НеТемный 8 (СИ) - Изотов Александр

Я лишь поджал губы. Смердящий свет! Не хотелось бы сейчас повернуть не в ту сторону…

Виол махнул головой в сторону леса:

— Но, может, тогда имеет смысл оставить кого-то в живых из тех, кто поджидает нас там?

— Гусляр дело говорит, варвар, — кивнул Креона.

Мы двинулись вперёд, хрустя по свежему снегу. Он падал крупными хлопьями, заглушая все звуки. И вправду казалось, что какой-то маг холода запредельного ранга наложил на весь мир заклинание тишины.

Чтобы нападение не стало неожиданностью, я снова настроился на тонкий эфир. Если звук не проникает сквозь снегопад, то это не значит, что магическое излучение куда-то делось.

Пока ничего. Враги затаились и в физическом, и в магическом плане. Те, кто нас поджидал, наверняка догадывались о моих возможностях, и надеялись на законы природы.

Но в своей хитрости они забыли кое о чём важном. Мои губы растянулись в улыбке, ведь наивности нашим врагам было не занимать…

— Громада, чего ты лыбишься-то каждую минуту? — вздохнул Виол.

— Я смотрю, тебе слишком тепло стало.

— Нет, — бард сразу сделал невинное лицо, — Тебе улыбка вообще очень идёт. Варварская вся такая…

Прищурившись, я уже с серьёзным каменным лицом, как и полагается северному варвару, протянул ладонь. В моём арсенале было теперь два козыря — один был опытом Всеволода Тёмного, а другой я приобрёл на вулкане Жерло, овладев способностью броссов чувствовать тёмные стороны душ.

Страх. Тончайшее излучение, неподвластное практически никакой магии, и которое точно не сможет остановить никакой снег. Поэтому, прикрыв глаза и объединяя умения Тёмного Жреца и бросса, я слегка изменил внутреннее зрение.

А потом, открыв глаза, посмотрел на мир, слегка изменивший свой цвет. Их было шестеро… Двое, в центре, явно ветераны и предводители, боялись совсем немного, их страх был подавлен давним боевым опытом.

Ещё двое держались чуть подальше, и их страх был уже больше. Чем дальше от лидеров, тем меньше уверенности… Ну, и ещё двое, которых с разных сторон явно оставили прикрывать фланги на тот случай, если мы пойдём далеко по краю.

Хм-м-м… У этих страха было столько, что можно черпать вёдрами. Причём один, справа, судя по изменению и колебанию исходящих от него волн, просто отползал в сторону. Его лютый, до дрожи в коленях, страх, при этом густо замешивался непонятной уверенностью. Подумав, я понял, что просто он уже решился на побег, и это простое, но спасительное решение, и вносило диссонанс в тонкий эфир.

Ну, бежит и бежит… Нам от него вреда никакого.

А вот тот, который крайний левый, и который боялся настолько, что, наверное, примёрз уже к снегу, мог нам сослужить хорошую службу своим языком.

Всё, что увидел, я рассказал спутникам. Бард и Креона кивнули.

— Да, громада, примерно стольких я и слышал. Храмовники любят число шесть…

— Почему?

— Оно осторожное, чуткое, его ещё называют числом готовности. Прибавь единицу, и число семь уже поколеблет мироздание.

Я усмехнулся. В этих рассуждениях, если подумать, и вправду было что-то логичное.

Креона, как оказалось, тоже тут что-то умела. Снег, лежащий вокруг, общался с ней и даже мог подсказать, где источники тепла, засевшие в сугробах. Но алтарнице не хватало сил и опыта, чтобы охватить большие пространства.

Взяв гораздо левее, мы двинулись по глубоким сугробам. Правда, когда мы зашли под первые еловые лапы, я тронул Виола за плечо:

— Бард, а ты же владеешь отвлекающей магией?

— Громада, обижаешь, — тот аж возмутился, — Помнится, один раз за мной по лесу гнались разбойники, и я…

— Делай, — перебил я, указав в том направлении, где, судя по излучению, один из струсивших уже драпал со всех ног, — Надо сделать так, чтобы там что-то зашумело.

— Ну, тогда смотри, громада, что такое настоящая бардовская магия.

Виол, слегка обиженный, что его не дослушали, с чувством оскорблённого достоинства поднял лютню. Прикрыл глаза, чуть улыбнувшись… Его губы что-то зашептали, а пальцы буквально задрожали над струнами. Он шептал и шептал, а руки будто накапливали энергию, дёргаясь уже чуть ли не в конвульсиях.

