Наследие древнего (СИ) - Четвертнов Александр

Усилием мысли я вырвал из рук Василия клык тифона. Подпрыгнул вверх и пронёсся к крыльцу усадьбы. Полные резервы просили выхода всё время. Теперь у них были здоровые каналы, и сила лилась из меня, как лава из жерла вулкана. Сила Архимага, это я уверен, даже больше.

— Фас его, Фас! — закричал Огонь-Догоновский, он всё ещё стоял на крыльце, только теперь его лицо исказилось ненавистью и удивлением. Потому что увидело меня, а затем, потому что голова слетела с плеч и покатилась в сторону. Воздушное лезвие пробило его защиту и снесло её напрочь.

Волна эфира с энергиями вспышкой прокатилась по всей усадьбе и саду. Твари исчезли, воронка свернулась. Я занёс руку с клыком над вторым мужиком. Он сжался, закрылся ладонями.

— Кирилл, оставь его живым! — разнёсся сзади голос Бестужева, — он нужен мне.

Живым, так живым. Кто бы он ни был.

Я пожал плечами, пнул мужика ногой, от чего он распластался на мраморе, и повернулся к союзникам.

Только теперь я заметил, что вокруг моих кулаков светится белым заревом энергия жизни, а по телу и плащу пробегают сотни маленьких молний.

Упс. Увлёкся. Дорвался до силы и увлёкся. Я перевёл взгляд на Бестужева и Шальную. На их вытянутые от удивления лица.

— Дедушка показал пару родовых приёмов, — развёл я руками, убирая магию, отходя от горячки боя. — Прошу в усадьбу, — я сделал приглашающий жест, — она ваша.

Дым медленно рассеивался над разрушенной усадьбой. Я стоял на мраморных ступенях парадного входа, оглядывая последствия штурма. Колонны были изрешечены пулями, витражи выбиты, а дорогая лепнина осыпалась на землю белой крошкой.

Бой закончился, но запах пороха всё ещё висел в воздухе. Бестужев с Шальной куда-то подевались, они не ломанулись в усадьбу, как я предполагал, а стали проверять своих людей. Потому моё внимание переключилось на детали, до которых мне не было дела во время боя.

— Господин, — Василий подошёл ко мне, стряхивая с плеча осколки стекла. — Периметр зачищен. Потери минимальные.

Я кивнул, не отрывая взгляда от пробоин в стенах. Огонь-Догоновский построил себе настоящий дворец — четыре этажа, парк с лабиринтом, искусственное озеро. Теперь всё это напоминало поле битвы после артобстрела.

— Где Бестужев? — спросил я, поднимаясь по ступеням.

— Допрашивает пленных в саду, — ответил Василий. — Сказал, что вам нужно обыскать дом.

Я остановился перед массивной дубовой дверью. На ней красовался герб Огонь-Догоновских — золотой феникс в языках пламени. Пули проделали в гербе несколько дыр, превратив гордую птицу в решето.

— Документы, — ответил я коротко. — Всё, что поможет понять масштаб заговора.

Дверь поддалась с первого толчка. Замок был разбит ещё при штурме. Я шагнул в холл и замер.

Мраморный пол расстилался подо мной зеркальной гладью. Хрустальная люстра размером с карету висела под расписным потолком. На стенах — портреты предков в золочёных рамах. Их строгие лица смотрели на разгром с укором.

Повсюду валялись обломки — осколки ваз, куски мебели, разорванные книги. Штурмовики не церемонились с интерьером.

— Коля, бери троих и осматривай первый этаж, — скомандовал я. — Ищите сейфы, тайники, всё подозрительное.

Николай уже отошёл от второй смерти. Кивнул и увёл группу в правое крыло. Я направился к парадной лестнице, ведущей на второй этаж.

Ступени были широкими, мраморными, с резными перилами. Каждая деталь кричала о богатстве хозяина. Огонь-Догановский не экономил на роскоши — видимо, предательство хорошо оплачивалось.

На втором этаже располагались жилые покои. Длинный коридор с высокими окнами тянулся в обе стороны. Портреты на стенах были меньше, но не менее претенциозные. Один особенно привлёк внимание — сам Василий Сергеевич в парадном мундире, с орденами на груди.

Самовлюблённый ублюдок даже себя увековечил.

