Обманутая жена дракона (СИ) - Богатова Властелина

Не знаю, что у них там произошло, но слуга выглядел раздражённым и немного взволнованным.

Мы шли по коридорам, сверкавшим позолотой, устланным коврами дорогого бордового цвета — я лишь краем глаза отмечала детали, всё внимание сосредоточив на предстоящей встрече. С человеком, который не участвовал в моей жизни, но стал её причиной.

Волнение накатывало волнами — то отступая, то с новой силой сжимая грудь. Внутренняя борьба продолжалась до тех пор, пока из-за поворота вдруг не вылетела взъерошенная, раскрасневшаяся светловолосая девушка.

Столкновение оказалось неожиданным. Мы ударились плечо о плечо — она резко отшатнулась, гневно глядя на меня снизу вверх. Лицо юное, но глаза полны злости — такой, что не объяснишь просто плохим днём.

— Это ты… — процедила она. — Конечно! Приём тебе устрою, обещаю.

Я молчу рассматривая её.

— Думаешь, ты теперь вдруг станешь нужна? — продолжила она, поднимая подбородок. — А где ты была все эти годы? Где ты была, когда он болел?

Это было столь неожиданным нападением, что я окончательно теряюсь. С одной стороны эта юная особа чужая мне, но официально является моей сестрой. Ещё одной…

— Джулия! — раздается строгий мужской тон из раскрытой двери кабинета. — Остынь, иди в свою комнату, позже мы с тобой поговорим.

От его тона даже мне стало не по себе, грудной и давящий, сразу хотелось сжаться и отступить. Краска гуще облила её щёки, девушка сердито поджала губы, испепелив меня взглядом, но против воли своего отца не пошла.

Резко разворачивается, как будто подхваченная ветром, и почти бегом скрывается за поворотом. Я слышала, как её каблуки стучат по мрамору яростным ритмом.

— Входите, — раздался тот же голос. Уже спокойнее, но не менее властно.

Я делаю вдох, приглушая пульс в висках, и делаю шаг в кабинет. Воздух в комнате казался плотным, чуть сухим — пахло древесиной, и чем-то горьким, временем.

Он стоял у окна, спиной ко мне, руки сцеплены за спиной. Высокий, статный, в чём-то даже величественный — несмотря на возраст. Волосы серебрились на висках, но спина оставалась прямой, как у военного.

Я сразу узнала его по портретам. В груди сдавило. Это было странно — узнать человека, которого никогда не знала.

— Прости её, — сказал он, не оборачиваясь. — Джулия эмоциональна и юнна. И не готова делить с кем-то даже воздух, когда речь касается моего внимания.

Он медленно повернулся.

— Ты взрослая, — произносит.

В глазах оценка. Я чувствовала себя будто на весах. Под наблюдением. Как будто он искал: что от моей матери, а что от него.

— Да, уже давно не ребенок, — роняю первое, что пришло в голову, голос показался уязвимым — слишком натянутым. Гортань пересохла, будто я проглотила горсть пепла сожалений.

Несмотря на всю подготовку, я не знала, что сказать. Чего ожидать от этого взгляда, что буравит меня своими серыми глазами? О чем он думает, держа лицо непроницаемым? Что держит за сжатыми в твёрдую линию губами?

Молчание давит, как тяжелая подошва туфель.

Он медленно, шаг за шагом, подходит к столу, а я в панике пытаюсь подобрать слова, как будто они разбежались от меня.

Наливает в стакан воды, не смотрит на меня, дает возможность, немного прийти в себя, осмотреться.

— Тебе что-то нужно? — наконец спрашивает он, и от этого вопроса становится до жути неловко.

Да, мне нужно, но не вот так. Хотя как иначе? Откуда-то всплыла вина, хотя за что?

— Мне нужно… — поднимаю подбородок, — развестись со своим мужем.

— Присядь, — говорит и отрывает от меня взгляд, проходит к креслу и садится, сжимая стакан в руке.

— И он знает о твоём желании?

— Я сказала ему, — отвечаю, расположившись в кожаном жёстком кресле.

— Он дал согласие на это?

На миг опускаю взгляд.

— Нет.

— То есть ты ушла от него?

— Да.

— Шерелин, ты взрослая женщина, твои решения недальновидны. Допустим, ты разведёшься с ним, что дальше? Куда ты пойдёшь? Ты понимаешь, что тем самым лишилась всего?

