Двадцать два несчастья 2 (СИ) - Сугралинов Данияр

После чего направился домой с ощущением, что утро провел продуктивно.

Дома первым делом переоделся, сунув промокшую потом одежду в стирку, запустил машинку, поставил закипать электрочайник и принялся за завтрак.

Готовить я в прошлой жизни, честно говоря, не особо любил, но голод брал свое. Достал из холодильника яйца, помидор, луковицу, банку кабачковой икры.

Разогрел сковородку, бросил кусочек сливочного масла. Оно зашипело, потрескивая и растекаясь по поверхности золотистой лужицей и наполняя кухню аппетитным ароматом. Нарезал лук полукольцами, помидор кубиками. Бросил на сковородку, помешивая деревянной лопаткой, и вскоре ощутил запах жареного лука с томатами.

Разбил три яйца прямо поверх овощей, посолил, поперчил. Подождал, пока белок схватится, а желток останется жидким, как я люблю.

Пока яичница жарилась, заварил чай с чабрецом, намазал ломоть черного хлеба кабачковой икрой. Та была густой, с кусочками моркови, петрушки и чеснока, а после пробежки аппетит проснулся такой, что я не выдержал и съел бутерброд до крошки.

Потом переложил яичницу на тарелку, выключил плиту и сел за стол, налив себе кружку горячего чая из заварника. Получился крепкий, темно-коричневый. На поверхности масляно блестела радужная пленочка — первый признак качественной заварки.

Сидя за столом, жуя завтрак и потягивая обжигающий чай, я вдруг подумал, что, может, не все так плохо. Долги начал гасить, здоровье подтягивать, даже деду вон помог. Мелочи, конечно, но хоть что-то. А вот новый модуль Системы — это уже что-то, что можно назвать суперсилой.

Кто-то от природы владеет развитой эмпатией, умеет чувствовать чужое настроение, понимать мотивы, ставить себя на место другого. У кого-то это умение сильно урезано, как у психопатов. Но то, что давал эмоционально-когнитивный модуль, выходило за рамки обычной эмпатии: мне теперь показывали точные проценты, доминирующие состояния, физиологические маркеры. Соврать мне в лицо при таком раскладе становилось практически невозможно.

Я начал мысленно прикидывать варианты использования нового модуля, машинально моя посуду под шумом воды. Звонок в дверь я не расслышал сразу, осознав его только со второй или третьей попытки.

Потом, когда понял, что кто-то звонил, вытер руки и пошел открывать, но за дверью уже никого не было. Я уж было решил, что это Брыжжак снова навалил инсталляцию, опустил взгляд и увидел под дверью записку.

Развернул неровно выдернутый из школьной тетрадки листочек.

Крупным прыгающим почерком там было написано:

'Надо поговорить.

Т.'.

Глава 5

«Т» — это Танюха, тут к гадалке не ходи.

Ну, раз надо, схожу — и поговорим. Мало ли что могло случиться. Тем более я все равно собирался туда идти забирать Валеру. Я взял пакет с московскими конфетами с орехово-фруктовой начинкой и отправился на седьмой этаж.

Дверь открыл Степка, который многозначительно посмотрел на меня и зачем-то подмигнул с таинственным видом. Но конфеты схватил сразу и сразу же убежал к себе в комнату.

Татьяна сидела в гостиной. И была сильно расстроена.

При виде меня вид у нее стал еще более несчастным и виноватым.

— Рассказывай! — велел я, подозревая, что это все не просто так. — Что ты уже натворила?

— Ну, сорвалась я типа немного, — надулась, словно рыба фугу, Татьяна, отчего ее шея совсем спряталась в жировых складках, а потом сделала вид, будто ее это вообще не касается.

— Немного — это сколько? — спросил я и, прищурившись, пристально посмотрел на соседку. Судя по ее цветущему виду и жирному блеску на коже, там явно было отнюдь не немножко. Подозревая худшее, спросил без обиняков: — Что, опять оливье ела? Или шубу?

Полагаю, один из моих вопросов ударил прямо в цель, потому что Татьяна вспыхнула и густо покраснела.

— Говори! — велел я свирепым голосом (в воспитательных целях).

— Оливьешки немного…

— Она целый тазик сожрала и даже мне не оставила! — высунувшись из своей комнаты, сразу же наябедничал Степка.

