Хозяйка старой пасеки (СИ) - Шнейдер Наталья "Емелюшка"

— Я не могу обыскивать эту комнату без свидетелей. Слишком много возможностей утаить или вовсе уничтожить улики. Все мы наслышаны…

— Глупости говоришь, граф, — перебила его генеральша. — Тебя второй раз исправником избрали не за красивые глаза…

Я снова зарделась, сама не понимая почему.

— … а за честность, всем известную. За которую бывший уездный стряпчий на тебя разбойников насылал.

Стрельцов поморщился, как будто похвала была ему неприятна.

— Это дела прошлые и никому не интересные.

— Заодно бы и комнату подсушил, — не унималась Марья Алексеевна. — Твоя стихия — огонь, тебе сподручней всех будет. А то нехорошо, если стены плесенью пойдут, а стропила начнут гнить.

Я вздохнула, оглядывая помещение

— Эту комнату разве что капитальный ремонт спасет… — Опомнилась. — В смысле — полная перестройка.

— Это всегда успеется. — Генеральша осталась непреклонна.

— Глафира Андреевна? — окликнул меня исправник. Я встретилась с ним взглядом и поспешно опустила ресницы. — Вы доверите мне обыскать эту комнату без свидетелей?

Доверяю ли я ему? Да я никому не доверяю в этом мире, даже самой себе — стоит только вспомнить тот сон, от которого и сейчас передергивает!

И все же…

Я заставила себя поднять взгляд.

— Да, Кирилл Аркадьевич. Я вам доверяю.

Что-то промелькнуло в его глазах — облегчение? Благодарность? Я не успела разобрать.

— Вот и славно, — проворковала генеральша. — Давайте займемся каждый своим делом.

13.1

Едва мы вышли в коридор, Полкан ткнулся лбом мне в бедро. Я погладила его по влажной шерсти.

— Спасибо, что привел Варвару Николаевну. Без нее мы бы не справились.

— Это точно, — поддакнула Марья Алексеевна.

Графиня зарделась.

— Просто я очень испугалась, вот оно само и получилось. На одной ноге ведь далеко не ускачешь…

— Но вы поскакали помогать, а не из дома, как экономка, — сказала я.

Девушка фыркнула.

— Вы меня оскорбляете таким сравнением, Глафира Андреевна.

— Прошу прощения. Я не хотела.

— Ничего страшного, я не настолько обидчива.

Может, она собиралась сказать что-то еще, но вместо этого взвизгнула. Да и я сама, признаться, подпрыгнула, когда у подножия лестницы в полутьме шевельнулась женская фигура.

— Что случилось? — донесся встревоженный голос Стрельцова.

— Ничего, барышни переволновались, вот и шарахаются от собственной тени. — Марья Алексеевна сделала волшебный огонек ярче, осветив поклонившуюся… как же ее звали, ту женщину, что осталась первой сидеть с покойницей? — Что тебе, милая? — спросила генеральша.

— Прощения просим, барыня, узнать, не случилось ли чего, может, помочь надо. Шумели…

— Стол опрокинули, от свечи штора занялась, вот и шумели. Все в порядке, ступай.

Женщина снова поклонилась и исчезла в полумраке лестницы.

— Кстати о свечах, надо бы зажечь, магией долго не посветишь, — заметила генеральша.

Однако Вареньку беспокоило совсем другое.

— Зачем вы перед мужичкой отчитываетесь? Не ее это дело, что у господ происходит, пусть хоть весь дом сожгут, как… — Варенька осеклась и покраснела.

— Как кто? — полюбопытствовала я.

Она покраснела еще сильнее.

— Неважно. К слову пришлось… о пожарах.

— Надо же, а в мое время девиц от подобных рассказов берегли, — с невинным видом сказала Марья Алексеевна. — В житиях святых-то точно ничего подобного не встретишь. А что до «отчитываться»… Прислуга, да и мужики — не ожившая мебель, как бы нам ни хотелось ее такой видеть. У них есть глаза, уши и языки. А еще суеверия и воображение. Если будут болтать, что Савелий сбежал, — полбеды, это разве что кузену твоему в его расследовании помешает. Но, если придумают, будто какая нечисть дом подожгла или от черного колдовства пожар случился, худо будет. Поэтому, графинюшка, запомни: иногда лучше и черни часть правды сказать, чтобы потом самой спокойнее было.

