Ашер 8 (СИ) - Шиленко Сергей

Её взгляд был устремлен не вниз, а вверх, в бездонную синеву. Я проследил за ним. И увидел.

Мой земной мозг тут же подкинул сравнение — треснувшее лобовое стекло. Гигантский монитор, по которому пошли битые пиксели. Всё небо, весь этот странный, невозможный мир, было покрыто сетью тонких, едва заметных багровых трещин. Они расползались, как ядовитая плесень по сырой стене, и в самом их центре, там, где разломы были шире, виднелось нечто темное. Не просто чернота космоса, которую я ожидал бы увидеть. Это была вязкая, живая, пульсирующая Тьма. Казалось, она сочится внутрь, как яд в свежую рану, отравляя само мироздание.

— Черт побери… — выдохнул я, и пар от дыхания мгновенно растворился.

Осознание ударило под дых, вышибая остатки воздуха. Мы не просто сбежали из горящего дома. Мы выбежали на улицу и обнаружили, что весь город охвачен чумой. Наша локальная катастрофа, наша маленькая, вымученная победа, наш героический исход — всё это было лишь гнойным прыщом на теле больного, умирающего бога. Бессмысленная суета перед лицом глобального коллапса.

— Дестабилизация пространственного континуума, — пробормотал Сет, подходя с другой стороны. Его голос был лишен обычной иронии. Лицо, обычно насмешливое, было серьезным и сосредоточенным, как у ученого, наблюдающего за неизбежным концом света в своей лаборатории. — Разрыв Материнской Жилы в Дальнегорске был не просто взрывом. Это был удар по главной опоре мироздания. Мы выбили несущую стену, и теперь вся конструкция посыпалась.

Я смотрел на эти кровоточащие раны в небе. Каждая из них, как я теперь понимал, вела к какому-то из летающих островов. Это была не просто карта. Это была схема распространения инфекции. И сейчас вирус вырвался из пробирки и пошел гулять по всему организму.

— Куда теперь, Макс? — Рита встала рядом, её рука нашла мою. Её ладонь была теплой и твердой, единственный островок реальности в этом нарастающем кошмаре. Её прикосновение было не вопросом, а утверждением: «Я с тобой, куда бы ты ни решил».

Я посмотрел на восток. Туда, где, по словам Сета, находилась Усадьба Вороновых. Поместье Байрона Рамзи. В самое сердце аристократии, которую я презирал всей душой. В центр паутины интриг и высокомерия. Но сейчас это было единственное место, где мог быть хоть какой-то ответ. Лететь прочь, прятаться? Бессмысленно. Прятаться было негде. Тьма накрывала всех.

— Туда, — я кивнул в сторону самой большой и яркой багровой язвы на горизонте. — В самое пекло. Похоже, война пришла не только в Дальнегорск. Она пришла за всеми.

Наше появление было сродни приземлению эскадрильи боевых вертолетов на поле для гольфа во время воскресного чаепития. «Рассветный Странник», наше уродливое, асимметричное, сшитое из кошмаров и ржавчины детище, с тяжелым гулом пробил облака и завис над идеально подстриженными лужайками Усадьбы Вороновых. Внизу, как муравьи в потревоженном муравейнике, забегали крошечные фигурки. Стражники в начищенных до блеска доспехах, садовники, бросившие свои инструменты, — все они с ужасом и изумлением задранными головами смотрели на наш ковчег-франкенштейн, который отбрасывал на их идеальный мир уродливую тень.

— Постарайся не помять газон, Макс, — съязвил Сет у меня за спиной. — Байрон этого не любит.

— Постараюсь парковаться по разметке, — пробормотал я в ответ, чувствуя, как палуба вибрирует под ногами.

Посадка была жесткой. Корабль, лишенный всякой аэродинамики, рухнул на землю с глухим ударом, от которого застонали все его швы, а у меня клацнули зубы. Земля содрогнулась, и я почти физически ощутил, как у главного садовника случился инфаркт, когда наш ржавый монстр вспахал изумрудную траву. Едва мы коснулись земли, как Шелли уже была у трапа, мгновенно превратившись из воительницы обратно в хозяйку и организатора.

— Раненых — сюда! — её голос звенел, как натянутая струна, не допуская возражений. — Детей и женщин — к тому фонтану, там есть вода! Не толпиться!

