Хозяйка проклятой деревни (СИ) - Игнис Данта

Дракон, поглощенный яростью битвы, ревом врагов и собственной первобытной силой, не видел, не мог заметить, как крошечная, почти невидимая фигурка, управляемая чужой, злобной волей, неумолимо приближалась к эпицентру этого ада. Я шла, судорожно, до побелевших костяшек, сжимая в руке холодное, пульсирующее зло. Рука моя мелко дрожала. Я билась в конвульсиях отвращения и ужаса, но пальцы, скованные ядом, не разжимались, превратились в тиски, удерживающие орудие страшного предательства.

Земля стонала, небо рвалось в клочья от магических разрядов. Илидан сражался не один. Рядом с ним, словно верные волкодавы, защищающие своего вожака, бились несколько десятков преданных воинов, каждый из которых стоил сотни обычных солдат. Они, выстроившись несокрушимой стеной, отчаянно сдерживали неумолимый натиск тварей из второго, меньшего прорыва, образуя живой щит. Не давали мерзким ордам растечься по долине, неся с собой смерть, разрушение и отчаяние.

Яд Мишери, словно раскаленный металл, гудел в жилах, разливался по телу огненной рекой, подчинял каждую мышцу, каждый нерв, каждую частичку моего существа. Он заставлял мои конечности двигаться механически, отрывисто, против отчаянного, безмолвного сопротивления разума. Против воли, которая была раздавлена, как хрупкий полевой цветок под кованым сапогом. Каждый шаг отдавался невыносимой болью, не физической, но душевной. Я шла по острым осколкам разбитого вдребезги сердца, по битому стеклу моей растоптанной совести. Каждая отчаянная мысль о сопротивлении, каждая мольба к собственному телу остановиться –лишь беззвучный крик в вакууме.

Не надо. Остановись. ОСТАНОВИСЬ ЖЕ!

Но ноги не слушались. Рука, ведомая невидимой, но необоримой силой, медленно, неотвратимо, словно в кошмарном сне, подняла смертоносный артефакт. Ледяная, вибрирующая поверхность сферы обожгла ладонь. Дрожащий палец, не мой, чужой, нащупал скрытую выемку, и я, с безмерным ужасом наблюдая за собственными действиями, словно со стороны, нацелила артефакт прямо в могучую спину дракона.

Красный луч, тонкий и смертоносный, вырвался из устройства с отвратительным шипением. С неумолимой, дьявольской точностью он вонзился Илидану между лопаток, точно в то самое место, где еще не до конца затянулась глубокая рана, где чешуя была тоньше, а защита уязвимее. В то место, о существовании которого я знала лучше всех, потому что совсем недавно лечила эту рану…

– Илидан!  – хрипло вырвалось у меня, но грохот битвы поглотил голос.

Дракон взревел. Звук, от которого задрожали камни. Звук, способный разорвать душу на мириады кровоточащих осколков. Его огромное, могучее тело судорожно выгнулось, сжалось, словно от удара невидимого исполинского молота. Великолепная, казавшаяся непробиваемой чешуя цвета грозовой ночи начала стремительно тускнеть, трескаться и осыпаться с него, как сухие осенние листья под безжалостным порывом ледяного ветра. Под ней проступила сначала обожженная, дымящаяся кожа, затем ручьями хлынула темная, густая кровь, и, наконец, обнажилась уязвимая, кровоточащая человеческая плоть. Трансформация была чудовищно быстрой, мучительной, насильственной.

Илидан вскинул руки, и слабый, почти угасший магический импульс лишь немного смягчил его сокрушительное падение. Кровь, густая и алая, заливала его спину, пропитывая остатки одежды. Он тяжело рухнул на колени, уже не могучий дракон, повелитель небес, а человек – смертельно бледный, с лицом, искаженным болью и непониманием.

– Этти… – его голос был едва слышным шепотом, хриплым и надтреснутым. Он медленно провел тыльной стороной дрожащей ладони по губам, стирая капли крови, которые смешивались с пылью и грязью поля боя. Его глаза цвета расплавленного золота, еще мгновение назад горевшие яростью битвы и праведным гневом воина, теперь устремились на меня. В их бездонной глубине плескалась такая невыразимая мука, такое вселенское недоумение и такая глубокая, незаслуженная обида, будто я не только выстрелила ему в спину, а медленно, с садистским наслаждением вонзила раскаленный зазубренный нож прямо в сердце.