— Благодарю, Степан, — чопорно кивнул ему я. — А ты там как, ногти еще грызешь?

Степка спрятался, не желая отвечать на столь вероломный и неуместный в данной ситуации вопрос.

— Возвращаемся теперь к тебе и твоему питанию. — Я опять посмотрел на Татьяну. — Значит, тазик оливье вчера вечером ты сожрала. И все?

Соседка опять густо покраснела.

— И кастрюльку борща! — опять подал голос вездесущий Степка.

— Как хорошо ты воспитала ребенка, Татьяна, прямо Павлик Морозов на минималках, — от уха до уха ехидно улыбнулся я. — Значит, еще была кастрюлька борща. Полагаю, литра на три? Или на пять? А еще я почему-то думаю, что когда ты ела борщ, то хлебала его с хлебушком? А на хлебушке немного сметанки, да?

— Колбаски… немного… — прошептала Татьяна, нехотя кивнула и виновато вздохнула. В глаза мне она старалась не смотреть.

А я вспомнил, что теперь могу заглянуть ей в душу. И заглянул, потому что по моему желанию Система включила модуль эмоционально-когнитивного сканирования.

Попытка активировать эмпатический модуль…

Успешно!

Сканирование завершено.

Объект: Татьяна, 38 лет.

Доминирующие состояния:

— Стыд разъедающий (72%).

— Вина невротическая (68%).

— Избегание мыслительной работы (защита от осознания) (61%).

Дополнительные маркеры:

— Избегание зрительного контакта.

— Попытка изобразить безразличие (неудачная).

— Покраснение лица (вегетативная реакция стыда).

Но у Танюхи все это было и без Системы понятно. Что называется, на лице написано.

— Ну и, наверное, кусочек сала тоже навернула? — ухмыльнулся я. — Раз борщ. Какой же борщ, да без сала, правильно? Это же просто неприлично, когда борщ, да чтоб без сала!

— Да не ела я сало! — возмутилась Татьяна и стала вся эдакая возмущенно-возмущенная.

— А что ела?

— Бекончика поджарила на шкварки! Это типа разные все-таки вещи! — Последние слова она говорила уже тихо, почти шептала.

— Ладушки, пусть будут разные, — согласился я и опять переспросил: — А на десерт что было?

— И все… Больше ничего! Мамой клянусь… ну… булочку… одну…

— Там не одна булочка была! — опять наябедничал Степка из своей комнаты, который подслушивал наш разговор и явно радел за справедливость.

— Выпорю! — грозно рыкнула Татьяна в сторону Степкиной комнаты, но оттуда не отреагировали.

— Детей бить непедагогично, — поучительно заметил я. — А ведь он всю правду говорит, Татьяна. И имей в виду, он сейчас смотрит, как ты нарушаешь свои же собственные правила. И каким человеком ты его в результате воспитаешь? Как дальше он будет по жизни себя вести? До какого объема разожрется?

— Типа будет как ты, — ехидно зыркнула на меня Татьяна. — Может, станет таким же толстым и запущенным.

Я кивнул и вздохнул.

— И что, разве я эталон для подражания?

Татьяна опять понурилась, плечи ее поникли.

— Тань, ну нарушила, значит, нарушила, — сказал я. — Это уже не изменишь. А вот что изменишь, так это то, что можно сделать, чтобы все съеденное не развесилось на боках и заднице. Завтра с утра пойдем с тобой в парк жирок растрясти, так что будь готова.

— Как обычно? — упавшим голосом спросила Татьяна.

— Да. К шести. Сегодня уже нет, я умотался капитально. Но завтра начнем все заново.

Татьяна вздохнула:

— Судя по тому, как это все трудно, я уже думаю, надо оно мне или нет, — сказала она, не глядя мне в глаза. — Тем более ты мне деньги за клининг заплатил… Значит, никто никому ничего не должен.

Я посмотрел на нее. Меня такой расклад совершенно не устраивал. Потому что путь, который она выбрала, вел не просто к дальнейшему ожирению, но и к таким проблемам со здоровьем, что Степка мог сиротой остаться. Причем в ближайшие лет десять. А классик писал, что мы в ответе за тех, кого приручили.