Наследник огня и пепла. Том IХ (СИ) - Добрый Владислав

— Кстати, хотите, расскажу, как я их делаю?

Глава 11

Призрак промышленной революции

Мне кажется, у нас с Адель всё пошло наперекосяк сразу после того, как я выполнил своё обещание — раскрыл ей секрет гильдии ткачей. Поскольку глава гильдии оружейников уже сидел в моём подвале, а за спиной у меня стояло свежее ополчение Дйева и полтысячи матерых головорезов из Таэна, я двинулся прямиком в их владения, как только стало ясно, что Костяной Город не представляет угрозы.

К моему удивлению, земли гильдии оружейников и соседствующей с ней гильдии ткачей оказались застроены плотнее, чем даже контадо Караэна. А ещё — выглядели несколько чужеродно: множество ветряных мельниц. Столько мельниц могло бы намолотить хлеба на всю долину Караэна и ещё оставить муку, чтобы накормить весь Таэн.

Соблюдая все предосторожности, моя армия вошла в лабиринт сплошной застройки. Вскоре показалась пышная процессия уважаемых членов гильдии ткачей. Они стояли, потея под солнцем в бархатах и мехах, сняв береты. А я угрюмо молчал. В конце концов велел показать, как устроено их производство.

Надо сказать, что даже перед лицом смерти они попытались защитить свои секреты. Кроме меня, в очередной, обнесённый высокой стеной, а в остальном ничем не примечательный двор пустили лишь десяток рыцарей и мою охрану.

Надо отдать ткачам должное — на меня нагнали чудовищную скуку откровения мастера-разборщика про тонкости сортировки шерсти, объяснения, чем занимаются красильщик, мотальщик, растиралыщик и прочая суконная братия. Из них я толком запомнил только одного — щипальщика. Тот выщипывал с поверхности сукна узелки. Самая дурная работа, но одна из самых важных — именно она делала каранское сукно столь конкурентоспособным.

Несмотря на то, что я даже начал зевать, я все же смог увидеть то, о чем мне «забыли» рассказать. Я с удивлением обнаружил: треть производства была… механизирована. Караэнцы изобрели способ передавать с мельницы не только вращательное, но и поступательное движение. И умудрились удержать это в секрете.

Уважаемые люди заметно напряглись, когда я стал рассматривать кулачковые валы, к которым были приспособлены длинные ряды прядильных и суконно-вальных станков. Однако, сдержанно попытались отвлечь — мягко уводя разговор в сторону, одновременно ловко поднеся подарок: искусно вышитый, впечатляющий по размеру кусок ткани. Таким можно было драпировать тронный зал.

Адель пришла от него в восторг. А я — от механизмов. Но своё восхищение проявил, глядя на ткань, а не на металл. Кто их знает, этих ткачей — если поймут, что я не просто тупой рубака, а человек, способный не только понять, что он видит, но и воспроизвести это… то подадут знак, и из-за стен ворвутся сотни их наёмников.

В гильдии оружейников я обнаружил ту же степень механизации — только там ряды водяных мельниц, выстроенных вдоль горных ручьёв, питавших судоходный канал Караэна, крутили механические молоты. Это позволяло оружейникам делать из хорошего сырья высококачественную сталь почти без вкраплений шлака. А потом, с помощью чуть иначе устроенных многокилограммовых молотов, выковывать сложные латные элементы доспехов.

Они это тоже старательно скрывали. Но я уже знал, куда смотреть.

По дороге обратно я пытался объяснить Адель — вот же твои десять тысяч прядильщиц! Но она, кажется, так и не поняла. И, совершенно точно, обиделась. Видимо, у неё уже была чёткая картинка будущего — волшебная прялка, которая ткёт за тысячу ткачих, и вот её подай, да на блюдечке. Про мельницы и передаточный механизм слушать не захотела — впервые фыркнула и отъехала в сторону. Первый скандал. Это меня расстроило.

Позже, когда мы оба остыли, мы по молчаливому согласию больше эту тему не поднимали. Не нашел я понимания ни с Адель, ни со Сператом, ни даже с Вокулой, которому я всё это вывалил. Никто не учуял перспектив. Однако Вокула умел слушать. Я поделился с ним тем, как, по моему мнению, эти устройства могут перевернуть мир.

