Наследник огня и пепла. Том IХ (СИ) - Добрый Владислав

— Где моя жена⁈ — спросил я служанку, тащившую куда-то поднос с сервизом из отвинского стекла. Эта дура взвизгнула и уронила поднос. Я успел подхватить его у самой земли. Кубки и тарелки громко звякнули, но, кажется, ничего не разбилось. Служанка замолкла и рухнула в обморок. Её поймал Сперат. Я даже не шелохнулся — стеклотара потянет дукатов на шестьдесят, а служанке платят… сколько? Один-два дуката в год?

На крик примчалась экономка, выхватила у меня поднос. Пришлось повторить вопрос.

— В Большой гостиной, сеньор, — ответила она.

Я вошёл. Двери были рядом.

Большая гостиная изменилась. Возвышение с троном было занавешено плотной белой тканью с тонкой красной вязью растительных узоров. Варварская роскошь была заменена на лёгкое изящество Королевства Фрей. Теперь зал больше напоминал банкетную палату: длинные столы, белые скатерти, свет. Адель сидела на высоком стуле перед занавешенным троном Итвис, со свитком в руках и отдавала указания служанкам. Словно установила новый трон.

— Я уеду завтра, — сказал я с порога. — На охоту. Ядовитый вепрь. В городе ходят слухи, будто он потравил половину полей к западу от Орлиного Гнезда и задрал всех овец во всей долине. Ну и пару сотен человек, куда ж без этого. В контадо прячут хлеб, надеясь на скачок цен. Фанго утверждает, что в слухах есть правда. Один пастушок пострадал — лежит в лихорадке. Надо убить тварь, чтобы пресечь панику. Отдай распоряжения — проверь, что нужно на неделю для двадцати всадников и столько же слуг. Поедем налегке, без телег. Все — верхом. Заставь конюхов осмотреть копыта у всех лошадей и…

Адель встала со стула. Медленно. Без резких движений. Она не посмотрела на меня, когда заговорила:

— Это недостойно.

— Что? — я растерялся.

— Всё это, — она обвела рукой зал, своё платье. — Вы, мой муж, глава великого рода. А ведёте себя как межевой: охота, грязь, копыта… К тому же завтра у нас гости. Я уже пригласила их.

Я потёр лоб.

— Надо было сказать раньше.

— Вас трудно застать. Вокула, Фанго, охота, комиссии, тренировки со Сператом. У вас есть время для всех, кроме меня. Вы со мной только тогда, когда нужно кого-то принимать. Вам жена нужна лишь как мебель, которую можно выставить перед гостями?

Служанки и слуги, ещё недавно суетившиеся вокруг, исчезли, будто все они владели магией иллюзий не хуже Джевала. Я сел на ближайший стул.

— Простите, Адель, но я вас не понимаю. Что вы от меня хотите?

— Хочу, чтобы вы хотя бы делали вид, что я вам интересна. Мы не выезжаем вместе. Ни одной ярмарки с тех пор, как вернулись в Караэн. Ни подарков. Вы приходите поздно, уходите рано. Даже с Вокулой я говорю чаще, чем с вами!

— Это ведь хорошо? Он часто говорит умные вещи, — попытался я смягчить тон.

— Да, именно поэтому я его ещё не вышвырнула! — отрезала Адель.

Я встал и подошёл к ней ближе.

— Вы злитесь?

— Только на себя. На то, что становлюсь вам не нужна. Сначала — поздние прогулки. Теперь — охоты. Потом — всё. Я остаюсь в этом доме одна. С кружевами, с прислугой, с вашими делами. И даже вы уверены, что я справлюсь сама.

— А это не так? — насторожился я.

— Знаете, что хуже всего? Что я справляюсь. И это делает вас ещё дальше. Вы хотя бы бьётесь за город, который вас любит. А как бороться мне за мужчину, которому я, кажется, только мешаю?

Она отвернулась, но я успел заметить влагу в её глазах.

Я подошёл вплотную. Развернул её к себе. Так, чтобы её лицо оказалось рядом с моим. Почти лбом к лбу.

— Вам не нужно за меня сражаться, — сказал я.

— А вам не стоит меня забывать.

Я потянулся к её губам, но она с неожиданной силой вырвалась. С применением магии. Я отпустил её, чтобы не порвать тонкую ткань платья, но тяжёлый, как грех, резной стол, оказавшийся на её пути, отлетел в сторону, как табурет от пинка. Молчание.

