Министерство будущего - Робинсон Ким Стэнли

Мэри глянула на Дика, тот кивнул.

– Это еще один способ показать ущерб от высокой ставки дисконтирования, – сказал он. – Высокая дисконтная ставка – то же самое, что индекс безразличия к будущему, о котором говорит Я-А.

Я согласилась.

– Предложение Чена даст выход? – спросила Мэри. – Отодвинет горизонт прогнозирования?

– Да, – ответила я, – отодвинет.

Я объяснила, как предложение карбон-койна зависит от времени – в контракт включаются конкретные сроки, как с облигациями. Новая карбон-валюта с покрытием в виде столетних облигаций с нормой доходности, гарантированной всеми центральными банками, действующими единым фронтом. Такие инвестиции будут надежнее любых других и позволят, так сказать, открывать длинные позиции в отношении биосферы.

Мэри покачала головой.

– Что толку, если выплата произойдет через сто лет?

Я попыталась объяснить множественную функциональность денег. Обмен товарами – ясное дело, но еще и накопление стоимости. Если облигации станут выпускать центральные банки, эти бумаги будут абсолютно надежны, и, если ставка доходности будет довольно высокой, они выиграют конкуренцию с другими типами инвестиций. Разрешена продажа до срока погашения и так далее. Существует рынок облигаций. С другой стороны, так как вопрос эмиссии новых денег находится в компетенции центральных банков, то инвесторы поверят в карбон-койн, ведь он будет иметь покрытие в виде долговременных облигаций. Причем эти деньги будут создаваться и попадать к людям исключительно в результате добрых дел.

– Например? – спросила Мэри. – За что их будут платить?

– За отказ от сжигания углеводородов.

Почувствовав, что она созрела для кое-каких цифр, я начала писать на лекционной доске. Не уравнения – с таким же успехом я могла бы писать на санскрите. Лишь некоторые числа.

За каждую тонну несожженных или несвязанных углеводородов, которая была учтена в течение договорного периода – пока что в дискуссиях преобладает промежуток в сто лет, – выплачивается один карбон-койн. Его можно немедленно обменять на любую другую валюту на валютной бирже, поэтому стоимость карбон-койна будет выражаться определенной суммой в других фиатных валютах. Центральные банки будут поддерживать низший порог его стоимости, чтобы он не обвалился. Когда люди почуют, что карбон-койн имеет ценность на валютных рынках, его стоимость поднимется выше минимального порога.

– То есть, по сути, это разновидность количественного смягчения?

– Да. Но прямого и прицельного. Эмиссия и запуск новых денег в оборот будут напрямую привязаны к сокращению выбросов. Новые деньги генерирует непосредственно сокращение. В своей работе Чен так это и называет – УКС, углеродное количественное смягчение.

– Значит, любой, связав тонну углерода, сможет получить один койн?

– Или долю койна. Должна возникнуть целая отрасль мониторинга и сертификации, государственно-частная по своей природе, какими ныне являются рейтинговые агентства. Вероятно, будут попытки обмана и обхода законов, однако их можно контролировать обычными мерами надзора. К тому же все карбон-койны будут регистрироваться, любой сможет проверить, сколько их в обращении, а банки будут из года в год выпускать ровно столько, сколько нужно для покрытия сокращения выбросов, поэтому никто не будет бояться потери стоимости из-за надувания денежной массы. Большое количество выпущенных карбон-койнов будет означать, что удалось связать много углерода, а это показатель здоровья биосферы, укрепляющий доверие к системе. Таким образом, количественное смягчение сначала послужит доброму делу и только тогда получит свободу участвовать в экономике.

– Если связать эту идею с углеродными налогами, то те, кто сжигает углеводороды, будут платить налог, а те, кто связывает углерод, получать деньги?