Солнечный цветок, что Адель нашла в Клоаке под Таэном, теперь жил в подвале. Потому что рос он только в темноте, что логично. Вокула использовал его буквально как рабочую лампу — цветок слегка пожух, опустил соцветие, и теперь светил как настольная лампа прямо на его бумаги. Я ещё настоял, чтобы он сменил мебель — на самом деле отдал ему плоды своих не самых удачных попыток выбить у плотников кресло и письменный стол с ящиками. То, что они сделали, было не тем, что я хотел. Но вовсе не плохим. И достойным герцога Караэна. Теперь Вокула сидел за массивным, пафосным столом, и смотрел на меня внимательными глазами, на лице, загорелом от светоцветка, жутко смахивая на НКВДшника из постперестроечного фильма. Ещё этот подвал… Я утратил запал и замолчал.

Он тоже немного помолчал, потёр подбородок, а потом заговорил в своей обычной манере — сдержанной, неторопливо рассудительной, как человек, привыкший взвешивать слова.

— Милорд, — сказал он. — Всё, что вы говорите, возможно. Но всё это возможно только в Караэне.

Он подождал, пока один из младших писарей подал мне засахаренные персики и вино. Я знал эту уловку — человек добрее к тому, кто его угощает вкусным. Не стал отказываться, чувствуя себя как хирург, которому сунули коньяк и шоколадку. То есть, в своем заслуженном праве.

— Только здесь, — продолжил он, — сошлись вместе три вещи: множество ртов, множество рук и множество кошелей. Только здесь достаточно людей, чтобы было кого одевать, и достаточно купцов, чтобы было кому продавать. В любой другой долине человек ткал бы ровно столько, сколько нужно его семье. А железа на пару молотов, серпы и косы, можно бы было купить раз. А потом лишь плавить из болотной руды по надобности.

Я кивнул. Манера речи — с одной стороны велеречивая, с другой сдержанная. И в словах была недосказанность. Вокула намекнул на важную вещь: сырьё и для ткачей, и для оружейников везут в Караэн издалека. Железо — слитками через Большой Забер из Железной Империи. Какая-то часть — от Долгобородов, но далеко не вся. Шерсть для ткачей приходит аж из Королевства Фрей. Разве что пивовары работают на местном. И то, насколько я знаю, рожь им везут неделями. То есть такое производство просто невозможно на местных ресурсах.

Вокула продолжил:

— А если даже появлялся бы искусный кузнец, умеющий ковать кольчуги или вытачивать латы, он служил бы при Великой Семье. Его берегли бы, как садовую розу: для своих нужд, под замком, без права торговли. В других землях искусство существует ради личного великолепия. В Караэне — ради оборота.

Я вспомнил Таэн. Вокула мастерски сместил акценты, но в сути был прав: если рядом сильный феодал — забудь про гильдию. На него и будешь работать. А если сделаешь больше — он и продаст. Так зачем делать больше?

Даже если где-то появляются «крепкие хозяйственники», которые позволяют на своей земле создавать предприимчивым людям артели, то на длинной дистанции их всё равно прижимают к ногтю. Либо душат рэкетом, либо отбирают в прямую собственность. Чего далеко ходить — все мукомольные мельницы во владениях Итвис принадлежат Итвис, и арендаторы обязаны молоть муку только на них. Вот только я никогда не слышал, чтобы мы их строили. Если даже мельница принадлежит какому-нибудь умнику, построившему её под стенами замка — это ровно до тех пор, пока она не станет мельницей самого замка. Что неизбежно, как восход солнца. Разве что продолжительность этой свободы предпринимательства величина переменная.

— Здесь же, — он сделал широкий жест рукой, будто обводя весь Караэн, — этот… как вы сказали, мой сеньор, «механизм» может жить. Потому что только здесь механизм имеет смысл. Только здесь торговые пути сходятся так, что ткань, сотканная в одном квартале, может быть продана через день в порту Отвина. Хоть и отгружена будет через неделю, а то и месяц. Только здесь купец готов вложиться в вал, шестерню и… как вы сказали, сеньор Магн? Кулачковый…? Не суть. Это возможно, потому что завтра этот кулак принесёт ему десятикратную прибыль. И только здесь есть столько золота, что можно продать сразу тысячу отрезов.