Моя Академия (СИ) - Син Евгений

— А патроны? — спрашиваю следака.

Тот на секунду теряется.

— Только те, что заряжены в револьвере, — тут же уточняет. — Исследователи тщательно перебирают и разбирают все вещи, потом заново собирают. Показать?

— Будьте любезны, — прошу следователя.

Следак уверенным движением сдвигает небольшой рычажок, и монструозный револьвер переламывается пополам.

— Ну вот, смотри, зарядные каморы. Видишь? — показывает мне барабан на шесть патронов. — Вот эти два — использованные. Это как раз ты стрелял. Остальные четыре неиспользованные.

Следователь вытаскивает патроны и выставляет их передо мной на столик.

— Патроны я, наверное, перед уходом всё же заберу, попрошу, чтобы вернули тебе при выписке, — Козьма пока не убирает пули со стола. — А револьвером владей.

Мужик протягивает мне оружие. Снова беру в руки огромный железный револьвер. Сейчас он кажется чуть меньше, чем тогда, в поезде. Эта механика вызывает у меня неподдельный внутренний восторг. Можно сказать, ребяческий. Понимаю, что сказываются впечатления Ларика, а совсем не взрослого Лёхи. Взрослого мужика такой игрушкой вряд ли проймешь, а вот ребенка — вполне.

Ариадна с неодобрением смотрит на мои игры с револьвером. Беру его двумя руками. Так я могу спокойно держать его на вытянутых руках. Слишком уж тяжёлая штуковина для одной руки пока что.

Несколько раз повторяю одни и те же манипуляции. Оружие совершенно незнакомое — ни в той, ни в этой жизни с ним дела не имел. Разве что недолго развлекался с ним в поезде. Вспоминаю, как снёс одну монстрячую голову, не вовремя заглянувшую ко мне в купе. Кидаю быстрый взгляд на следака. М-да. Послевкусие после вмешательства остается, никуда не денешься.

Переламываю револьвер, снаряжаю, защёлкиваю, снова переламываю, вытаскиваю маслянистые цилиндры патронов. Выставляю их на стол. Защёлкиваю.

— Никогда не целься в живых людей, — тут же уточняет следователь. — И к тому же, имей в виду, заряженное оружие строго запрещено держать в черте города без разрешения. Владеть — сколько угодно.

— Я в курсе, — киваю.

Как бы то ни было, Козьма Ефремович действительно сделал неплохой подарок. Игрушка — что надо. Внутренний ребёнок невероятно доволен. Сижу и щёлкаю револьвером. Проверяю ход спусковой скобы. Видимо, следователи успели его смазать, потому что сейчас аппарат работает несколько лучше, чем в прошлый раз. Использование значительно мягче.

Следователь с пониманием смотрит на каждое мое движение и позволяет себе лёгкую улыбку. При этом совершенно не злобную, а вполне себе понимающую. Таким безропотным принятием ситуации он получает ещё парочку баллов в свою пользу. При всем при этом внутреннее напряжение у меня всё равно не снимается. Я как не доверял этому товарищу, так и не собираюсь. Есть у него свои цели.

— Ларион, я бы хотел задать еще несколько вопросов, — аккуратно закидывает удочку Козьма. — Но применять магию уже нет необходимости.

— Да, конечно, задавайте, — сосредоточенно киваю.

Внешне может показаться, что я полностью поглощен игрой с огромным револьвером. Дать ребенку игрушку и задавать важные вопросы — хороший ход. Только если бы я не продолжал контролировать следака.

Ариадна всё ещё косо смотрит на мужика.

— Это будет официальный опрос, — говорит следователь.

Он достаёт из своего небольшого чемоданчика амулет.

— Официальный опрос под запись, — объясняет Козьма и ставит амулет на тумбочку. — Итак, я, следователь по особым поручениям Сыскного Приказа, Козьма Ефремович Кольцов, в исполнении распоряжения за номером семьсот двадцать от месяца травеня семнадцатого числа, провожу опрос свидетеля крушения поезда виконта Лариона Орлова.

Перестаю щелкать своей новой игрушкой и поднимаю взгляд. Кажется, что следак читает по бумажке, но он смотрит строго в стену.