И люди пошли. Грязные, изможденные, перепуганные беженцы, закутанные в рваные одеяла, спускались по скрипучему трапу и ступали на землю, которая казалась им раем после каменного ада Дальнегорска. Они с недоверием смотрели на мраморные статуи, на аккуратные клумбы, на саму возможность того, что в мире еще осталась такая мирная, нетронутая красота. Контраст между нашими людьми, пахнущими дымом, страхом и смертью, и этим местом был чудовищным. Мы привезли войну и отчаяние прямо на порог этого островка благополучия.

Нас встретил отряд стражи во главе с суровым капитаном. Они окружили корабль, держа мечи наготове, но не нападали, явно ошарашенные нашим видом. Их капитан, мужчина с квадратной челюстью и недоверчивым взглядом, подошел к нам.

— Именем лорда Рамзи, кто вы такие и что это за… судно?

Прежде чем кто-либо успел ответить, толпа стражников расступилась, словно вода перед ледоколом. К нам шел сам Байрон Рамзи. Он был одет в простой домашний камзол, без регалий и оружия. И на его лице не было ни удивления, ни страха. Только тяжелая, мрачная усталость и… узнавание. Словно он ждал нас, и наше прибытие было лишь подтверждением его худших опасений.

Он остановился в нескольких шагах, обвел взглядом наш уродливый корабль, сотни беженцев, наши перепачканные сажей и кровью лица.

— Я ждал вас, — его голос был тихим, но в нем была стальная сила, заставившая всех вокруг замолчать. — Хотя и надеялся, что ошибаюсь. Пройдемте в дом. Нам многое нужно обсудить. — Он повернулся к капитану стражи, и его тон стал приказным. — Окажите этим людям всю необходимую помощь. Разместите их в гостевом крыле. Обеспечьте едой, водой и лекарями. Это — гости Альянса.

Он посмотрел на меня, на Кларка и Таллоса.

— А вас я жду в своем кабинете. Немедленно.

Кабинет Байрона был полной противоположностью тому хаосу, из которого мы вырвались. Тишина, запах старой кожи, полированного дерева и дорогих книг. Огромный камин, в котором уютно потрескивали поленья, отбрасывая теплые блики на корешки фолиантов. Карта Ашена на стене, еще целая, без багровых трещин. Этот кабинет был капсулой времени из мира, которого больше не существовало.

Мы стояли посреди комнаты — я, Сет, Кларк и Таллос. Грязные, воняющие потом и дымом, мы выглядели как варвары, ворвавшиеся в храм. Байрон молча указал нам на глубокие кожаные кресла, а сам встал у камина, спиной к огню.

— Рассказывайте, — просто сказал он.

Первым заговорил Кларк. Его голос, поначалу дрожащий и срывающийся, как у подростка, постепенно креп. Он рассказывал не как дипломат, а как сын, на глазах которого убили отца. Он говорил о безумии брата, о рудном помешательстве, о заговоре Валериуса. Он не щадил ни себя, ни слушателей, описывая последние минуты жизни Патриарха, его отчаянный, самоубийственный подвиг. Когда он закончил, по его щекам текли слезы, которые он даже не пытался скрыть.

Потом заговорил Таллос. Его рассказ был другим. Это была хроника боя. Сухая, грубая, полная скрежещущей ярости. Он говорил о предательстве лордов, о бойне в зале совета, о том, как гвардейцы Валериуса резали на улицах городскую стражу, а шахтеры — и тех, и других. В его словах не было скорби. Только холодная, выжигающая все внутри ненависть к «благородным», которые довели их мир до ручки.

Два этих рассказа, один — полный боли, другой — полный ярости, сложились в единую, страшную картину. Это была не просто история о перевороте. Это была история о том, как цивилизация совершает самоубийство.

Я молчал, давая им выговориться. Их слова, их живые, кровоточащие эмоции были лучшим доказательством. Я лишь наблюдал за Байроном. Лорд Ашер слушал не шелохнувшись, его лицо было непроницаемой маской. Лишь костяшки пальцев, сжимавших резную каминную полку, побелели.

Когда замолчал и Таллос, в кабинете повисла тяжелая, густая тишина, которую, казалось, можно было резать ножом. Кларк всхлипывал, уронив голову на руки. И тут произошло нечто неожиданное. Таллос, этот огромный, грубый мужлан, протянул руку и положил свою тяжелую, как молот, ладонь на плечо Кларка. Неуклюжий, молчаливый жест поддержки от существа, которое еще вчера считало ящера врагом. В этот момент я понял, что что-то изменилось. Прямо здесь, в этом кабинете, рождался их странный, невозможный союз. Союз, скрепленный общей потерей.