Посмотрев мне за спину и увидев девочку с совиными глазами он поморщился сильнее.
Я сжала руки в кулаки.
— Я все-таки сунусь.
— Прямо по дороге и за городом направо, — буркнул мужчина. — Давайте, не толпитесь возле моей лавки. С этим от...
— Это далеко отсюда? — перебила я.
— Пять минут.
Бакалейщик отвернулся и направился к двери, даже не попрощавшись.
Что ж. Никто и не обещал, что будет легко. Детей здесь явно не любят — я это и так знала. И все-таки — кто сейчас занимается приютом? Ничего, сейчас я все узнаю.
— Пойдемте. — Я взяла девочку за руку, которую та с готовностью мне протянула. От этого жеста недоверчивой и диковатой малышки сжалось сердце. — Тут недалеко.
— Ох, ласточка… — снова завела няня Урсула, но, к счастью, не стала продолжать.
Мы двинулись вперед в полном молчании. Ровные ряды домов закончились, дальше дорога уходила вперед, теряясь среди зеленого луга.
Посмотрев направо, я увидела двухэтажный особняк из красного кирпича.
Мы на месте!
***
Особняк стоял на отшибе в окружении деревьев — сложно было сказать, где заканчивался дикий неухоженный сад и начинался лес. С другой стороны к особняку прижимался цветущий луг, в воздухе пахло разнотравьем и речной водой — должно быть, река тоже была где-то неподалеку.
Но чем ближе мы подходили к высокому зданию, тем менее уютной и идиллической начинала казаться картина.
Стало понятно, что дом сильно запущен: несколько окон выбито, стены увивает плющ, лужайка заросла сорняками, а от ограды остались одни ворота и несколько одиноко торчащих вверх штакетин.
Я сжала руку малышки (как бы выведать ее имя? у нее вообще есть имя?) и тут же спохватилась — не сделать бы больно!
— Няня Урсула, ты не помнишь, сколько точно лет прошло с тех пор, как отец пожертвовал этот дом приюту?
Няня Урсула задумалась, шевеля губами.
— Так ты… Лет десять прошло. Не меньше.
Я кивнула.
Значит, десять лет. За это время без должного ухода летний дом вполне мог превратиться в такую запущенную развалюху.
— Ты знаешь, кто здесь все содержит?
Няня Урсула покосилась на меня.
— Хозяйка-то тут ты, ласточка, — опасливо проговорила она. — После того, как отец твой умер.
Я кивнула опять, сжав на этот раз зубы.
Ивари явно не интересовалась приютом, который находился у нее на попечении: у столичной модницы хватало других дел. Куда интереснее тратить деньги мужа на шляпки и сумки, чем на содержание приюта для “проклятого отребья”.
— А вообще его величество содержит, — продолжила няня Урсула. — Кто ж еще о сиротах должен заботиться, как не он?
Переводя на понятный мне язык, кроме того, что Ивари является попечительницей и фактически хозяйкой приюта, деньги для сирот выделяют из казны, но, судя по состоянию дома, — или крайне мало, или идут они не в тот карман.
Ладно. Со всем разберемся потихоньку.
Толкнув скрипучую калитку, мы вошли во двор. Вокруг было тихо, только птицы щебетали в ветках деревьев. Обитатели приюта еще спят? Наверное.
Каменное крыльцо было покрыто трещинами, кое-где сквозь них уже успела пробиться трава. На стук в дверь никто не откликнулся, но, толкнув створку, я обнаружила, что она не заперта.
Это мне не понравилось сразу: где это видано, чтобы дети спали с открытыми дверями? А вдруг кто-то сюда вломится?
Просторный холл был пустым, тихим и пыльным. Я осмотрела ведущую вверх лестницу, свисающую с потолка люстру, темные квадраты на стенах в тех местах, где когда-то явно висели картины.
Похоже, что из дома вынесли все, что плохо лежало.
Так.
Почему так тихо? Да, утро раннее, но дети имеют обыкновение вскакивать ни свет ни заря. Бывали, конечно, исключения, но...
— Я же сказала, что ты остаешься без завтрака! — раздался женский крик, а затем — звук удара.
Я вздрогнула.
— Ждите здесь, — попросила я, обернулась к няне Урсуле и кивнула на девочку. — Присмотри за ней.
