Золото Омейядов. Часть первая (СИ) - "Ортензия"

«Гадим? — переспросил монах, — и кто же больше? Протестанты или гугеноты?»

Хитрый святоша, про католиков ни слова. Или он вовсе не понимал, о чем я говорю? Пришлось акцентировать, ну а вдруг он действительно тугодум.

«Не возьмусь утверждать, кто из вас лидер, может быть, испанцы, может, французы. Не приходило как-то в голову взвешивать дерьмо, чтобы определить первенство».

Рука барона легла на эфес. Совсем глупо. Чтобы вынуть свою длинную шпагу из ножен, ему пришлось бы не только подняться из-за стола, но и отступить на пару шагов назад, так как слева его подпирал толстый Шарль.

Глаза монаха превратились в два бильярдных шара, чудом удерживающихся на переносице, и он, закашлявшись, прокаркал, как ворона:

— Жизнь того, кто не подчиняется святой церкви, заканчивается на костре, — сказал он и глянул на меня жёстким взглядом, словно надеясь, что эти слова подействуют на меня отрезвляюще.

— Да, я помню, — я сделал ехидную усмешку, — вы именно это сделали со своей героиней Жанной д’Арк после того, как она спасла Францию. Читал на досуге.

Дворяне и глазом не моргнули, словно не понимая, о ком идёт речь, хотя, возможно, так оно и было, а вот монах отпрянул, как от удара. Этот гадёныш точно знал, где святоши в очередной раз нагадить умудрились, и совершенно не ожидал услышать про эту историю от чёрного дикаря. Левую половину лица перекосило, как при первых признаках инсульта. В принципе, это был бы лучший вариант. Смерть падре во время разговора наверняка перепугала защитников слабых и обездоленных и почти наверняка сохранила им жизнь.

Но нет, уже через несколько мгновений святоша принял свой прежний облик и поднялся на ноги.

— Нам уже пора. Но мы придём завтра, и, уверен, нам удастся обо всём договориться.

И он, оглянувшись, кивнул озабоченным его поспешностью дворянам, а я воспользовался тем, что меня в этот момент перекрывал балахон монаха, и одним быстрым движением воткнул иглу прослушки ему в капюшон. Сбоку, чтобы она своим остриём его не оцарапала.

Глава 10

Очень хотелось узнать, что подтолкнуло монаха на столь поспешное бегство, а иначе его действия и назвать не мог. Забыл про послушниц, с которыми ещё час назад желал побеседовать, хотя как он собирался это делать без своего переводчика, тоже было непонятно. Через меня? Ну и если здесь на самом деле кого-то притесняли, я бы рассказал?

Он даже не глянул ещё раз на девочек у тоннеля, в отличие от дворян, которые с удовольствием пялились на красавиц и, вероятнее всего, крутили у себя в головах цветные картинки с их участием.

Монах протопал быстрым шагом, глядя себе под ноги, и только оказавшись около полуразрушенного моста, огляделся. Барон первым подошёл к нему и что-то сказал, но, учитывая, что я замыкал шествие, а толстяк Шарль отстал на несколько шагов от остальных, я расслышал лишь невнятное бормотание и увидел, как святоша отрицательно мотнул головой.

А потом они по очереди перебрались через узкую речку, даже не попрощавшись со мной.

Около двадцати негров с деревянными копьями в руках стояли в нескольких метрах от моста, и едва вся группа переговорщиков оказалась на другой стороне, заорали очень громко и, вероятно, нечто грозное, при этом потряхивая своим допотопным оружием.

Смотрели на меня, но я так и не понял, для чего нужен был этот спектакль, а вот то, что они разыграли представление, заранее подготовленное, догадался. Потому как и барон, и остальные дворяне, и даже монах оглянулись на меня в этот момент, словно ожидая ответной реакции.

И какую реакцию ждали? Типа, негр на грозный окрик должен ответить тем же? Мол, я вас не боюсь и прочее? Детский сад какой-то. Ни одного слова не разобрал в этой тарабарщине, и вообще, может, они таким образом меня, как великого принца, приветствовали.

