Теперь стало тише.
Лестница внизу скрипнула – и на меня чуть не наступил Демиан.
– Дьявол! Алина? Чего расселась на дороге?
Мужчина устал после работы и, видно, сильно нервничал. Рубашка расстегнута, рукава небрежно собраны.
– Пытаюсь понравиться твоим родственникам.
– Что? Не понял.
– Демиан Мор-Госсен, – я посмотрела на него снизу. – Почему ты запустил этот дом? Щели, сквозняки, осыпавшаяся краска. Твоим родителям бы это не понравилось.
– Только на этой половине.
– Очень странное решение – жить на одной половине дома, а другую забросить в край.
– Здесь раньше жил мой дед, Ульрих Мор-Госсен. Мы не сказать, чтобы ладили.
– И после его смерти ты решил превратить его часть дома в руины? Оригинально.
– Просто не люблю здесь находиться. Дед будто дышит в спину.
"Шлеп", – замазка потекла по стене.
– Непутевая, – Демиан отобрал у меня шпатель. – Надо вот так.
Потеснив меня на узенькой лестнице, мужчина принялся учить меня ремонту. С открытым ртом и ошалелым выражением лица я наблюдала, как он аккуратно втирает замазку в каждую трещину. Бормочет под нос, старается. Умеет ведь! Руки из нужного места растут. Чего же тогда ждал, пока дом развалится?
– А где твои бродяжки? – вдруг спросил он.
Я поникла.
– Ушли.
Демиан молча заделал последнюю дыру. Стена перестала походить на деревянное решето. И пусть поверх еще следовало положить краску, первый шаг был сделан.
– Не вини себя, они не простые дети.
– Другой человек говорил мне то же самое, – я вспомнила фокусника Густава.
– Эти дети многое повидали в жизни. Уж поверь, в полиции часто приходится работать с бродягами. При всей доброте, оказанной помощи, они никогда не остаются. Не верят людям. И это недоверие сложно преодолеть подарками, шариками и пирожками.
– Я уже поняла…
– Не грусти, – Демиан щелкнул меня по носу. – Дай им время.
Часто-часто заморгала. Ну вот, только отвлеклась, и опять подступают слезы.
Я успела привязаться к этим ребятам, хоть до последнего отрицала это. Почему-то видела в них себя, такую же потерянную в этом мире, ненужную, без средств и без будущего. Казалось, я смогла обеспечить им уют, дала ночлег, теплую еду. Но нет…
– Пойду, – вытерла руки о тряпку и поплелась к себе.
Как вдруг краем глаза увидела тень у лестницы на чердак.
– Лиза? Сева? Вы вернулись?
Метнулась к люку. Взлетела по узкой лестнице и не поверила своим глазам.
Нет, не вернулись.
Вместо них на чердаке вовсю хозяйничали синеглазые демоны.
Они кружились, играли в догонялки, отбирали друг у друга голубой шарик, оставленный Севой. Будто дети, играющие в невидимую игру.
Их синие глаза светились в темноте чердака, как яркие звезды на небе, и нисколько не пугали. Сотканные из тьмы, они почти сливались с пространством чердака. Если бы не яркий воздушный шарик, витающий в воздухе, я могла бы их не заметить.
Зрелище завораживало и пугало.
Вдруг одна из теней заметила меня. Синеглазые собратья дружно застыли на месте. Голубой шарик медленно опустился на пол.
– Играйте-играйте… – пролепетала и попятилась назад.
Что я несу? Демоны? Играют в шарики? Кажется, я дурно влияю на всех темных в этом доме. Демиан ремонтирует стены, его демоны резвятся на чердаке, как малые дети.
Дети.
А ведь точно. Ведут себя, как обычные дети.
Не понимая, что творю, я вновь посмотрела на дверцу люка. Ступая на цыпочках и стараясь не спугнуть, заглянула внутрь.
Демиан Мор-Госсен
Не помню, как отключился. Проснулся от бьющего в окно солнца, дурацкого щебета птиц за окном, в полном одиночестве. Скатился с кровати и первым делом задернул штору.
Весна. Худшее время года. У преступников весеннее обострение, у гражданских – любовные похождения в неположенное время и в неположенных местах. Весна так действует на людей. Становятся смелее, глупее, поступки – абсурднее. От того на работе весной всегда завал. С каждым годом всё хуже.