– Правильно. К тому же можно ввести прогрессивную шкалу углеродного налога, по которой более крупные пользователи платили бы больше, чтобы налог не стал регрессивным. Тогда налог станет добрым делом, можно также добавить штрафы-скидки, чтобы часть этого налога возвращалась гражданам, отчего он будет работать еще лучше. Сочетание углеродного налога и карбон-койна – ключевой элемент плана Чена. В случае одновременного применения налога и карбон-койна модели и социальные эксперименты предсказывают гораздо лучшие результаты, чем при использовании их по отдельности. Не в два раза лучше – в десять.

– Это почему же?

Я призналась, что не знаю. Синергия кнута и пряника, человеческая психология – темный лес. Почему люди поступают так, а не иначе – это епархия Мэри.

Дик заметил, что для экономистов что пряник, что кнут – не более чем стимулы, а потому одинаковы, хотя и предполагается, что кнуты эффективнее пряников.

Мэри решительно затрясла головой. «Ни хрена подобного! – заявила она. – Мы животные, а не экономисты. У животных положительное и отрицательное заметно различаются. Пинок или поцелуй, бог ты мой». Она обвела нас взглядом и добавила: «Еще большой вопрос, кто из вас двоих меньше похож на человека – компьютерный ботан или экономист».

Оба референта согласно кивнули. Это фактически предмет гордости. Оба пытаются переплюнуть друг друга, продемонстрировать научную объективность в духе Спока из «Звездного пути», значительность целей и так далее. За Диком в этом плане иногда забавно наблюдать.

Мэри заметила кивки и еще раз вздохнула.

– Ну хорошо, если поставить в один ряд и негативные, и позитивные побуждения, толкающие нас к определенному поведению, то мы начинаем вести себя соответствующим образом. Условный рефлекс, так? Раздражитель и реакция. С чего начать?

– Если дюжина крупных центральных банков согласятся действовать заодно, дело сдвинется с мертвой точки, – ответила я.

– То же самое можно сказать о чем угодно! Каков минимум, необходимый для успеха?

– Любой центральный банк может поэкспериментировать. Лучше было бы, если на это пойдут в США, Китае и ЕЭС. Индия наиболее мотивирована действовать в одиночку, они по-прежнему очень встревожены высоким содержанием углерода в атмосфере. Однако, как говорится, в большой компании веселее.

Мэри попросила еще раз объяснить, как учитывается время.

– Центробанки могут попросту обнародовать ставку доходности, по которой планируют делать выплаты в будущем. Инвесторам понравится, у них появится уверенность. Они смогут открывать длинные позиции и секьюритизировать более спекулятивные. Кнут углеродного налога со временем должен приобрести бо́льшую силу. Зная ставку налога, а также имея опубликованную информацию о том, насколько она повысится в будущем, зная долгосрочную гарантированную ставку доходности для инвестиций в карбон-койн, нетрудно сопоставить стоимость сжигания углеводородов и выгоду от связывания углерода. Курсы обычных валют плавают на валютном рынке относительно друг друга, но если стоимость какой-либо валюты со временем гарантированно возрастает, то инвесторы начинают ее ценить больше других. Благодаря метке времени, гарантирующей рост стоимости, такая валюта никогда не потеряет силу на валютных рынках. Карбон-койн задуман так, что мог бы со временем заменить доллар США в роли главной мировой валюты.

– Мэри, это похоже на сложные проценты, – напомнил Дик.

– Да, – сказала я. – Но курс будет отвязан от текущих процентных ставок, которые нередко опускаются до нуля и даже становятся негативными. Карбон-койн не потеряет свою стоимость, что бы ни случилось.

– Может возникнуть ловушка ликвидности, – заметил Дик. – Инвесторы начнут накапливать деньги ради надежности вместо того, чтобы пускать их в работу.

Я отрицательно покачала головой.

– Ставка должна быть достаточно низкой, чтобы койн считался просто страховкой.

– Если центральные банки решат поднять объем углерода, необходимый для получения карбон-койна, они могут восстановить баланс с помощью других надежных активов, например, казначейских или инфраструктурных облигаций, – ответил Дик. – Это увеличит ликвидность и позволит трейдерам играть на коротких позициях, что они иногда любят делать.