Министерство будущего - Робинсон Ким Стэнли

Дело туго двигалось в Китае, где такой компанией была Коммунистическая партия Китая – партией владели ее потребители, и смысл ее существования якобы сводился к укреплению благосостояния последних. Поэтому китайцы отгородились от «YourLock» Великой китайской стеной межсетевой защиты, за которую раньше не пропускали многие другие западные интернет-фирмы. Оказалось, что китайская стена изобиловала прорехами. Несмотря на утверждения, что китайские сетяне в большинстве полностью удовлетворены своей жизнью в рамках китайского киберпространства, многие, как известно, имели аккаунты в самых разных точках мира. Внутренние мигранты во всех крупных городах Китая по-прежнему подвергались жестокой эксплуатации и стремились найти рычаги влияния вне системы прописки, запрещавшей переселение в город; зажиточный средний класс всегда интересовался возможностями вывода кое-каких деньжат за рубеж. Так что определенные группы китайского населения подписались на сайт в больших количествах.

Бежали дни. Глядя из Цюриха, Мэри не замечала, чтобы шумиха в интернете оказывала на повседневную жизнь большое влияние. Возможно, глобальная революция, к которой призывали защитники интернета с момента его зарождения, действительно свершилась, однако до сих пор, если не считать волну приватизаций конца 90-х, эта малоизученная революция никак себя не проявила. Случись она, никто не смог бы ее распознать. Кстати, ранняя колонизация и капитализация интернетом психики огромной массы людей происходили в таком же невидимом режиме, поэтому Мэри не могла взять в толк, что другие имели в виду, постулируя наступление интернет-революции.

Зато это понимал – или делал вид, что понимает, – ее штаб. Теперь каждый, кто подписался на «YourLock» и начал им пользоваться, тем самым поддерживал ресурс, участвуя в распределенном хранении достоверных записей с момента их создания. Распределенный реестр мог функционировать как новая организация на требующемся уровне компьютеризации только за счет добровольного безвозмездного труда (к которому также относилось электричество) миллионов людей. Даже в случае успеха система не обещала чистый выигрыш устойчивой цивилизации. Очевидно, многое зависело от того, как будет использоваться новая сеть или как поведут себя люди в физическом мире. Как это всегда бывает, решающие события еще не произошли. Кто знает, возможно, они действительно сначала происходят в области дискурса и только потом – в области материального бытия.

Мэри постаралась сосредоточиться на материальном – утренних заплывах на озере, постепенном росте температур по мере приближения к лету. Трамвай, усталая прогулка до работы, усталое возвращение домой. Еженедельная поездка на трамвае в город, посещение Фрэнка Мэя в тюрьме, превратившееся в подобие повинности.

С виду Фрэнк держался молодцом. Здешние тюрьмы были чисто швейцарскими по духу – продуманными, щадящими, скорее напоминали общежитие техникума без права переезда. Фрэнк целыми днями был в городе на различных общественных работах от подметания улиц до помощи санитарам, делая то, что требовалось и значилось в месячной разнарядке. Со времени их первой встречи он то ли успокоился и обрел равновесие, то ли увял и впал в депрессию – Мэри не знала Фрэнка настолько хорошо, чтобы сделать вывод. Возможно, и то, и другое понемножку. Некоторые люди, когда не хотят показывать свои чувства, умеют хорошо их скрывать. Когда Мэри появлялась в тюрьме, заключенный смотрел с любопытством, но без прежнего удивления, скорее чуть растерянно или озадаченно. Но не настолько, чтобы спросить, зачем она приехала. Если бы он спросил, Мэри не нашлась бы, что ему ответить. В уме она вела с Фрэнком беседы, не имевшие ничего общего с тем, о чем они говорили в реальности. Поднимаясь на трамвае на Цюрихберг, она наблюдала, как голубые вагоны отчаянно виляют на S-образном подъеме, мысленно говоря Фрэнку: если бы ты спросил, я бы сказала, что приехала к тебе, потому что хочу успокоить свою совесть, успокоив твою. Я представляю себе мир таким, что даже ты, посмотрев на него, почувствовал бы, что твоя совесть может быть спокойна. Где ты перестал бы себя строго судить, простил нам наши грехи и себя простил бы тоже. В этих мысленных диалогах Фрэнк нередко кивал и отвечал: да, Мэри, я теперь проще смотрю на вещи. Ваше глупое министерство подставило плечо, помогло вытолкнуть потерявшую колесо повозку из канавы. Пока она еще не полностью выбралась на дорогу, далеко не полностью. Потому как канава быстро ширится, а дорога сужается.

