Печать пожирателя 7 (СИ) - Соломенный Илья

Не враждебно. Не дружелюбно. Просто — видит.

Мне, как и каждому из нашего рода, доводилось путешествовать в Урочища.

И каждый, кто там бывал, может подтвердить: там действительно происходит нечто странное.

Господь всемогущий, да это любому босяку известно!

Воздух мерцает, звуки искажаются, а иногда кажется, что ты стоишь сразу в нескольких местах. Иногда — в нескольких временах. И в такие моменты я тоже видел… отблески. Неясные — фрагменты чужих городов, тени движущихся фигур, голоса, говорящие на языках, которых я никогда не слышал. И всегда — чувство, что за мной наблюдают. Что кто-то стоит за тонкой завесой реальности и ждёт.

Однако я отвлёкся.

Именно здесь, в самом сердце Хар-Натул, случилось то, о чём мало кто знает. То, что Аттила описал лишь один раз, и после чего больше никогда не говорил об этом напрямую.

Он встретил кого-то.

Не человека.

Не животное.

Не духа.

Он встретил форму мысли.

Существо без тела. Без плоти. Без имени. Оно не имело формы, но могло принять любую. И стало тем, кто призвал нашего предка в это место — высокая фигура в белом плаще, с лицом, подобным луне, и голосом, звучащим как звенящий металл.

Оно назвало себя Великий Шёпот.

И вот его слова, записанные Атиллой:

«Не забывай, ты не хозяин этой силы. Ты лишь проводник. И когда ты перестанешь быть нужен, мы придём».

Кто они?

Что они?

Почему выбрали именно его?

Этот вопрос мучает меня годами. Поколения Салтыковых хранили эту фразу как пророчество, как предупреждение. Но никто до сих пор не понял её полностью. Кто «мы»? Существа из тех миров, что видел наш предок? Сам Эфир, принимающий форму разума?

Или что-то ещё более древнее и чуждое?

Интересно и другое: ни одна из наших семейных хроник не упоминает, чтобы Аттила вернулся из того Урочища таким же, каким вошёл. После той встречи он стал… медленнее. Холоднее. Его взгляд часто терялся где-то далеко, как будто он всё ещё был там, в том месте между мирами. А однажды он сказал своему сыну, который спросил его, что он видел:

«Я видел начало. И я видел конец. И я не уверен, что хочу знать, что из этого выбрал».

Никто из нас до сих пор не понял, что он имел в виду.

Мы, Салтыковы, всю жизнь стоим на границе. Мы чувствуем Эфир, мы ходим по тропам, которые другим неведомы. Мы смотрим в глаза Урочищ и выходим обратно. Но каждый раз, когда я оказываюсь в одном из этих мест, я слышу внутри себя тот самый голос — тихий, холодный, нечеловеческий.

И я думаю: Может быть, он уже здесь? Может быть, мы уже давно не одни? И может быть, мы — не хозяева этого мира?

Но тогда возникает последний, самый страшный вопрос:

А кто тогда?

Из дневника потомка Салтыковых (продолжение).

О предмете, найденном Атиллой в центре Хар-Натул, сохранились лишь обрывки описаний. Сам он называл его «Сердцем Бездны» — имя, которое до сих пор вызывает у меня дрожь в пальцах, когда я его произношу. Вот его собственные слова:

«Он лежал в самом центре Урочища, среди камней, что светились, как звёзды. Он был холодным, но внутри него билось что-то живое. Когда я взял его в руки, мир раскололся. Я услышал голоса, что говорили на языке, которого не знал ни один шаман нашего мира. Он дал мне силу, какой не было ни у одного колдуна до меня. Люди подчинялись мне взглядом. Воля их становилась моей. Я мог разрушить города одним словом. Я мог поднять мёртвых. Но спустя время, спустя десятки захваченных земель, я понял одну вещь — эта сила требует питания. Она голодна. И кормить её можно только в Урочищах, где Эфир течёт свободно, где он рождается из плоти и крови тех, кого породило Урочище. Только победив этих существ, я мог наполнить Сердце заново».