Варенька поджала губки, явно разобидевшись на поучения. Марья Алексеевна не обратила на это внимания — или сделала вид.

— Открывай кладовку, Глаша. Надо бы и сейчас укутаться, и найти во что потом переодеться, а то у графинюшки вон губы синие, кабы не простыла.

— Да лучше простыть, чем ходить в чужих обносках! — возмутилась Варенька.

— Если я забуду, постарайся сама не забыть на ночь дать ей малиновой наливки и горячего чая. — Генеральша словно не заметила ее возмущения.

— И наливку я не буду, не пристало барышне хмельное пить!

— Не хочешь — не пей, — благодушно согласилась Марья Алексеевна. — Парегорик-то не в пример вкуснее, с опием-то да на спирту.

Варенька открыла рот. Снова закрыла. Я не стала ждать, когда она найдет ответ — и найдет ли его вообще, открыла кладовку. Полкан, который все это время шел следом, проскользнул внутрь. Кажется, он хотел сделать это осторожно, но с его размерами получилось не слишком деликатно.

— Фу, пылью пахнет, — сморщила носик Варенька.

— А от нас — гарью, — резонно заметила генеральша.

Полкан деловито устремился вглубь комнаты. Обошел несколько сундуков, перепрыгнул пару и остановился в углу. Залаял.

— Что там, мальчик? — спросила я.

Марья Алексеевна сунула мне в руки связку ключей со стены, о которых я совершенно забыла. Пришлось перебрать с полдюжины, прежде чем один подошел к сундуку, на который лаял Полкан. Я распахнула крышку, волшебный огонек повис над моей головой, помогая разглядеть содержимое.

Свечи. Я подняла одну, чтобы рассмотреть, и следом потянулись другие. Оказывается, они были связаны шпагатом, продетым через верхнюю часть свечи, по двенадцать штук. Восковые, от них до сих пор исходил легкий аромат меда и прополиса, перебивающий даже запах гари, пропитавший мою одежду. Тоньше привычных мне — сантиметра полтора в диаметре.

— О, давай-ка их сюда, — обрадовалась генеральша.

Я отдала ей связку.

— Вот это мы и возьмем, а остальное пусть лежит пока. Нечего Глашу разорять.

— А в нашем доме всегда светло, — мечтательно вздохнула Варенька. — Даже когда нет гостей. А уж когда батюшка дает бал, в зале светло как днем.

Она смутилась под внимательным взглядом генеральши и добавила:

— Меня там не было, конечно, но как-то удалось подглядеть в дверную щель. Так красиво! Дамы в ярких платьях, словно диковинные птицы из заморских стран, драгоценные камни так и сверкают. Кавалеры все такие изысканные. Я должна была выйти в свет осенью, а вместо этого…

Она сникла.

— Так и выйдешь, до осени еще сколько времени. — Марья Алексеевна погладила ее по плечу.

Девушка вздернула носик.

— Нет, батюшка сказал, что не вернусь в столицу, пока и думать не забуду о Лешеньке. А я никогда не перестану о нем думать!

— Я на своем веку столько видела этих «никогда» и «вечно», что всех не упомнишь. А вот что действительно никогда не изменится — так это то, что для барышни с хорошими манерами и светлой головой достойная партия всегда найдется, — вздохнула генеральша.

— Не нужна мне никакая достойная партия! — Она разрыдалась.

— Ну будет, будет. — Генеральша обняла ее, гладя по спине. — На все воля божия.

Пока она утешала плачущую девушку, я начала перебирать связки свечей — есть ли внутри еще что-то? Похоже, нет. Весь немаленький сундук, метр шириной и не меньше полуметра высотой, был заполнен свечами, аккуратно проложенными бумагой. Видимо, это и есть те два пуда, которые упоминались в моем сне.

13.2

— Ну вот, со светом разобрались, осталось теперь с одеждой разобраться. — Марья Алексеевна огляделась. — Тебе, Глаша, скорее всего, Граппины вещи подойдут. Бедняга всю жизнь страдала, что не может пополнеть, и ты сейчас тоненькая, будто тростиночка. Ну ничего, откормим, дай время. — Прежде чем я успела что-то ответить, она добавила: — А тебе, Варенька, наверное, Глашины старые вещи сгодятся, если они сохранились, конечно.