Ничего подобного во время их реальных встреч в тюрьме не обсуждалось даже близко.

Мэри следила за неформальными операциями Бадима, встречаясь с ним за пределами офиса по устоявшейся схеме. Они виделись не часто, к тому же обсуждать в офисе что-либо вслух наедине не представлялось возможным, поэтому прибегали к рукописным запискам – не конкретным сообщениям, а строчкам из Руми, Кабира, Кришнамурти или Тагора. «Замешательство среди Богов. То, что можно наблюдать, определяет теория. Завтра в небесах появится большая комета. С наветренной стороны». Загадочные, как у Нострадамуса, фразы означали лишь одно: что-то происходит, пора встретиться. Так, по крайней мере, понимала их Мэри. Если Бадим и шифровал в записках какие-то особые сведения, Мэри не знала, как их извлечь.

А потому постоянно следила за новостями. Через два дня после появления на ее столе записки всего с тремя словами «бунт забастовка бунт», она прочитала, что в Берлине, Лондоне, Нью-Йорке, Токио, Пекине и Москве одновременно, безотносительно к различиям в часовых поясах, вспыхнули забастовки учителей и работников транспорта. Это вызвало хаос на улицах и рынках. Похожий хаос в прошлом году вызвало сильное проседание фондовых рынков, они и без того не оправились после Великого краха, на этот раз курс опустился на самое дно. Супермедвежий рынок. Разумеется, снижением тут же воспользовались любители риска, покупающие на спаде и продающие на подъеме, однако ощущение паники и окончательно назревшего повсеместного разрыва пузырей не рассеялись. Бастующие крупных городов, в конце концов, вернулись на работу. Прежде чем положение успокоилось, бесконечная засуха на Ближнем Востоке, в Иране и Пакистане внезапно превратилась в новый период смертоносной жары, разразившейся еще до окончания мая. Высокое атмосферное давление ненадолго подняло температуры до отметки 35 градусов по влажному термометру, на этот раз не за счет влажности, а за счет жары как таковой; одновременно в нескольких городах закончилась вода. Беженцы из районов бедствия хлынули на запад – через Турцию на Балканы, на север – в Армению, Грузию, Украину и Россию, и на восток – в Индию. Беженцы от жары, в Индию! Увы, Пенджаб тоже был охвачен засухой, Индия окончательно перекрыла границу с Пакистаном, и без того милитаризованную и непроходимую. Катастрофа – куда ни кинь взгляд. Пакистан угрожал войной. Иран угрожал войной. Спасаясь от неминуемой смерти, с насиженных мест снялись десять миллионов человек. Гуманитарные программы и местные вооруженные силы разрывались на части.

Эсмери Зайед, начальник управления по делам беженцев, сказал, что, если бы нынешние беженцы были страной, то она по численности населения была бы равна Франции или Германии. По миру бродили, сидели в лагерях, вынужденно покинули свой дом сто миллионов человек.

В разгар кризиса атмосферная река проникла на юг Калифорнии, и, хотя ветер уступал по силе циклонам и ураганам, осадки были не менее интенсивны, причем продолжались дольше. Казалось, происходит повторение страшной зимы 1861–62 гг., которое эксперты инженерного корпуса сухопутных войск США предсказывали только через несколько веков. Первую бурю они окрестили «штормом тысячелетия». Да только время оценки вероятностей прошло. Высокие горы, окаймляющие лос-анджелесский бассейн, встали на пути проливных дождей и заставили их излиться на территорию бассейна с преобладающим твердым покрытием. Разрушения приняли всеобщий характер. Первоначальные подсчеты оценивали число погибших на удивление низко – около семи тысяч, зато инфраструктуре был нанесен такой ущерб, какого жители города не могли вообразить в самых мрачных фантазиях о вероятном землетрясении. Кстати, некоторые ученые предсказывали: огромная масса воды как раз и могла вызвать то самое землетрясение. Большое землетрясение в Лос-Анджелесе и вселенский потоп в одном флаконе! Такое может случиться только в Эл-Эй, с тенью сожаления злорадствовали местные; всемирная фабрика грез превратилась в руины у них на глазах. Глобальное бессознательное избавилось от настырного присутствия голливудских морд. Их век закончился. Согласно цифрам Юргена, проставленным на изображениях дождливого города, восстановление разрушенного обойдется больше чем в тридцать триллионов долларов.