Только один свет меня не раздражал.
Алина.
Старик Ульрих непременно назвал бы меня тряпкой. А затем доходчиво прибавил клюкой. Сам-то он никогда не позволял женщинам согреть свое черствое сердце. Хотя, Берлингтон рассказывал мне одну историю. Будто мой дед в юности был влюблен. И не в кого-либо, а в светлую ведьму.
Ну, нет! Бред.
Только не Ульрих Мор-Госсен. Этот старый чурбан был влюблен только в свою черную тьму, безграничную силу, дареную власть. Его порождений боялся весь город. Черные вороны с огромными крыльями и острыми когтями предвещали скорое явление Темнейшего Мор-Госсена. Его никто не любил. Потому бред о его тайной любви к светлой я отрицал как самое абсурдное, что можно было придумать.
О чем я вообще?
Посмотрел по сторонам – тишина. По позвоночнику пронеслось странное беспокойство.
А где, собственно, мои демоны?
Я обошел весь дом, заглянул в кухню, вышел во двор, вернулся. Их нигде не было.
Шорох на потолке заставил вздрогнуть. Чердак!
Демоны были здесь. Все трое. Двое, которые воплотились, когда я был юным. И третий – тогда, в библиотеке…
Я хотел рявкнуть на них за непослушание, когда среди тьмы разглядел бледное тело.
Алина.
Внутри стало мертвецки холодно.
– Что вы с ней сделали?
Она лежала на тонком матрасе, на котором раньше спали бродяжки. Волосы разбросаны по подушке, будто просто спит.
Разогнав демонов, я схватил ее за плечи.
– Ай-ай! – она распахнула глаза, а я забыл, как дышать.
Жива.
– Прости меня, – порывисто прижал к себе. – Они больше никогда не притронутся к тебе. Обещаю.
– А? Кто?
Она не понимала. Ее чуть не сожрали!
– Мои демоны.
– Точно! Я должна сказать. По поводу твоих демонов.
Алина вырвалась из моих объятий, пугливой кошкой отпрыгнула на безопасное расстояние, вздернула нос и сообщила:
– Я решила. Теперь твои демоны будут жить со мной.
Глава 30
Алина Цветкова
В его бездонных глазах горело синее пламя. Еще чуть-чуть – и от пыльного чердака с его обитателями ничего не останется.
– Что, прости?
– Твои демоны замечательные! – заявила смелее. – Мы хорошо провели время, а потом вместе уснули. Они не причинили мне вреда. Они же как дети.
– Дети?
– Любят вкусно поесть, поиграть, порезвиться, им нужно внимание и ласка.
– И всё это ты поняла за одну ночь?
– Я и раньше подозревала, что они не чудовища. Приглядись.
Понурив головы, демонята вышли из тени. Задрожали от строгого взгляда "отца", пригнулись, побледнели.
– Никчемные, – отчеканил Демиан. – Вместо того, чтобы вырасти в страшных порождений тьмы, пугать и стращать, вы пригрелись в постели светлой попаданки.
И замолчал, будто задумался о чем-то.
Демонята потянули призрачными носами в мою сторону, мол, помоги, оправдай. Скажи, что мы хорошие.
Я встала грудью на их защиту.
– Демиан! Они рассказали мне кое-что.
– Ты теперь и разговаривать с ними умеешь?! – мужчина был крайне зол.
– Ну, не то чтобы… Они показали ваш семейный альбом, тут на чердаке лежал. Меня заинтересовала одна дата.
Я помедлила, взяла себя в руки и мягко улыбнулась.
– С днем рождения, Демиан.
На чердаке стало слишком тихо, мыши перестали шуршать, ветер – дуть.
Чтобы не пребывать в молчании, я залепетала всякую чепуху. Собрала в кучу все поздравления, которые помнила. Одну строчку, другую.
– Света, радости, тепла… – запнулась, желать темному магу света не очень хорошо.
– Светом пусть наполняется дом… – судя по изогнувшейся брови, тоже мимо.
– Успеха, смеха, позитива… – тут уже демонята замахали своими призрачными ладошками.
– Любить тебя я буду вечно… – ой, это из другой оперы.
– Чтоб исполнились желанья!
Вот!
