрешали самим готовить в городе. Мы справились и с этим, чем очень гордились. Не сидеть же все время на месте. Среди нас нашлись превосходные повара.

На третий день на площади были оставлены поддоны с химическими туалетами, мы их собрали и установили в санузлах, открыв последние для пользования, хотя водопровод по-прежнему не работал. Наступило в прямом смысле облегчение, потому что теперь мы могли облегчаться почти в привычной манере, пусть и в мерзких условиях. Как на фестивале в Вудстоке, только без музыки.

Воду включили на четвертые сутки, коробки с едой стали поступать регулярно. В свободное от готовки и уборки время нас приглашали посетить так называемый лагерь перевоспитания. Видимо, нас похитили маоисты, потому что только маоисты наивно верят в силу пропагандистских лекций. Слова отскакивали от нас как горох и даже служили источником веселья. Свое образование мы уже получили и знали, что к чему.

Воспитательные материалы, которыми нас потчевали, заслужили всеобщую отрицательную оценку. Столько штампов! Сначала крутили фильмы о голодающих в бедных странах. Съемка, конечно, велась не в концлагере, однако кадры живых взрослых и детей немного его напоминали. Фильм выглядел как самый длинный в мире рекламный ролик благотворительного общества. Мы свистели и отпускали язвительные реплики, однако две с половиной тысячи самых успешных людей планеты добились своего статуса не путем дурацких оскорблений. Иногда требовались и применялись навыки дипломатии. Кроме того, мы были уверены, что нас тайком снимают, чтобы потом сделать какое-нибудь перевоспитательное реалити-шоу. Поэтому мы в основном сидели, смотрели эту комедию и перешептывались, как зрители в кинотеатре.

Тем не менее картина того, как до сих пор живут самые бедные люди планеты, действовала отрезвляюще. Все равно что перенестись на машине времени в двенадцатый век. То, что мы сами были лишены туалетов с проточной водой и немного голодали, несомненно, усиливало эффект, хотя все прекрасно понимали, что такое обращение было задумано именно в целях их бессмысленного мероприятия, своеобразного курса терапии отвращения.

Временами на экране появлялась статистика; презентации «PowerPoint» – истинное наказание. Десятая доля процента населения Земли владела половиной богатства человечества, то есть мы – ура! У половины всех ныне живущих людей нет никаких активов помимо их собственной потенциальной рабочей силы, ослабленной плохими здоровьем и образованием, которого слишком мало. Обвинять нас в грехах капитализма неправильно, втолковывали мы этим не слушающим скучным людям; если бы не капитализм, то все восемь миллиардов были бы нищими! Ну да ладно. Появлялись все новые цифры, графики, повторяясь, но ни к чему не обязывая. Скучающие, сонные, осоловевшие, мы пытались сообразить, какая идеологическая или этническая группа заварила эту кашу. А чего стоила озвучка! То грустная музыка, то веселенькая, невообразимо навязчивые мотивы, призванные навсегда засесть в мозгах, трагически депрессивные мелодии, точно похоронный марш, проигрываемый на одной трети нормальной скорости.

Стресс из-за отсутствия удобств и просмотра презентаций «PowerPoint» начал действовать нам на нервы, мы стояли на пороге перехода к образу жизни «Повелителя мух». Я предложил нашим закатать губу и пойти на компромисс, воспринимать все это как некий отпуск, кемпинг на полном обеспечении, кому какое дело до этого дерьма? Оказалось, что многим было не все равно.

Это же коммунисты, посыпались возражения. «Ну и что, – сказал я. – Мы сидим в чертовом коммуняцком лагере перевоспитания, эту историю мы еще много лет будем рассказывать в барах».

Финалом пропаганды стала длинная лекция, разъясняющая, что мировой порядок приносит пользу одним элитам, да и тем осталось недолго жировать. Германский голос за экраном, который многим из нас напомнил Вернера Херцога, констатировал, что мы попросту хищнически эксплуатируем «жизненный мир». Я даже не усомнился, что Вернер мог согласиться в этом поучаствовать и что в немецкое понятие «жизненный мир» [9] успели вложить реальный смысл. Знатоки немецкого среди нас вволю поиздевались над дубовым английским Херцога, переводя обратно на немецкий образчики вроде Ich bin zu herzerschrocken! Ich bin rechtsmüde! Ich habe grossen Flughafenverspätungsschmerz! [10] Последнюю фразу несведущим в германистике объяснили как «великую тоску из-за опоздания в аэропорт» – словосочетание, достойное включения в любой современный язык.

Целый час фильма был посвящен юным отпрыскам богатых родителей. Эти молодые люди – либо истово оправдывающиеся, либо дерзко высокомерные – представляли собой унылое зрелище. Наверняка их специально выбирали – чем отвратительнее, тем лучше; народ вокруг меня бормотал: «Мои дети ни фига не такие». Однако по мере появления все новых портретов убогих, злых, надменных детишек аудитория притихла, стало ясно, что у некоторых экранных нытиков в зале есть настоящие родители. Статистические диаграммы, отражавшие состояние богатых детей, тоже внушали уныние. Если сложить вместе все разные антидепрессанты, которыми они себя пичкали, в итоге получалось, что на них подсели больше ста процентов отпрысков. Притянуто за уши, но все равно депрессняк.

Еще один график отслеживал уровень личного счастья в зависимости от приобретенного богатства. Как и многое на этой неделе, да и вообще в жизни, график оказался еще одной чертовой колоколообразной кривой. Из него видно, что бедность делает людей несчастными, – тоже мне новость! Достигнув адекватного уровня, люди быстро становятся счастливее, потом, на уровне дохода высшего среднего класса, того самого, который хотят получать все ученые («Видно, учились на своих же графиках», – мрачно бормотнул чувак рядом, похоже, намекая, что либо исследования, либо система вознаграждения, а может, и то и другое сфальсифицированы), наступает пик счастья. Затем, по мере накопления богатства, уровень счастья снижается. Не до уровня бедноты, однако заметно ниже пикового среднего значения. Этот средний доход – зона максимального уюта, счастливая середина, ха-ха, или так, по крайней мере, утверждали операторы «PowerPoint», мы же лишь со знанием дела покачивали головой. Статистика способна «доказать» что угодно, но не в силах победить простую истину: «больше» означает «лучше». Саундтрек включал в себя песенки типа «Все, что тебе нужно, – это любовь» и «Любовь не купишь», сдабривая шоу дурацкой мудростью «битлов».

На этом этапе постановка начала нас раздражать. Почему все так затянулось? Куда пропала долбаная швейцарская полиция? Уж не участвует ли она в этом балагане? Может быть, это чисто швейцарская идейка типа Красного Креста?

В конце фильма о неравенстве доходов голос за кадром произнес: «Вы давосские заложники. Вас привлекли к операции «Давос в осаде». Что вы теперь будете делать? Нам интересно увидеть, как вы проживете остаток своей жизни».

На этом наше заключение окончилось. Дроны, висевшие у нас над головой, улетели, охранники в касках исчезли.

Поняв это, мы обрадовались, стали убеждать друг друга, что промывание мозгов закончилось полным провалом, к чему неизбежно приводят левацкие воззрения, за которые на великом рынке идей не дают и ломаного гроша. Нас будто перенесли на машине времени в 1917-й, 1848-й или 1793 год, хотя среди нас мало кто знал, почему эти года упоминали те из нас, кто имел ученую степень по истории. 1848-й – серьезно?