1.
Я, Анна Викторовна, терапевт, гроза ОРЗ, последняя надежда пациентов, которые считают, что парацетамол — это темная магия, друг бабушек с гипертонией неподкупный враг тех, кто просит "выписать что-нибудь посильнее, доктор, но без рецепта", и, кажется, все. Пенсия. 65 лет. Ни детей, ни мужа, ни даже нормального кота.
Хотя с котом еще можно поспорить. Местный рыжий бандит каждый вечер заявлялся к моему подъезду и садился под окном, глядя на меня так, будто мы заключили контракт на пожизненное снабжение его сосисками. Но в квартиру не заходил. Тоже гордый, зараза.
Жизнь моя была размеренной, как капельница: не слишком быстрой, не слишком интересной, зато стабильной. Работа, пациенты, бесконечные словесные дуэли с Надеждой Петровной из регистратуры, которая регулярно пыталась втюхать больничные абсолютно здоровым личностям.
— Анна Викторовна, ну давай мужику на заводе больничный дадим! — умоляюще глядит на меня.
— Надежда Петровна, у него давление как у космонавта, и если я сейчас начну выписывать больничные направо и налево, меня повесят за халат на дверях Минздрава:
— Ну так он же устал!
— Тогда ему не врач нужен, а отпуск.
И так каждый день.
Днем я спасала мир от ложных диагнозов и любителей "чего-нибудь посильнее, но без побочек", а вечером возвращалась в пустую квартиру, где меня ждали книги, телевизор и глубокие философские размышления о том, в какой момент я решила, что карьера важнее личной жизни.
Утром — поликлиника,
Вечером — книги и телевизор,
Ночью — мучительные мысли: "Анна, а что, если зря? А что, если надо было выбрать не работу, а семью?"
Но менять что-то было уже поздно.
И вот так бы оно и шло, пока.
Шла домой с работы, устала, как собака, но думала не о заслуженном отдыхе, а о том, что дома закончился чай. Именно чай, а не, скажем, смысл жизни или старость, потому что размышлять о глобальном после десяти часов приема в поликлинике не хотелось категорически. Хотелось только горячего чая, пледа, тишины, и чтобы никто не спрашивал: "А больничный-то мне можно?". А еще в этот момент Анна Викторовна, как и подобает уважаемой женщине в возрасте, с опытом и с отличной репутацией, несла домой кота. Да, того самого рыжего.
Нет, правда. Несла. В буквальном смысле.
Этот рыжий бандит, годами терроризировавший подъезд, высматривавший меня из-под лавки и регулярно заглядывавший в окна с видом "старуха, ты мне должна", объявился возле поликлиники. Как он туда забрел один черт знает.
А я что? Ну, конечно, подхватила, прижала к себе и понесла. Да еще и умиленно почесала за ухом.
И вот представьте: вечер, холод, уставшая терапевт с котом на руках и единственной мыслью — "наконец-то будет с кем разговаривать по вечерам".
А потом…
Поворачиваю за угол — и тут оно, как в дурном кино: визг тормозов, крик, мелькнувший перед глазами цвет детской курточки, и — мальчишка, лет пяти несется прямо под машину за своим мячом.
Все происходит слишком быстро и одновременно чертовски медленно, как в замедленной съемке. Мир вдруг перестает звучать нормально — шум улицы, гул шагов, звук радио из открытого окна где-то наверху — все заглушается одним единственным, громким, обжигающим внутри чувством: надо успеть.
И я успеваю.
Кидаюсь вперед, хватаю мальчишку за шкирку и буквально выкидываю его обратно на тротуар, как мешок картошки, не особо заботясь о грации. В этот момент я еще думаю, что умница, реакция еще та, и что, может, зря я в молодости отказывалась от занятий спортом, а ведь ловкость у меня, оказывается, звериная.
А потом я понимаю, что спасать себя уже некому.
Нет, правда. Все очевидно: законы физики никто не отменял, и если я бросилась на проезжую часть, а тормоза машины продолжили визжать, значит, следующим пунктом моего дня будет не чай на кухне, а…
Удар.
Глухой, как укол шприца под кожу, быстрый, как миг между вдохом и выдохом.
