Эволюционер из трущоб. Том 12 (СИ) - Панарин Антон

«Запрос принят. Начинаю процесс преобразования» — сообщила Ут в момент, когда тело грызуна разорвали розовые жгуты.

Мышечные волокна вонзились в куски тварей, потянув их к грызуну. Розовые жгуты пульсировали, пожирая предложенный генетический материал. Крыса затряслась и зашипела. Её тело начало стремительно увеличиваться в размерах, мышцы разбухли, кожа покрылась острыми шипами, из спины вырвались крылья. Крысиная голова разинула массивную пасть, обнажив длиннющие клыки, с которых капала кислота.

Длинный хвост крысы превратился в сдвоенные скорпионьи жала, а лапки трансформировались в лезвия богомола. Жуткая тварь с любовью посмотрела мне в глаза, заставив вздрогнуть.

— Лети, лети, грызунок, через запад на восток, — присвистнул я, осматривая чудовище с ног до головы, а после отдал приказ. — Тащи сюда трупы отрицателей. Как можно больше трупов.

Грызун решительно рванул к лестнице и через мгновение скрылся из виду. А мне снова пришлось браться за рацию. Вызвал лейтенанта, отвечающего за оборону Могилёвки, а после приказал ему не стрелять по тварям, если увидят, что они тащат трупы отрицателей в сторону погреба.

Лейтенант стал засыпать меня кучей вопросов, на которые я не собирался отвечать. Сказал, что от того, выполнит он мой приказ или нет, будет зависеть переживём ли мы этот день. Отключив рацию, я перенёс сознание в тело Мимо, парящего над полем боя. Что там говорил Леший? Десять тысяч? Могу сказать одно. Разведка облажалась.

Десять тысяч бойцов двигались со стороны рабочего посёлка Хор, ещё пять тысяч переправлялись через реку Уссури. Судя по траектории движения, второй отряд должен зайти с запада и оттянуть на себя Имперские силы, оставив нас один на один против десятитысячной орды.

При этом разведотряды вовсю атаковали наши позиции по всей линии боевого соприкосновения. Отряды, пусть и были малочисленны, но заставляли выбрасывать против них всё, что есть. Артиллерия стреляла без остановки, как и пулемёты. Того и гляди, совсем скоро закончатся боеприпасы, а рубиться с отрицателями врукопашную, это верная смерть…

Внезапно сигнал оборвался. Когда мимик пролетал над многотысячной ордой отрицателей, один из рыцарей бросил стальную пику. Копьё со свистом пробило тело Мимо насквозь, отправив его обратно в мою душу. В груди кольнуло, как будто пика прошила меня, а не мимика. Невольно скривившись, я усмехнулся:

— Ха-ха. Да вы издеваетесь? Пятнадцать тысяч отрицателей, на которых фактически не действует магия, против шести сотен искалеченных бойцов? Проклятье. Чувствую, будет жарко…

Тактика отличная. Сперва они прорвут оборону и как можно дальше продвинутся на Имперские земли, а после, разделив нашу армию, сомнут её за считанные недели. Если бы я командовал наступлением, то вполне возможно, поступил бы так же.

— Окинув взглядом грызунов, я услышал, как по ступеням в подвал катится, позвякивая, первый труп отрицателя.

Химера, притащившая тушу, сразу же побежала за второй. Я протянул руку, на которую тут же влезла жирная крыса. Издав протяжный писк, она свернулась калачиком в ожидании трансформации, которую я тут же инициировал.

Через десять минут над поставкой трупов трудились уже две химеры. Ещё через десять таковых было уже восемь. Конвейер производства химер работал исправно. Правда, к концу первого часа возникла проблемка…

Кусков тварей у меня имелось в достатке. И трупов отрицателей было полно. Вот только доминанта «Ментальный контроль стаи» дала сбой. Даже не так. Доминанта работала исправно. Одновременно я держал под контролем аж три тысячи мышей и крыс, но после превращения их в химер было необходимо куда больше ментальной силы, чем у меня имелось.

Я создал триста первую химеру. На паучьих лапах, заканчивающихся острыми лезвиями, хитиновый панцирь украшали ядовитые шипы, вместо пасти — клюв, как у птероса, со стальным наконечником вместо носа. Жуткое создание, должен сказать. Я было отвернулся, чтобы создать новую химеру, но эта падаль набросилась на меня со спины, пытаясь вонзить клюв в мой позвоночник.