Постоял, глядя им вслед, пока вся толпа не оказалась на полпути к вырубке, где они разбили свой лагерь, и подошёл к Таонге, которую неслабо потряхивало. Когда гости проходили мимо, она, как и в прошлый раз, стояла, прикрывая собой оружие, а теперь ППШ был у неё в руках. Отобрал и проверил. Патрон в стволе, затвор на боевом взводе и переводчик на автоматической стрельбе. Хорошо хоть с дуру не шарахнула, когда негры орать начали. Я ведь на линии огня был. Увы, до первого боя у многих так.

Передвинул ползунок до упора влево, показав это действие Таонге. Кивнула. Хорошо хоть понимает. Положил автомат на камень и притянул девушку к себе, крепко обняв. Сказал бы что-то ласковое, чтобы успокоить, вот только те, кто составлял язык батутси, не предусмотрели ничего для этого, кроме пафосных признаний в любви. К примеру, даже назвать красивой нельзя, потому как для девственницы это приглашение замуж. А вот обнять — это пожалуйста, обниматься они любят, друзьям так и положено, а то, что я друг, вбить им удалось, а иначе ползали бы на коленках после каждого моего слова. Потрепал по коротким волосам и, почувствовав, что девушку отпустило, ушёл на территорию.

Элен встретила меня с другой стороны тоннеля с вопросом: «Что это было?»

Но я сначала приказал Дэйо и Ава поменять Таонгу на посту, чтобы девчонка поела и расслабилась. Не забыл и про Дженни с Мобуту, которые тоже пеклись на солнышке, и лишь потом пригласил белокурую красавицу следовать за собой. Мы поднялись по второй лестнице, и я бесцеремонно согнал Нию с уступа, услышав, что наушник в кармане зажил своей жизнью.

— Что это? — поинтересовалась Элен, наклонившись вперёд, но я на неё сразу пшикнул.

Ещё бы. Монастырь и, в частности, его настоятеля вовсю обсуждали. Я сразу узнал голос толстого Шарля, который отвечал кому-то на вопрос:

«Я до сих пор был уверен, что туземцы на чёрной территории погрязли в постыдном варварстве. И если едва ли когда-нибудь что-либо изменится, то только благодаря таким, как мы, которые внесут в их дикую жизнь законы цивилизации. Но сегодня, мне кажется, я поменял своё мнение. Этот туземец, признаться, меня удивил. И вещи, которыми он пользуется, ведь где-то их сделали. А каков у него взгляд? Вы видели? Холодный, как воды, омывающие Уонтсум в рождественскую ночь».

Уонтсум? Я нахмурил брови. По-моему, в рождественскую ночь даже на юге Франции море будет холодным. Какое-то нездоровое сравнение.

— А не кажется ли вам, господа, — произнёс другой голос, в котором я узнал монаха, — что присутствие этого чёрного туземца, как его назвали, принца Алекса, нечто совершенно невообразимое и несуразное?

Назвали? А ведь я сам так представился. Стало быть, они точно знали, куда идут и кто здесь обитает. И что за тема про послушниц у монаха проскользнула?

— Признаюсь, этот туземец меня сильно настораживает, и как бы чего не вышло непоправимого, ежели мы войдём первыми, — сказал де Лабом, на что ему тут же ответил голос, который я слышал впервые.

— Полноте, друг мой, что может случиться? Он один никак не устоит против двенадцати мушкетов, даже если он сам дьявол. А он нам, по сути, и не нужен, только морока. Пусть получит пулю, а женщины уж точно не окажут никакого сопротивления. Клянусь чёртом девятихвостым.

Эти слова меня успокоили. Если у них только двенадцать мушкетов, стало быть, никакого подкрепления они не ждут, а тогда о чём говорила Чика? Могли ли они таким маленьким количеством одолеть племя Чинга? Сомнительно. Или это всё, что осталось от некогда большого отряда? Для этого цель должна быть серьёзной, но никак не моя особа. Девчонки племени? Не читал ни о чём подобном. И надо признаться, о чёрте девятихвостом тоже никогда не слышал.

Увы, развить мысль не удалось. Гости продолжили разговор, да и Элен начала подавать руками идиотские знаки. Приложил палец к губам, сделав знак, что потом поговорим.