— Исполнительный лист страховой компании «Северные перевозки» за номером тридцать четыре, от восемнадцатого числа оного месяца, — диктует официальным тоном следак. — Продолжаю опрос единственного выжившего свидетеля крушения поезда номер три, следовавшего… — делает паузу. — Из города Светлогорск — в столицу Небуловской области.

Когда Козьма произносит название города, где Ларик жил с отцом, дядькой, мачехой и сестрами-двойняшками, у меня перехватывает дыхание. В памяти всплывают несколько картинок нашего большого дома. Хотя не такого уж большого, просто восприятие ребенка сильно отличается от взрослого. У Ларика своя комната, у двойняшек своя.

— Почему мы не можем позволить себе переехать в нормальный особняк? — слышится голос мачехи из-за стены.

Она постоянно твердит, что братьям мало места, хотя они сами так не считают. Ларик почти никогда не закрывает дверь в свою комнату, чтобы малыши могли зайти к нему в любой момент. Он обожает с ними играть. Придумывает разные сказки про магов и магические Академии. Братьям нравится.

— Господин Ларион Орлов, вы готовы к опросу? — прерывает Козьма поток воспоминаний.

Немного теряю нить. Вокруг ни с того, ни с сего густеет запах умирающих фиалок. На меня накатывает волна тревоги.

— Что-то случилось? — тут же считывает моё состояние Ариадна.

— Да. Что-то не в порядке, — говорю ей.

Медсестра хватается за стакан и высыпает в него уже знакомую смесь. Быстро перемешивает и дает мне выпить. Ощущения притупляются, но полностью не пропадают.

— Да, я готов ответить на ваши вопросы, господин следователь, — подтверждаю и возвращаю стакан Арише.

— Хорошо, — Кольцов тоже замечает моё неровное состояние. — Что-то стряслось? У вас плохое самочувствие? Это может помешать вашим ответам?

— Нет, нет, мне почему-то стало очень тревожно. И запах цветов — не чувствуете? — обращаюсь одновременно к Козьме и Арише.

Следователь и медсестра переглядываются и синхронно мотают головами.

— Я не чувствую, — отвечает Кольцов. — В чем это выражается? Опишите запах этих цветов и свои ощущения.

— Воздух очень густой и пахнет умирающими цветами, — отвечаю и буквально не нахожу себе места.

Очень знакомый для меня и Ларика запах. Ни с чем не спутать. Помню, как Ларик был еще маленьким, и вместе с отцом и мачехой они уезжали из дома на несколько недель. А когда вернулись — на летней кухне царил точно такой же смрад. Мачеха любила фиалки. Все они умерли, их пришлось выбросить. Только запах, казалось, так и не выветрился. Даже зимой оставался призрачно-тонкий аромат мертвых цветов. Ничего больше там так и не выросло.

Отгоняю пришедшие воспоминания и встаю с кровати. Прохожусь до двери и обратно. Меня беспрерывно захлёстывает ощущение, что я прямо сейчас нахожусь в ловушке. Нужно срочно куда-то бежать, иначе будет поздно. Наверное, точно так же чувствует себя зверь, запертый в клетке.

Об этом я и говорю следователю и Ариадне. Они молча следят за мной и ждут.

— Ничего, ничего, я готов отвечать на ваши вопросы. Задавайте, — в конце концов, говорю следаку.

— Хорошо. Вы сели в поезд номер ноль-три из города Светлогорска. Пятнадцатого травеня сорок четвёртого года от Исхода. Правильно? — спрашивает Козьма, и меня окатывает холодной волной.

— Да, это так, — выдавливаю из себя.

— Билеты покупали вы? — звучит следующий вопрос.

— Нет, билеты на поезд покупал мой дядька, он отвечал за большинство крупных покупок, — честно отвечаю.

— Так, хорошо, — Козьма готовится к следующему вопросу.

Тут раздаётся очень сильный удар в стену. Следователь подскакивает, как и Ариадна. Я все еще стою на ногах. Сесть мне так и не захотелось.

— Что это было⁈ — обращается к девушке Козьма.

Ариша испуганно глядит в стену. Её глаза выражают только смесь непонимания и легкого ужаса.

— Наверное, что-нибудь упало, — неуверенно отвечает девушка. — Хотя там ничего такого упасть не может. За стеной только малая палата и больной.

Раздается еще один удар или, скорее, грохот. Стена покрывается паутиной мелких трещин. Как раз в тех местах, что я заметил, лёжа на кровати.