Быстрым шагом я направилась к источнику звука и, войдя в дверь столовой, остолбенела.
Огромная женщина, габариты которой внушали невольный трепет, таскала за ухо крохотного светловолосого мальчишку, одетого серовато-коричневую выцветшую одежду, которая явно была подобрана не по размеру
— Не трогайте его! — наперерез ей бросилась темноволосая девочка в черном, налетел порыв ветра, который подхватил мои волосы, но тут же стих. Девочка досадливо ругнулась.
— Ах ты дрянь! — рявкнула женщина, замахнулась на девочку…
— Что здесь происходит? — ледяным тоном поинтересовалась я, подходя ближе и оттесняя растерявшегося мальчика за спину.
Он, кажется, прихрамывал, но с этим еще будет время с этим разобраться.
Второй раз за два дня на моих глазах пытаются ударить ребенка! Да что ж такое!
Я подняла взгляд и уставилась на грубое лицо женщины. На вид ей было около сорока, одета она была в черное закрытое платье, волосы — собраны на макушке в такой тугой пучок, что даже кожа лица натянулась.
Женщина поджала губы и пробежалась по моей фигуре взглядом.
— А вы кто такая? И что здесь делаете?
Я сглотнула. Пока мы шли сюда, у меня было время подумать о том, как быть и кем представиться. Спасибо бакалейщику за идею!
— Я новая управляющая приютом. Ив… Иви. Иви Хантер.
Раз уж кто-то решил объявить на меня охоту — раскрывать то, кто я такая, точно не стоит. По крайней мере, пока обстоятельства меня не вынудят.
К тому же, есть у меня пара идей для того, чтобы управлять приютом от имени Ивари Реннер (теперь уже снова Ивари Хант, должно быть), не выходя из тени, — раздобыть бы только бумагу и перо.
Но кажется, моей собеседнице не требовалось никаких доказательств и документов.
— А-а-а… — протянула она, прищурив маленькие какие-то поросячьи глазки. — Так ты новенькая? Из какого института благородных девиц тебя в эту глушь сослали? Не похоже, что ты нуждаешься в деньгах настолько, чтобы пахать на этой собачьей работе.
Я сжала кулаки и тайком окинула взглядом комнату. За столом сидело трое притихших ребятишек, самому старшему на вид было лет десять, а младшей — хорошо, если три.
А еще у младшей, которая устроилась на руках у светловолосой девочки, были крохотные рожки, которые торчали из-под облака курчавых волос.
Что ж.
Ладно. Главное — не паниковать. Рожки так рожки, всякое бывает. Надо просто... к этому привыкнуть. Но это даже не главная проблема.
А вот то, что на тарелках у детей — пара ложек склизкой на вид каши, — мне совершенно не понравилось.
И это вся еда? Дети вечно голодные, этого мало для завтрака! Опять же — ни овощей, ни белка. Конечно, я не была наивной идеалисткой и не ждала увидеть здесь поварские излишества, но… эта каша вообще съедобная?.. Пахло так неприятно, что даже у меня, хотя я не ела со вчерашнего утра, аппетит даже не шевельнулся.
Почему завтрак такой скудный?
В приюте нет денег? Или дело в другом?
Необходимо разобраться в этом как можно скорее.
Моргнув, я поняла, что Долорес смотрит на меня выжидающе.
О чем она меня спросила? Об институте благородных девиц? Что ж, кажется, Ивари после смерти родителей как раз в одном из таких училась, в закрытом, как интернат, — а потом сразу вышла замуж за своего генерала.
— Сейчас это не так важно.
Женщина ухмыльнулась.
— Кувыркалась небось с каким-нибудь гвардейцем и попалась на глаза комендантше? Потому и сослали сюда? Так-то ты вроде из богатых, как еще сюда могло занести?
— Здесь же дети.
Опять же — я не была поборником морали. Кому, как ни мне, было знать, что обо всем неположенном дети узнают гораздо раньше, чем хотелось бы родителям, но… Зачем при них обсуждать такие вещи?
— Да брось, кого стесняться? Я Долорес Далтон, воспитательница вот этих вот. Твою предшественницу повысили полгода назад, а я так и осталась прозябать среди этого отребья. Думала, уже никого из агентства не пришлют — сама понимаешь, мало охотников здесь за три гроша горбатиться. Пойдем. Покажу тебе здесь все.
