Обманутая жена дракона (СИ) - Богатова Властелина

— Шерелин, очнись… — шепчу я, проводя пальцами по её щеке, запутываясь в шёлке её волос.

Грудную клетку ломает, и сердце сжимается в комок.

Глубокий вдох — и её ресницы вздрагивают. А с моей груди будто сваливается камень. Она жива.

Шерелин распахивает глаза — такие чистые во всём этом мраке, ясные, как звёзды, но будто… пусты. И как-то далёки.

— В-вы… кто? — тут же вскидывается, резко садится.

Её взгляд мечется по комнате, задерживаясь на разгроме, на моих ранах. В её глазах — шок, неверие, полная растерянность.

— Ч-что произошло?.. — голос срывается. Она сжимает голову руками, будто пытаясь выдавить из памяти ответ. — А-а-а! — внезапный крик вырывается из её горла. — Я не помню! Как я здесь оказалась? Почему я ничего не помню? Где моя сестра!

Я каменею, и будто падаю, в пропасть.

Она смотрит на меня, и в её глазах читается не просто испуг, а живой ужас перед провалом в собственной памяти. Она трясёт головой, пытаясь собрать мысли воедино, смотрит в сторону.

— Беттис? Что ты здесь делаешь? Где мы? Где мама? Ничего не понимаю, — снова хватается за голову. — Это просто кошмар, да? Откуда кровь? Не прикасайтесь ко мне, когда я пытаюсь её удержать, руки сами сжимают её плече.

Не отпущу. Ты моя Шерелин. Неужели не помнишь? Ничего. Обо мне. О нас.

Сжимаю челюсти и хочу её обнять, но снова пошатываясь, чувствуя, как силы уходят вместе с кровью.

— Вы ранены?! Вам нужна помощь, — Шерелин замирает. Её руки осторожно скользят по мундиру и ныряют под полы, касаясь раны. Её ладони мгновенно становятся алыми от моей крови.

— Шери, не на…

И тут происходит то, чего я не ожидал.

Наша кровь смешивается.

Её пальцы, испачканные в моей крови, прижимаются к ране.

И в этот миг яркая вспышка.

Поток образов, чувств, эмоций, ускользающих воспоминаний — не моих, а её — обрушивается на меня с сокрушительной силой.

Я увидел всё.

Каждый миг, каждую слезу, каждую трещину на её разбитом сердце — с того самого дня, когда она впервые носила под сердцем нашего ребёнка. Моего ребёнка.

Три года она жила с этой болью, непониманием, обидой. Всё держала в себе, без истерик, лишь в её глазах таилось тихое разочарование.

А я… Чёрт. Что я сделал.

Её боль от моего равнодушия прожигала меня изнутри, как раскалённое железо. Я видел, как она оставалась одна в наших пустых покоях, как тихо рыдала в подушку, думая, что никто не слышит. Я чувствовал её беспомощность, когда мир рушился вокруг, а её собственный муж — тот, кто должен был быть её опорой — стоял спиной.

Я задыхался в этом море её страданий и не мог сделать вдох.

И снова… она была беременна. Во второй раз.

Я увидел, как она летела ко мне, сияющая, с этой новостью, счастливая, как никогда. И как застыла в дверях, увидев меня с Беттис. Как свет в её глазах погас за секунду. Как она бежала прочь — и всё в её жизни… сорвалось.

В живот словно нож вонзили. Дикая несправедливость разлилась ядом. А потом — возврат назад. Паника. Снова боль. И снова — по моей вине.

Я разбил её сердце. Растоптал её душу. Разрушил всё. Я сам, собственными словами, своей холодностью, своей чёрствой, непростительной непреклонностью, убивал её по частям.

Я — чудовище. Я — монстр.

А она… нежная, хрупкая, ранимая. Она доверилась мне. Я должен был защитить её. Я давал клятвы! Должен был услышать этот тихий крик о помощи. Должен был встать на её сторону, поверить, поддержать. Уберечь.

Я был её мужем. Но я не сделал ничего.

Вместо этого я собственными руками убил нашу истинную связь. Задушил на корню самый светлый дар, который судьба мне послала.

И самое страшное, самое непростительное… Я виноват в том, что она дважды потеряла нашего ребёнка.

Это был крах. Признать это — хуже любой смерти.

Горло сжал спазм от крика, и мир рухнул перед глазами. Я не просто ошибся. Я построил собственный ад. И обрёк на муки единственного человека, который имел самое ценное значение в этой жизни.

— Очнитесь, слышите? Боже, кто-нибудь, помогите! — сквозь туман доносится её голос, женственный, мягкий, нежный.