— Скажи мне прямо, — бросила она, не оборачиваясь. — Ты хочешь, чтобы я была рядом? Или чтобы исчезла — как всё, к чему ты прикасался? Подумай, прежде чем ответить.

И убежала к выходу. За ней последовали две фрейлины, которые, как оказалось, всё это время стояли в углу, сливаясь с обстановкой. Уходя, они бросили на меня такой взгляд, будто я залез на стол и насрал прямо на скатерть. Когда с Адель всегда ходила баба в латах, мне нравилось больше.

— Ладно, Сперат, за мной! — рявкнул я.

Раз жена устранилась, займусь всем сам. Мы выехали через полчаса.

День клонился к закату, когда мы свернули с тракта и по узкой колее, уводящей в овраг между холмами, добрались до каменного дома с черепичной крышей. Дом выглядел старым, но крепким. Найти его в этот раз было проще — у поворота стояла табличка с надписью: «Постоялый двор: для честных людей и чистых совестей» и стрелкой-указателем.

С тех пор как появилась газета, грамотность стала распространяться как зараза. Караэнцы начали стремительно учиться читать. Читать вслух новостной листок своим менее продвинутым близким резко повышало общественный статус. Оказывается, это лучшая мотивация.

Несмотря на новаторский подход к рекламе, сам «Постоялый двор» выглядел как обедневшее домохозяйство. Поля — всё под брюкву, совсем крохотный огород, обшарпанные домишки, обнесённые местами обвалившимся забором. Правда, полуоткрытая конюшня почти не уступала размерами моей в Горящем Пике. К тому же пахло приятно — жареным мясом и кашей.

Ворота были открыты. Во дворе слонялись подозрительные личности — видимо, путешественники. Но когда наша кавалькада с хохотом и топотом заполнила двор, они поспешили исчезнуть.

— Надеюсь, к нашей компании они отнесутся снисходительно, — буркнул Волок, спешиваясь.

Я посмотрел на него внимательнее. Он говорил редко, поэтому я всегда прислушивался. Так и не понял, к чему именно он это — осуждает ли шум всадников или облезлые стены местных домов.

К нам вышел жилистый мужик лет пятидесяти — с глазами, как два гвоздя, и жёстким голосом. С ним были несколько работников помоложе. Стариком его язык не поворачивался назвать. Вежливо, но с достоинством он отправил рыцарей в избу-едальню — или как это тут называется, — а разодетых пажей построил рядом со своими людьми и выдал задачу:

— Вон бочка с водой, себе новую привезите. Шагов сто в ту сторону, по дороге ручей будет, за холмом. Там приямок есть, наберите. Бочку, ежели утопите, — за ней вниз идите, там порожек, там застрянет. Если побьёте — шесть сольдо за ремонт! А если и обода утопите, — так все двенадцать!

Я терпеливо дождался, пока он наорётся на слуг. Особо не церемонился: одинаково командовал как нашими разодетыми пажами, так и своими одетыми в коричневую шерсть работниками. Когда он, наконец, покинул конюшню — рыцари сразу потянулись к еде. Хотя нет, есть они хотели ещё в обед. Но мы выехали, не пообедав. В дороге наскоро перекусили вяленым мясом, которое я заблаговременно набил в седельные сумки, но это было не то. Сейчас они не просто хотели есть — они хотели жрать.

— Я готов сожрать быка! — орал Дукат. — Хозяин! Жарь быка!

Крики встретили поддержку. Хозяин постоялого двора ответил грубо. Не то что без «сеньора» — вообще без всякого почтения:

— Сначала деньги покажите! Вас тут два десятка и четверо, по четыре ченти с носа! Один сольдо и ещё двадцать ченти, стало быть. Вино — отдельно!

Старый жулик округлил сумму в свою пользу, но я промолчал. Как и все остальные. Странно, но сейчас эти агрессивные ребята с приспособлениями для разделки хамов на запчасти — просто поржали. Впрочем, так и должно быть: если рубить каждого за «неуважение», крестьяне быстро закончатся. Да и Караэн, вон он, белеет вдалеке. Под его стенами убивать людей не принято — ставлю ченти против дуката, у него в городе куча родственников. Веди себя так хозяин хотя бы в паре дней пути от «родного дома» благородных всадников — риск был бы велик.

Сперат кинул ему два сольдо, и нас провели в большой зал с грубым, но чистым столом. Я боялся, что не влезем, но оказалось, что одной стены у дома попросту не было. Вместо неё — выход на что-то вроде летника, с выложенными из камня массивными столами и скамьями рядом. Экономят на дереве даже в мебели.