Спасибо «Животным рефлексам». Благодаря этой доминанте, я почувствовал опасность и смог с лёгкостью увернуться. В следующее мгновение свистящее лезвие катара мелькнуло в темноте подвала и снесло голову моему творению.

— Выходит, на третьем ранге я могу контролировать лишь три сотни химер… — задумчиво проговорил я, потянувшись к рации. Нажал тангенту и приказал. — Срочно отступайте к дальней части села. Позвольте монстрам сражаться с монстрами.

«Ш-ш-ш. Кхе-кхе», — в рации послышался кашель лейтенанта, чьего имени я не узнал до сих пор. — «С радостью», — добавил он и отключился.

Я же переключился на зрение химер и отдал приказ растянуться по всему селу. Химеры для обороны совершенно не подходили. Почему? Да всё просто. Когда одновременно пытаешься управлять тремя сотнями химер, можно и с ума сойти. Слишком много визуальной и тактильной информации поступает в единицу времени. Поэтому я даже не пытался обороняться.

Вывел химер на позиции, а после дал их животному разуму возможность рвать в клочья всё, что движется. И началась бойня. Химеры отрывали куски чёрной брони. Ревели, словно неисправный двигатель. Откусывали руки, отсекали ноги. Кровь текла с обеих сторон. Правда, когда погибал отрицатель, то умирал всего один боец. А вот если гибла химера, то кислотная кровь сжигала по меньшей мере ещё троих рыцарей.

Однако, в бой я отправил лишь двести девяносто пять химер. Оставшиеся пять, продолжали носить трупы отрицателей в подвал. Да, я мог бы сидеть в подвале и клепать химер, вот только против пятнадцатитысячной орды это бесполезно. Нас сметут и даже не заметят. Однако, химеры смогут выиграть немного времени. А это уже что-то.

Я активировал пространственную костяшку и переместился в Калининград. В круглом зале под светом факелов носился обезумевший Феофан и без остановки тараторил свои скороговорки:

— Когда стальная леди сойдёт на землю, люди примерят стальной наряд, отринув страх, боль и пороки. Те, кто переживут огонь и лёд, навеки утратят человеческое лицо, став отражением безликой стали…

Заметив меня, он вскинул руки вверх, широко улыбнулся и побежал навстречу.

— Максим Харитонович, последний защитник рода людского. Великая мать уже бы стёрла детей своих с лица земли, если бы не он. Аномальная зона не просто кара, она лекарство! — заголосил он, вцепившись в мои плечи.

— Да, спасибо за весьма познавательную лекцию. Но у меня нет времени, — ответил я, убрал его руки и решительно направился на выход.

— Аномалии это гнойники ткани реальности! Но они не болезнь, а исцеление! Исцеление!!! — выкрикнул Феофан на прощание.

Что за чушь? Исцеление? От чего? Нахмурившись, я вытащил из хранилища автомат и выстрелил за пределы энергетического барьера. Со всех сторон послышались голоса магистров и топот ног. Завыла сирена, сообщая о том, что нарушитель проник на территорию города. Вот только времени объясняться не было.

Использовав пространственный обмен, я очутился в километре от Калининграда. Разрушенные здания, вонь разлагающейся плоти. Ревущее чувство опасности. Сражаться не было резона, поэтому я выстрелил ещё и ещё раз. Так продолжалось до тех пор, пока я не очутился на окраине города Ольштын. Насколько я знаю, это земли бывшей Польши.

Ольштын был центром Варминьско-Мазурского воеводства. Сейчас это место выглядело весьма паршиво. А если уж совсем начистоту, то оно никак не выглядело. Небо затянули непроглядные чёрные тучи, густые настолько, будто наступила ночь, хотя сейчас было от силы два часа дня. Воздух насыщен чёрной вязкой взвесью, от которой казалось, будто я стою в густом тумане из золы.

Вокруг царила абсолютная тишина. Звенящая, давящая на психику. Мне начало казаться, что в этом месте за мной кто-то наблюдает. А паранойя, как известно, спасает параноиков от верной гибели. Пусть и не всегда.

Я задействовал эхолокацию и громко хлопнул в ладоши. Волны звука, отражаясь от развалин и стен заброшенных зданий, быстро дали мне представление о местности. Руины, руины, обломки деревьев, искорёженные остовы машин, снова руины, покосившийся электрический столб и опять руины. Для описания местности можно использовать песню: «Разруха ты разруха, чужая сторона. Никто меня не любит, не видно нихрена».