— Да, понимаю, статуса, денег, возможно, уважения в глазах людей, которые меня осуждают, что бы я ни делала. Я никогда не буду хорошей ни для кого, но какая разница⁈ Деньги… Мне много не нужно, что тогда остается? Безопасность? Я смогу найти для себя место надежное. Что ещё? Кажется, всё, — сердце от волнения лихорадочно бьётся, пальцы пронимает дрожь от накатывающей злости, от разочарования и боли, которая так долго жила внутри. — Хватит, с меня достаточно. Я сама смогу о себе позаботиться. Мне только нужно немного помощи, могу я на это рассчитывать?

Отец пристально смотрит на меня, снова взвешивая и сравнивая.

— Ты достаточно зрело рассуждаешь, не перекладываешь вину, не цепляешься за комфорт, но вижу, ты на грани. Что у вас случилось?

Я замираю. Вопрос вполне ожидаем, но вот делиться подробностями… Поднимаю голову, рассматриваю человека, который не участвовал в моей жизни, но сейчас вижу, что он человек дела, ищет подход, вникает в вопрос, не прогоняет. Он готов слушать, а значит, у меня есть шанс получить поддержку. И я могу открыться. И если не сделаю этого, то закрою себе путь.

Моргаю, склонив голову, избегаю его взгляда. Жжёт щёки, а горло давит от слов, что застряли на полпути, как кость, которую не проглотить и не выплюнуть.

Стыдно. Горько. Унизительно произносить вслух, что муж выбрал другую. Её. Как будто меня можно было просто заменить.

А если отец решит, что я сама виновата? Что я не справилась, что я слабая и никчёмная? Все ведь всегда ищут, где я ошиблась, порицают за неправильный шаг. Это делала мать, потом Ройнхард, ещё и отец.

Он второй после императора, и если кто и способен противостоять Ройнхарду — то только он.

Я цепляюсь за эту мысль. Пусть бы он поверил. Пусть бы понял. Потому что если и он отвернётся — мне будет ещё тяжелее.

Набираю в грудь больше воздуха.

— Ройнхард… спит с моей сестрой, — выдавливаю из себя. — Он мне изменяет.

Несколько секунд отец молчит, продолжая наблюдать за мной. А я не знаю, куда себя деть, будто выставленная на всеобщее обозрение голой.

— Почему ты ему не родишь наследников, ты ведь уже три года с ним?

— У меня была попытка… — сглатываю, во рту совсем сухо. — Я потеряла ребёнка два года назад, и… с тех пор… не получается… — вру, не признаюсь в том, что беременна, даже отцу, иначе он вернёт меня обратно мужу.

Альвис Дарнель отставляет стакан, смотрит в сторону, обдумывая это.

— Нас ничто больше не сближает. Ройнхард не хочет терять очки с разводом, ему это невыгодно. А я не хочу больше жить с предателем.

— Для твоего мужа наследник очень важен, когда ты выходила за него, ты обязана была это знать и просчитать риски. Пожалуй, вопрос рождения наследников важнее вопроса собственной жизни. Это вопрос силы права. Если он не согласен с тем, чтобы отослать тебя, то, видимо, есть весомые причины, и они глубже, чем ты обозначила. Может, стоит посмотреть в это?

— Хм, почему?

— Что «почему»? — хмурится.

— Почему я должна в это смотреть? Почему никто не хочет смотреть в мои причины⁈ — на последнем слоге поднимаю тон, а внутренности пробирает лихорадкой, пятна гнева перед глазами.

«Тише, Шерелин, нельзя проболтаться.» Но, видимо, поздно, он что-то почувствовал.

— Что за причины? — склоняет набок голову, вглядываясь в меня.

— В том, что я живой человек и женщина, мне… больно, понимаешь? — шепчу, душа слёзы в горле.

— Тобой управляют эмоции, — звучит словно укор, словно женщина это что-то неважное, незначимое, и её можно упрекать за собственную уязвленность.

На грудь начинает давить, и воздуха становится мало, голова кружится.

— Шерелин, ты должна знать, что драконья ипостась мужчины отличается от женской. В случае, если потомства нет долгое время, дракон будет нацелен на других самок из близкого по истинности круга. Разве ты не знаешь?

— Но я… — сжимаю губы вовремя.