Но вот Виол ахнул, дёргая струну, и что незримое сорвалось с его тела и с лютни. Мне даже показалось, будто от барда отделился его прозрачный двойник, который тут же исчез… Лишь захрустел по снегу, поспешно от нас отдаляясь. Зазвенела лютня, будто кто-то на бегу задевал ей об бедро, и послышалось эхо, гуляющее среди елей:

— Громада… Хладочара…! Ля-ля-ля! Это песенка моя!

— И, специально для моих поклонников, — приоткрыв один глаз и хитро ощерившись, бард дёрнул струну ещё раз.

В этот момент с лютни Виола сорвалась ещё одна незримая фигура, чем-то напомнившая мне… меня⁈

— Вио-о-ол! Стой! — в лесу раздался мой голос, — Твоя музыка прекрасна! Ты лучший бард во всех мирах!

Мой голос вместе с хрустом снега и с треском ветвей, будто через лес прорывался слон, удалялся вслед за звенящим бардовским голосом.

— И-и-и… только для прекрасных северных дам, — Виол счастливо оскалился, не открывая глаз и натягивая струну для следующего звона.

— Гусляр, нет… — прошептала Креона.

— Да!

И с лютни Виола сорвалась незримая чародейка, которая тоже понеслась вслед за первыми двумя миражами.

— Виол! Душа моя! Стой! — кричала несуществующая Креона, — Люблю тебя! Ты мой единственный! Неповторимый!

Лес сразу наполнился голосами, будто тут и вправду бегали и резвились трое умалишённых. Виол открыл глаза и оглядел нас, счастливо улыбаясь, но наткнулся на хмурый взгляд Креоны.

— Что? — наивно спросил он.

Ветер, вихря снежинки, как раз донёс крики фантомной чародейки:

— Возьми меня, Виол! Я вся твоя!

— Ну-у-у, прохлада души моей, не воспринимай так близко, — Виол съёжился, глядя, как на пальцах Креоны заиграли ледяные молнии, — Это же для достоверности! А то не поверят же… Зато как живые!

Креона недобро заурчала, но я схватил обоих и толкнул в другую сторону. Нам следовало как можно быстрее натолкнуться на того трусишку, который не засел в сугробе на своём посту, а скорее спрятался там. Явно надеясь, что мы пойдём только к старшим воинам, но уж никак не к нему.

Я ещё раз оглянулся, пытаясь рассмотреть лес магическим зрением. Кажется, всё идёт, как надо — Храмовники двинулись следом за пущенной Виолом уловкой.

Чуть не наткнувшись на спотыкающегося Виола, я схватил барда и просто закинул себе на плечо. Тот, заметно побледнев, зевал так, что чуть не порвал рот. Видимо, с миражами это была мощная магия, и поэтому гусляр, виновато улыбнувшись мне, просто закрыл глаза и захрапел.

— Да смердящий свет! — выругался я.

И всё же мы неслись с Креоном по заснеженному лесу. В полной тишине было слышно только скрип снега под нашими ногами и наше же прерывистое дыхание. А засада, так заботливо оставленная врагами, удалялась совсем в другую сторону.

На Храмовника, который и вправду спрятался под корнями старой ели, мы наткнулись совсем скоро. Снег запорошил его убежище, превратив в сугроб, и даже блеска золотых доспехов не было видно. Но мы с Креоной почувствовали его одновременно — чародейка ощущала тепло среди царства холода, а в меня ударила густая волна страха.

Хитрец явно надеялся, что мы пройдём мимо, а он побежит передавать весточку командиру отряда. Смердящий свет, вестник наивности! Какое же, наверное, было его удивление, когда моя рука ворвалась в его снежное укрытие и вытянула наружу.

— Ну, здравствуй, грязь! — я улыбнулся, глядя в юное лицо с два пробившимся пушком под носом. Совсем мальчишка…

Храмовник был без шлема, и ветер сразу подхватил его светлые волосы. Он дрожал то ли от страха, то ли от холода, и даже забыл про двуручник, рукоять которого торчала в снегу, завалившем его укрытие. Он лишь зажмурился и, схватив медальон на груди, стал усиленно молиться.

Со вздохом я подавил порывы своей совести. Ещё большой вопрос, как бы этот юнец поступил, пройди мы мимо — он вполне мог и воткнуть клинок в спину.