Этот предмет, возможно, был фрагментом другого мира — обломком реальности, которая не принадлежит нашей. Не просто артефактом, не просто магическим камнем или кристаллом, как это любят описывать поэты.

Нет.

Это было что-то живое, что-то чуждое нашему пространству и времени. Именно он дал Атилле возможность управлять Эфиром. И именно тогда началось то, что мы теперь называем «истинной магией».

Но интересно иное: в своих поздних записях Атилла упоминает, что Сердце иногда меняло форму. То принимало очертания змеи, то становилось похожим на цветок, то превращалось в череп. Он писал, что однажды ночью, проснувшись, увидел, как оно светится и повторяет его собственное лицо — но с выражением, которое он не мог распознать.

Как будто оно училось. Как будто наблюдало.

Представьте себе: вы носите у себя за пазухой не просто амулет, не просто мощный источник энергии — а существо, которое со временем начинает понимать вас лучше, чем вы сами. Которое видит ваши страхи, ваши желания, ваши слабости.

И, возможно, использует это.

Атилла никогда не говорил прямо, но есть намёки, что Сердце влияло на него. Что оно исказило его разум, сделало его тем, кем он стал — не просто полководцем, но чем-то большим.

Возможно, потому он так стремительно старел? Почему его волосы побелели к тридцати годам? Почему в конце жизни он отказывался спать, говоря, что во сне Сердце говорит с ним на языке, который он начинает понимать?

Есть записи его советника — человека, который был с нашим предком до самого конца. Он писал, что однажды, во время совещания, Атилла вдруг замер, а затем прошептал:

«Оно знает моё имя. Не то, что дано мне при рождении. То… настоящее. Того, кем я стану, когда всё будет кончено».

Что это значило? Что Аттила уже не был собой? Что Сердце стало частью его сознания — или, может быть, наоборот?

Также загадочно исчезновение самого артефакта после его смерти. Ни один из сыновей Аттилы не смог найти его ни в шатре, ни у кровников, ни у многочисленных жён, ни в захваченных дворцах или тайниках.

Ни один из хранителей знаний не отследил его следов. Один из шаманов-прорицателей того времени сказал, что Сердце само ушло. Что оно выполнило свою задачу — найти носителя, научиться, подготовиться.

Подготовиться к чему?

Может быть, к человеку, кто родится через века? Может быть, к одному из нас?

Когда я пишу эти строки, я чувствую, как в моей груди стучит нечто — не сердце, нет. Что-то глубже. Что-то древнее.

И я задаюсь вопросом: а закончился ли поход Аттилы на самом деле?

Или он продолжается до сих пор — только уже внутри нас?

Из дневника потомка Салтыковых (продолжение)

Вопрос, который занимал наш род с самых древних времён: откуда берётся Эфир? Почему он собирается в определённых местах? Почему именно Урочища являются его средоточием?

Это не просто философский вопрос. Это вопрос выживания. Потому что если мы не поймём природу силы, которую используем, то можем стать её жертвами.

Наши исследования, основанные на словах Атиллы и более поздних записях, указывают на следующее:

Эфир — не продукт нашего мира. Он приходит извне.

Возможно, он является побочным эффектом магических процессов в других вселенных. Возможно, он — сама суть тех миров, что пересекаются с нашим через Урочища. Возможно, он нечто, что стремится проникнуть сюда, чтобы найти себе форму и выражение. Чтобы обжить себя в нашем мире.

Вот что записал один из наших предков, хан Салтагир, в своих заметках после одного из посещений Урочища в Сибири:

«Когда я стоял в центре этого места, то почувствовал, как Эфир вытекает из невидимой трещины в пространстве. Он не исходит из земли, как река из родника. Он приходит извне. Из того, что мы не можем видеть. И чем глубже я входил в медитацию, тем больше убеждался: Урочища — не болезнь мира. Это его раны. Прорехи в ткани реальности, через которые просачивается магия других миров».