Искра для угасающего мира - Софи Ирен

Я двинулся бесшумной тенью, привыкший к тому, что камни крошатся под ногами, а деревья шелестят высохшей листвой, словно костями. Этот мир медленно умирал, и я был его свидетелем. Хранителем руин. И увидел ее.

Она стояла на поляне, голая, с развевающимися на лиловом ветру медными волосами. Ее кожа, не тронутая чахлой серостью Эридии, казалась ослепительно белой, почти сияющей. Она была живым воплощением того всплеска. Не видела, что земля под ногами живая и жаждет плоти. Я наблюдал, как она в ужасе отскакивает от внезапно разверзшейся трясины. В ее движениях была грация дикого зверька, но не было никакого смысла. Никакой магической защиты. Она просто смотрела по сторонам, ища спасения, которого здесь не могло быть.

Часть меня, та, что давно смирилась с неизбежным, советовала просто развернуться и уйти. Еще одна смерть в мире, полном смертей. Что изменится? Но другая часть – та, что когда-то давала клятву хранить то, что осталось – сжалась в комок. Этот всплеск… эта чистота… Ангел Истока, неужели это то, о чем говорили пророчества? Она сделала неверный шаг, и ее нога по щиколотку ушла в черную жижу. Раздался тихий, полный отчаяния вскрик. Мыслей больше не было. Было действие. Я сорвался с места. Трясина уже тянула ее вниз, с жадным чавканьем обнимая ее голень.

—Не двигайся! – крикнул я, и мой голос прозвучал хрипло от долгого неиспользования.

Ее глаза, широкие и зеленые, как молодая листва, которую я не видел веками, уставились на меня в животном ужасе. Она замерла.

Я нашел твердый участок, послал немного магии – жалкую искру того, что когда-то было могучей силой – чтобы на мгновение укрепить грунт перед ней. Хватило на то, чтобы сделать два шага. Я схватил ее за руку. Ее кожа обожгла меня своим теплом. Она легкая. Я рывком выдернул ее из трясины, которая с негодующим хлюпаньем отпустила свою добычу. Она врезалась в меня, вся дрожащая, испачканная черной грязью. Ее тело прижалось к моему, и я почувствовал это снова – тот самый визг чистой магии, но теперь приглушенный, смешанный с ее страхом и теплом ее кожи. Моя собственная, иссохшая магия, отозвалась на ее прикосновение глухим, болезненным стуком, словно ожившим нервом под мертвой плотью. Она пыталась что-то сказать, захлебываясь, ее пальцы впились в мою одежду.

—Молчи, – отрезал я, сбрасывая с плеч свой плащ и закутывая ее с головой. – Двигаться нельзя. Только я.

Завернув ее в кокон, я подхватил ее на руки. Она не сопротивлялась, просто прижалась ко мне, вся напряженная, и тихо плакала. Ее дыхание было горячим у меня на шее.

Я понес ее прочь от этого гиблого места, чувствуя, как сквозь ткань плаща жжет меня ее тело. Это притяжение было тревожным. Неизбежным. Кто ты, дитя иного мира? Предвестник конца или того, что будет после? Впереди, на уступе скалы, темнели руины моего убежища – последнее место, что я мог назвать домом. Туда. Пока что – туда.

Глава 3

Бран

Сколько лун прошло с тех пор, как эльф заточил меня здесь? Я давно перестал считать. Время в каменном мешке текло иначе – не днями и ночами, а приступами боли от магических оков и редкими визитами моего тюремщика. Он приходил, молча ставил миску с водой и кусок грубой лепешки, иногда что-то бормоча себе под нос на своем изысканном, мертвом языке. Я делал вид, что сплю, но сквозь прищур следил за каждым его движением, выискивая слабость, момент небрежности. Ее не было. Он был точен и холоден, как механизм. В перерывах между его визитами я предавался воспоминаниям. О лесах, что когда-то были полны жизни, о запахе хвои после дождя, о свободе бега на всех четырех лапах, когда ветер свистел в ушах. Теперь от тех лесов остался лишь прах, а я стал реликвией, диковинным зверем в коллекции последнего мага умирающего мира. Я ненавидел его не только за плен, но и за это – за то, что он заставил меня стать напоминанием о том, чего больше нет.

Камень холодный. Всегда холодный. Он впитывал тепло, высасывал силы. Но я не сдавался. Я выдыхал пар в темноту, и он рассеивался под потолком моей клетки. Я ненавидел потолок. И стены. И прутья, что пахнут горькой магией. Они жгут шкуру, если прикоснуться надолго. Я ненавижу его. Эльфа. Холодного, молчаливого. Он принес меня сюда. Сказал, что изучает «упадок». Изучает, как мир дохнет. Как я дохну в этой каменной норме.