Она всегда волновалась обо мне, думала, переживала… даже сейчас, когда память обо мне стёрлась из её воспоминаний. Моя Шерелин. Я не смог сделать тебя счастливой.

Я, Ройнхард Дер Крейн, заслужил такую смерть.

— Я позову помощь, — говорит она и пытается подняться. Но я задерживаю её.

— Пр-рости меня, Шери, — вырывается у меня хрип.

Она смотрит на меня в ужасе и полном непонимании.

Я хочу её запомнить, но секунды истекают слишком быстро. И всё меркнет.

Воздух сгустился, стал тяжёлым, как свинец. Сознание провалилось в чёрную яму, а потом вытолкнуло наружу — белым огнём. В висках забился набат, заглушая всё вокруг.

«Не прикасайся ко мне, дракон!»

«Ты думаешь, я позволю тебе так поступить со мной, Ройн?»

«Какого чёрта, Шери! Перестань истерить. Ложись спать!»

Резкий толчок вниз — в свет, в прохладу шёлковых простыней. Отголоски воспоминаний моей истинной утекают. Тишина. И запах…

Я жадно вдыхаю полной грудью — без боли, без давления, без тяжести. Пьянею. Её запах — сладкий, как мёд, и немного цветочный.

Бум. Бум. Бум.

Сердце колотится, как ошалелое, как в первый раз.

«Я умер и попал в рай… но за какие заслуги?»

Я предал свою истинную. Я должен был попасть в ад. И я готов искупить свою вину.

Но тепло другого тела было настолько ощутимым, что забирает всё моё внимание. Я слышу ровное дыхание у самого плеча и страшусь открыть глаза. Чтобы снова не потерять её.

Веки открылись сами собой. Надо мной — знакомый золочёный свод спальни. Я не шевелюсь, превратившись в камень.

«Мой ребёнок — его сила вернула нас назад», — мысль пронзает меня тонкой спицей. В ту судьбоносную ночь, когда Шери забеременела. И смерти нашего… моего ребёнка. Тогда я не желал её слушать, думая, что от скуки она решила устроить скандал. Я отмахивался от её истерики, а она всё уже знала про моё предательство.

Сквозь дремоту я чувствую, как она смотрит. Поворачиваю голову.

Длинные ресницы Шерелин приподнимаются, и взгляд сапфировых глаз горят, как звёзды. Её ладонь, такая маленькая, скользит по моему напряжённому животу и каменной груди.

— Я уверена, что сейчас всё получится, — говорит она тихо, будто боится спугнуть момент.

Взгляд — горячий, жадный, губы манящие, которые ещё не коснулись, но уже касаются. По коже скользит её дразнящее дыхание.

Я медленно протягиваю руку, нахожу прядь её волос, распускаю их, позволяю им упасть на подушку. Провожу ладонью по шее, полной груди. Она замирает.

Кровать чуть пружинит, когда я наклоняюсь. Наши губы встречаются — осторожно, как впервые. Чувственно, пламенно, горячо. Внутри всё клокочет. Я едва сдерживаюсь, чтобы не разорвать этот поцелуй, не утопить её в той жажде, что копилась все эти годы.

Она отвечает сразу, без колебаний. Обвивает мою шею, притягивает ближе. Я содрогаюсь от приступа желания — обладать своей истинной. И я теряю контроль.

Кровь бьёт в голову, инстинкты оголяются. Дракон чувствует готовность своей самки. Мне мало воздуха, мало кожи, мало её дыхания. Я так скучал.

Жадно касаюсь — лица, плеч, ключиц, груди, будто пытаясь убедиться, что она настоящая. Запомнить запах, движение, дрожь — всё, чтобы потом не забыть, если снова потеряю.

— Безумно хочу тебя, — вырывается грубое признание.

Я прижимаюсь к её шее, чувствую, как она выгибается навстречу подо мной, и в груди что-то ломается, срываясь с цепи. Её пальцы дрожат, расстёгивая мою рубашку. Ткань скользит по коже, падает, и я замираю, когда её ладони касаются моей кожи. Тепло прожигает до костей.

— Шери… — выдыхаю, будто имя — единственное, что удерживает меня от безумия.

Она смотрит в глаза — прямо, без страха. И в этом взгляде всё: прощение, вера, и то, чего я не заслужил.

Я наваливаюсь, вжимаю её в постель, освобождаю нас от остатков одежды. Мои руки жадные, нетерпеливые, как будто я не прикасаюсь — забираю её заново, по кусочку, вбираю в себя. Она стонет, и звук этот срывает остатки разума.