Боль.
Резкая, но на удивление короткая, как будто кто-то сделал скальпелем аккуратный разрез по самому существу моего бытия.
Темнота.
Плотная, липкая, вязкая, как сироп от кашля, который бабушки в поликлинике упорно считают всемогущим лекарством от всех болезней.
Тишина.
Абсолютная, окончательная.
И первая мысль в этой тишине: "Ну е-мое, даже чаю попить не дали. А где кот?"
Я ожидала... ну, чего-то другого. Может, тоннель со светом? Или ангелов? Или хотя бы строгое бюрократическое оформление на том свете, где пожилой седобородый мужик в мантии важно смотрит в список и, нахмурив брови, ворчит: "Ага, Анна Викторовна... Ну что, на ваш счет в кармическом банке накоплено? Ага, ага... О, спасенный ребенок! Молодец! Доплата бонусами, бесплатная реинкарнация и десять очков к удаче!"
Но нет. Вместо всего этого — ощущение, будто кто-то схватил меня за шкирку, встряхнул, как провинившегося котенка, и швырнул обратно в реальность. Причем без малейших церемоний, без предупреждений, без инструкций и вообще без капли уважения к пожилой женщине, которая, на минуточку, только что пожертвовала собой во имя спасения чьей-то мелкой шкоды!
Я резко открыла глаза и... задохнулась от шока.
Во-первых, потому что я жива. Хотя секунду назад точно не была.
Во-вторых, потому что я не там, где должна быть. Ни тебе морга, ни больницы, ни небесных врат с райскими глюками.
А в-третьих….
О, в-третьих я внезапно обнаружила, что лежу на чем-то мягком, уютном и... явно слишком роскошном для обычного больничного койко-места.
Во-первых, слишком мягко. Не просто мягко, а непристойно мягко. Я утопала в подушках, словно меня заботливо уложили в кокон из облаков и перьев райских голубей, и теперь можно было только блаженно мурлыкать и переворачиваться с боку на бок. Такого комфорта я не испытывала даже в самые ленивые воскресенья, когда можно было проваляться в постели до обеда, не включая телефон и не слушая бесконечные звонки пациентов с "Анна Викторовна, у меня тут пятка зачесалась, это не смертельно?" Нет, здесь было слишком хорошо, чтобы быть правдой. Подозрительно хорошо.
Во-вторых, слишком... дорого? Я, конечно, не специалист по дворцовым интерьерам, но если комната размером с половину поликлиники, а стены не облуплены от времени, а наоборот, богато украшены тяжелыми гобеленами и картинами... маслом! Не дешевыми постерами из "Икеи", не принтами из ближайшего художественного салона, а настоящими, холстовыми, с багетными рамами, которые выглядят так, будто стоили состояние! Это уже наводит на вопросы. А еще массивные деревянные шкафы, резной туалетный столик пушистый ковер под ногами — и все это пахнет не затхлостью, как старые квартиры с мебелью из бабушкиного гарнитура, а дорогим деревом, воском и чем-то цветочным, будто я очутилась в сказке про принцессу.
В-третьих, слишком тихо. Подозрительно тихо. Неправильная тишина. Где привычные звуки цивилизации? Где вой машин за окном, где соседи сверху, которые по ночам либо двигают мебель, либо ритуально вызывают демонов? Где телевизор, который я всегда оставляла включенным на фоне, чтобы в квартире хоть что-то шумело, а не было гробовой пустоты? А тут — ни звука. Только слабый скрип дерева да чуть слышное потрескивание огня в камине.
А на коленях.
Рыжий.
Абсолютно невозмутимый, теплый, пушистый и, судя по всему, нисколько не шокированный всей этой чертовщиной.
Он сонно разлепил глаз, потянулся, выпустив когти (явно давая понять, кто тут главный в нашем симбиозе), и возмущенно мяукнул.
Как будто хотел спросить:
"Ну, ты там долго валяться будешь, или мы все-таки разберемся, где корм?"
Я моргнула. Я моргнула еще раз. И очень медленно, осторожно, словно боялась, что мир вокруг рассыплется от резких движений, села на роскошной постели.
И вот тут меня накрыло.
