И в ту секунду я простила.
Моё спасение оказалось не в побеге, как я думала, а в смелости посмотреть боли в глаза.
Жизнь — это не наказание, а исцеление. Шанс исправить.
Невозможно изменить судьбу, но можно исцелить её раны — сердцем и любовью.
Война порождает войну — прописная истина.
Вопрос лишь в том, как долго она будет продолжаться внутри.
Беттис покинула империю.
Слишком быстро, слишком тихо — как тень, что знает, что её время кончилось.
Говорят, она уехала на север, туда, где никто не помнит имени Дер Крейн. Я не знаю, родился ли у неё ребёнок от Волтерна, но если да — пусть этот ребёнок живёт без той тьмы, что пожрала его родителей.
Император после похорон герцога сделал всё, чтобы ни один слух не вышел за пределы дворца.
Что касается императрицы…
Не думаю, что она изменила свои взгляды. Возможно, её холодный ум и сейчас плетёт новые нити интриг.
Но теперь уже не с нами — и не за спиной императора.
И вот, спустя долгое-долгое время, я вижу его.
Ройнхарда Дер Крейна.
— Спасибо, — моргаю я, сбрасывая с ресниц предательские слёзы.
Ройнхард смотрит на меня так, что внутри всё переворачивается. Сердце стучит так громко, что, кажется, его отчётливо слышно в этой умиротворённой, затаившейся тишине.
Он опускает взгляд на нашего сына — и я совсем перестаю дышать.
Это их первая встреча.
Дракон замирает неподвижно, будто весь воздух в саду сгустился и застыл между нами.
Его взгляд падает на маленький свёрток у меня на руках — и всё в нём напрягается, каменеет, как будто он боится увидеть чудо и разрушить его одним неверным движением, одним дыханием.
Я не произношу ни слова, просто молча, осторожно подаю ему сына.
Ройнхард поднимает руки медленно, почти нерешительно — он привык держать оружие и власть, но никогда не держал такую хрупкую, такую беззащитную жизнь.
И когда его большие, сильные ладони наконец принимают ребёнка, что-то в нём ломается.
Словно броня, которую он привык носить всю жизнь, чтобы не чувствовать, чтобы выжить — трескается и спадает тяжёлыми осколками.
Он смотрит на крошечное личико, на эти прищуренные глазки, пухлые щёки — и его собственное дыхание сбивается, становится прерывистым.
Нет ни войны, ни империи, ни титулов — есть только это тёплое, беззащитное существо в его руках, часть его самого, его плоти и крови.
Сын.
Его сын. Его продолжение и его искупление.
— Он… такой маленький, — произносит Ройнхард, и это слово застревает в горле.
Пальцы, привыкшие сжимать рукоять меча, мягко, с почти священным трепетом, поправляют уголок одеяльца.
— И сильный, — добавлю я почти шёпотом, не сводя с него взгляда. — Он спас нас. Смотри, как держит кулачок.
Дракон инстинктивно прижимает сына ближе к своей твёрдой груди с орденами.
И вдруг делает вдох — глубокий, неровный, как первый вдох после долгого ожидания.
— Как его имя?
— Кайрен, — выдыхаю я.
— Здравствуй, Кайрен, — произносит он, глядя на малыша так, будто видит перед собой целую вселенную. — Рад видеть тебя.
К моему горлу подступает горячий, тугой ком.
Я вижу, как плечи дракона чуть расслабляются, как из него медленно уходит та чудовищная тяжесть ожидания, что копилась всё это долгое, долгое время.
Моё сердце продолжает горячо и громко биться.
Он вернулся. Вернулся к нам.
— Мы ждали тебя… — срывается с моих губ шёпот.
Ройнхард поднимает на меня взгляд — глубокий, как шторм, что наконец-то смог стихнуть.
Он молчит, просто смотрит, и в этом взгляде — целое море слов, которые не нуждаются в звуке.
Кайрен улыбается, встретившись с глазами отца, и тянет к нему крошечную, нетвердую ручку — он тоже рад этой встрече, он чувствует его.
Ройнхард удерживает сына одной рукой — легко, уверенно, словно держит целый свой возрождённый мир, а другой — притягивает меня к себе, крепко, как когда-то раньше.
От его дыхания на холоде поднимается пар — тёплый, живой, он скользит по моей коже и тает на щеке, смешиваясь с солью слёз.
Он обнимает меня ближе, и грудью я чувствую — ровный, уверенный стук сердца.
Каждый удар отзывается внутри меня пульсацией.
— Пойдём домой, родная, — говорит он негромко, и голос этот обволакивает, как самый мягкий шерстяной плед, согревая до самых костей. — Теперь всё будет хорошо. Обещаю.