– Опять?.. – это слово прозвучало тише предсмертного вздоха, но в нем таилось столько концентрированной горечи, столько разбитых вдребезги надежд и терзающего душу осознания предательства, что оно обожгло меня сильнее драконьего пламени.

Снова. Я снова это сделала. И это знание было невыносимо.

Когда реальность обрушилась на меня всей своей чудовищной тяжестью, я хотела лишь одного – рухнуть на колени перед ним, обнять, прижаться к нему, защитить от всего мира, от самой себя. Я хотела кричать, выть, до хрипоты, до потери голоса: «Это не я! Прости меня!» Но тело, это проклятое, отравленное тело, оставалось неподвижным, словно высеченное из камня. Я застыла истуканом, не в силах издать ни звука, не в силах пошевелить даже пальцем. Моя душа билась в агонии внутри парализованной оболочки, как птица в запертой клетке.

Илидан, с трудом удерживаясь на ногах, медленно вскинул руку. Его заклинание, сорвавшееся с окровавленных губ, ударило по мне невидимой, но обжигающе реальной плетью. Незримые цепи опутали тело, сдавили грудь так, что стало трудно дышать. Я рухнула на землю, лицом вниз. Жесткая, сухая трава впилась в щеку, оставляя на коже царапины, артефакт выскользнул из ослабевших пальцев и с глухим стуком откатился в сторону.

– Предательница,  – прошипел Илидан, и в этом слове было больше боли, чем гнева.  – Лежи. Пока я не разберусь с этим…

 – Ты… не понимаешь… – с огромным трудом выдавила я из себя жалкие, беспомощные слова. Но заклятие лишь сильнее сжало мою гортань, превращая попытку объясниться в невнятное, удушливое сипение.

Адмирал уже стоял, шатаясь, меч в руке дрожал, но рубил троганов с прежней яростью. Каждое движение  – боль, каждое слово заклинания  – хрип. Но он не смотрел в мою сторону. Даже когда я, беспомощная, ловила его взгляд сквозь пелену слез.

Троганы нескончаемым потоком лезли из прорывов, как мерзкие тараканы из щелей ветхого, гниющего дома. Илидан отбрасывал их сокрушительными волнами чистой магии, создавая вокруг себя пульсирующее поле силы. Его спина – алая, кровоточащая от раны, моей раны, – напрягалась до предела с каждым отчаянным взмахом меча, с каждым выплеском магической энергии. Я видела, как расширяется кровавое пятно на его одежде, как слабеют его движения, как бледнеет его лицо.

Умрет. Из-за меня умрет.

Я лежала, глотая сухую горькую пыль, смешанную с собственными слезами, и с ужасом наблюдала, как Илидан, истекая кровью, теряя последние силы, снова и снова бросается в гущу боя. Троганы плотным кольцом окружали его, их когтистые лапы тянулись к нему, их зловонные пасти щелкали в предвкушении. Но меч адмирала выписывал смертельные дуги, а магия взрывала землю под их когтями. Он сражался как демон  – красиво, страшно, обреченно.

И вопреки всему он побеждал. Медленно, но неотвратимо. Троганов становилось все меньше, их натиск ослабевал, а Илидан нашел в себе силы и направил ослепительный луч золотистой энергии в ближайший прорыв. Черная, пульсирующая язва на изуродованной плоти мира содрогнулась, затрещала и, словно нехотя, начала медленно, мучительно затягиваться, закрывая дорогу новым ордам чудовищ.

Глава 26

Золотистый луч, вырвавшийся из ладоней Илидана, почти сомкнул края рваной раны мира. Прорыв трещал, корчился, но поддавался его воле. Еще немного, еще одно усилие – и этот кошмар закончится. В моей груди, там, где только что бился страх, робко шевельнулась надежда, тонкая, как паутинка на ветру. Адмирал, мой адмирал, он справится. Он всегда справлялся.

И тут небеса расколол грозный рык, но не вой троганов, а нечто иное – могучее, древнее, от чего кровь застыла в жилах, а незримые цепи, сковывающие меня, показались вдруг невыносимыми. Четыре исполинские тени закрыли собой багровое зарево, что еще цеплялось за горизонт, бросив на поле боя гигантские пляшущие тени. Драконы! Их чешуя – рубиновая, сапфировая, изумрудная, аметистовая – сверкала в отблесках магических вспышек, как россыпь проклятых драгоценностей на бархате ночи.