Первые комнаты оказались гостевыми. Мебель под чехлами, окна зашторены. Дальше по коридору начинались личные покои. Кабинет с массивным столом из красного дерева. Библиотека с полками до потолка. Курительная с кожаными креслами и столиком для карт.

Схватил одного из спрятавших слуг.

— Пленник в подвале! — тут же выпалил он.

Я спустился на первый этаж и нашёл служебную лестницу. Узкие каменные ступени вели вниз. Холодный воздух тянул снизу, неся запахи сырости и чего-то ещё. Чего-то неприятного.

Рядом нашёлся небольшой фонарик. Луч света выхватил из тьмы стены из грубого камня. Сводчатый потолок нависал над головой. Средневековая атмосфера — словно попал в замок времён инквизиции.

Коридор разветвлялся в трёх направлениях. Я выбрал средний — оттуда доносились слабые звуки. Что-то вроде стонов или всхлипов.

Первая дверь оказалась заперта. Тяжёлый засов не поддавался с первого раза. Пришлось налечь всем весом. Металл заскрежетал, и дверь распахнулась.

Камера. Небольшая, сырая, с соломой на полу. В углу — деревянная скамья и цепи на стенах. Но пуста. Кто бы здесь ни содержался, его уже увели.

Вторая дверь. Третья. Все пустые. Но следы пребывания людей были повсюду — царапины на стенах, пятна крови на полу, обрывки одежды.

Огонь-Догановский явно не ограничивался политическими интригами.

Четвёртая камера была больше остальных. И не пуста.

В дальнем углу, привалившись спиной к стене, сидел молодой человек. Рубашка разорвана, лицо избито, но он был жив. И знаком.

— Георгий? — я шагнул вперёд, направляя луч фонарика на его лицо.

Брат Лидии поднял голову. Левый глаз заплыл, губа рассечена, но взгляд оставался ясным. Он щурился от света, пытаясь разглядеть меня.

— Кирилл? — хрипло произнёс он. — Орлов? Это действительно ты?

— Я, — присел рядом с ним, оценивая повреждения.

Георгий попытался выпрямиться, но тут же поморщился от боли. Рёбра, скорее всего. Или внутренние органы.

— Меня били, — пробормотал он. — Хотели, чтобы я подписал какие-то бумаги. Отказ на наследство, кажется.

Я помог ему встать. Парень держался на ногах с трудом, но гордость не позволяла показать слабость.

— Лида? — с тревогой спросил он. — Где моя сестра?

— Не знаю, — честно ответил я. — А что она здесь?

Лицо Георгия исказилось болью.

— Этот ублюдок… — прошипел он сквозь стиснутые зубы. — Он собирался жениться на ней. Силой. Говорил, что отец согласится на что угодно, лишь бы дети остались живы.

— Где она? — жёстко спросил я.

— Наверху, — Георгий оперся на мою руку. — В его спальне. Кирилл, если он её тронул…

— Не тронул, — я помог ему дойти до выхода из камеры.

Мы медленно поднялись по лестнице. Георгий шёл, стиснув зубы от боли, но не жаловался.

На первом этаже я передал его Василию.

— В нашу клинику его потом нужно отвести, — коротко приказал я.

Василий кивнул и увёл Георгия в одну из гостиных. Я же поднялся на второй этаж, направляясь к спальням хозяев.

Спальня Огонь-Догановского располагалась в конце коридора. Массивная дверь из тёмного дерева с медными накладками. На ручке висел замок — современный, электронный.

Интересно. Зачем запирать спальню изнутри?

Я приложил ухо к двери. Тишина. Никаких звуков, никакого движения.

Замок поддался не сразу. Электроника требовала более тонкого подхода, чем простые засовы. Но через пару минут механизм щёлкнул, и дверь открылась.

Роскошь ударила в глаза. Огромная кровать под балдахином стояла в центре комнаты. Персидские ковры покрывали пол. Зеркала в золочёных рамах отражали свет хрустальных бра.

И на кровати, свернувшись калачиком, лежала Лидия.

Она была в одном белье — тонкой сорочке, которая почти ничего не скрывала. Тёмные волосы растрепались по подушке. Плечи дрожали — то ли от холода, то ли от страха.

— Лидия? — тихо позвал я.

Она резко обернулась. Лицо было заплаканным, глаза красными от слёз. Но главное — в них читался ужас. Тот самый ужас, который убивает гордость и ломает волю.

— Кирилл? — её голос дрожал. — Ты здесь?