Иногда, в особенно долгие часы, я позволял себе снова принять свой человеческий облик. Это было мучительно – чувствовать, как уродливая прямота костей сковывает движения, как тупая кожа на подушечках ладоней теряет чуткость. Но в этой форме ум работал иначе, не замутненный звериной яростью. Я мог анализировать. Запоминал звук поворота ключа в замке, скрип каждой половицы за дверью, отдаленные шумы из верхних этажей. Я составлял в ухе карту этого места, этого склепа. Я знал, что эльф почти не спит. По ночам доносился мерный гул его голоса – он читал заклинания, пытаясь вдохнуть жизнь в умирающие артефакты. Я чувствовал, как от этих попыток содрогается магическое поле крепости, словно от предсмертных судорог. Это рождало во мне злорадное удовлетворение. Он, всезнающий и могущественный, был так же бессилен перед концом, как и я, зверь в клетке. Мы оба были пленниками Эридии, просто моя тюрьма была теснее. И вот, вползая в очередную ночь, в самый унылый час перед рассветом, когда даже камни, казалось, замирали в отчаянии, я уловил его. Новый запах. Он ворвался в мое сознание не как отдельная нота, а как целая симфония, как взрыв света в кромешной тьме

Я ворочался на соломе, которая воняет плесенью. В получеловеческом облике – так проще, меньше магии тратится, меньше жжет прутья. Но когти все еще торчат из пальцев, и я царапаю ими камень пола. Оставляю метки. Чтобы помнили, что я здесь. Что я жив. Потом я замер. Нос вздрогнул. Явь? Или сон? Воздух, несущийся из щели под дверью, изменился. Пахло пылью, тленом, застоялой магией эльфа… и чем-то еще. Чем-то новым.

Я поднял голову, вдыхая полной грудью, раздувая ноздри. Ловя тончайшую нить. Цветочная пыльца после дождя. Теплая кожа. Чистый пот. И что-то… глубинное. Ядро. Как спелый плод, полный сладкого сока. Внутри все сжалось, потом взорвалось жаром. Это… Это…

Мгновение— и я уже стоял на четырех лапах в своей второй форме. Шерсть встала дыбом вдоль хребта. Из горла вырвался низкий, протяжный рык, который я не мог сдержать. Клетка вибрировала. Это она. Та, чей запах сводит с ума. Чей запах значит… Все. Мое. Ключ. Судьба. Воздух.

Инстинкты ревут, требуя вырваться, найти, обнюхать, прикоснуться. Защитить. Пометить. Я бросился на прутья, и магия ударила меня током, отбрасывая к стене. Боль острая, знакомая. Но сегодня она не останавливает. Сегодня она – просто досадная помеха.

Я снова кинулся вперед, уже не в ярости, а с холодной, хищной целеустремленностью. Стал царапать пол, готовясь к прыжку. Дверь. Слабое место. Замок, не камень.

Услышал его шаги. Эльф. Он нес ее. Мой нос не врет. Она рядом. Ее запах смешивается с его – это сводит с ума еще сильнее. Ревность, острая и ядовитая, впивается когтями в глотку. Он прошел мимо. Вверх, по лестнице. В свои покои. Я остался в темноте, вся шкура горела, мускулы играли под ней, как натянутые тетивы. Я услышал, как где-то там хлопнула дверь. Наступила тишина.

Отступил в самый тень клетки, сливаясь с ней. Мои глаза горели в темноте. Язык чувствовал на губах вкус ее воздуха. Он думает, что клетка удержит. Он думает, что я зверь, которого можно приручить голодом и холодом. Он не понимает. Он принес сюда не просто диковинку. Он принес мою причину. Мой смысл дышать. Мою погибель и мое спасение. Я закрыл глаза и снова вдохнул. Запомнил. Ее запах теперь живет во мне. Он будет моим компасом. Клетка не удержит.

Глава 4

Искра

Я лежала на чужой кровати в чужой комнате и пыталась дышать ровно. Воздух здесь был густым, пыльным, пах старыми книгами и сухими цветами. Как в заброшенной оранжерее. Свет фильтровался сквозь высокое узкое окно, падал на стену. И на трещину. Длинную, зигзагом, будто молния, застывшая в камне. Я провела взглядом по ней, искала начало и конец, но не нашла. Она просто была. Часть этого места. Часть этого мира, который, как сказал тот эльф… умирал. Элориэль. Он назвал свое имя, когда принес меня сюда. Бросил его, как камень, и замолчал. Принес воды, какую-то безвкусную пасту из зерна, оставил у двери груду одежды. Смотрел на меня так, будто я инопланетный организм, которого он вот-вот решит препарировать. Холодный. Отстраненный. Но в его прикосновении, когда он тащил меня из той трясины, была сила. И сейчас, когда он ушел, моя рука все еще помнила жар его пальцев.