— Наверное, подобрала прошлогодний желудь, — предположил муж.
Белка ловко очистила желудь от шкурки и вгрызлась в мякоть. На всадников она не обращала совершенно никакого внимания.
Мы выехали из леса на большак. Подсохшая дорога выглядела широкой и ровной. Звездочка будто поняла, что я освоилась в седле, прибавила шагу.
— Перейдем на рысь? — предложил Виктор.
Я заколебалась, и он добавил:
— У Звездочки очень ровный бег. На ней будто не скачешь, а плывешь.
Сердце екнуло. Но не могу же я везде ездить шагом?
— Давай попробуем, — согласилась я, готовая, чуть что, затормозить… в смысле, придержать лошадь.
Но Звездочка действительно несла меня легко и плавно. Да и мое тело помнило, как держать равновесие, двигаясь в такт лошади.
Когда мы снова перешли на шаг, я потянулась, не выпуская поводьев: с непривычки чувствовалась поясница.
— Совсем недолго осталось, — сказал Виктор, заметив это движение. — В усадьбе спешишься, разомнешься. Если хочешь, можем отдохнуть там до вечера.
— Посмотрим, — пожала плечами я.
Пока я чувствовала себя хорошо и даже не слишком устала. Но незачем торопиться и что-то решать прямо сейчас.
Виктор кивнул. Вгляделся вперед. По дороге навстречу нам двигалась одинокая фигура, судя по одежде — барин.
— Евгений Петрович, — узнала я, когда мы подъехали чуть ближе. — Что он тут бродит один?
— Следует собственным советам о пользе пеших прогулок? — предположил муж.
— Пусть гуляет где хочет, только подальше от моего дома, — проворчала я.
Мы продолжали двигаться навстречу друг другу. Я натянула на лицо вежливую улыбку, дожидаясь, когда мы окажемся достаточно близко, чтобы поприветствовать: не стоило быть демонстративно грубой. Доктор достал из-под плаща табакерку, замедлил шаг, открывая крышку. Солнечный луч отразился от полированного серебра ослепительной вспышкой.
Звездочка всхрапнула, присела на задние ноги.
Виктор дернулся, пытаясь перехватить поводья, но моя лошадь рванула вперед, и я поняла, что значит «с места в карьер». Я потянула на себя поводья, сперва вместе, потом по очереди — если удастся заставить Звездочку повернуть, ей придется сбавить ход. Однако лошадь не послушалась, продолжая нестись вперед. «Закусила удила, — промелькнуло в голове. — Вот, значит, как оно бывает».
Ветер свистел в ушах, стучали копыта, мир превратился в размытые пятна, и все, что мне оставалось, — упереться одним коленом в нижнюю луку, вцепиться руками и обнять ногой верхнюю и стараться не вылететь из седла.
Топот копыт словно бы раздвоился — или мне от страха начало мерещиться невесть что. Но звук становился все громче, а потом где-то на краю зрения я увидела серую гриву. Конь Виктора мчался во весь опор. Неужели тоже испугался и понес? Сердце, только что колотившееся в горле, стукнуло и пропустило удар.
Вот серый конь поравнялся со Звездочкой. Вот вырвался вперед на полголовы… и начал сдвигаться в мою сторону, тесня кобылу влево. Пальцы, державшие луку, онемели. Сейчас лошади столкнутся — почему-то воображение нарисовало мне скрежет шин и грохот металла — и конец нам обоим. Звездочка, заржав, попыталась опередить, но серый не уступал. Медленно, неотвратимо он заставлял мою лошадку смещаться к краю дороги, и я наконец поняла, что происходит. Виктор пытался остановить мою кобылу, преграждая ей дорогу. Вот Звездочка замедлила бег. Перешла с галопа на размашистую рысь, потом на шаг и остановилась, дрожа всем телом.
Виктор спешился одним движением, протянул ко мне руки, и я просто вывалилась из седла в его объятия, дрожа не хуже лошади.
— Все хорошо, — прошептал он мне в макушку. — Все хорошо. Ты молодец, не закричала и не выпустила поводья.
Глава 25
— Просто слишком перепугалась. — Я ткнулась лицом в его грудь. — Ты меня спас.
Муж крепче прижал меня к себе.
— Я же сказал, что буду рядом. Хорошо, что это случилось на открытом пространстве. В лесу было бы куда опаснее.
— Повезло, — хмыкнула я.
— Повезло, — очень серьезно подтвердил Виктор. Прошептал мне в макушку: — Я тоже очень испугался.
Негромко заржала Звездочка. Я высвободилась из объятий мужа, подошла к лошади.
— Напугали нас с тобой, девочка, да?
Кобылка, вздохнув почти как человек, положила голову мне на плечо. Я погладила ее морду.
— Ничего, маленькая. Ты не виновата. Сейчас отдышимся, успокоимся и тихонько поедем дальше.
— Ты не устаешь меня удивлять, — покачал головой Виктор.
Продолжить он не успел: к нам, запыхавшись и отдуваясь, подбежал Евгений Петрович.
— Анастасия Павловна, вы целы?
— Вашими молитвами, — процедила я.
— Простите меня, бога ради, бес попутал за понюшкой табаку полезть! Я должен вас посмотреть и выписать…
У меня зазвенело в ушах, в глазах потемнело, стерев весь мир, кроме лица доктора, продолжавшего что-то причитать.
— Простить? — зарычала я.
Ругань, черная, подзаборная, совсем не подходящая юной барыне, тем более княгине, словно сама полилась изо рта. Я понимала, что даю доктору возможность снова обвинить меня в неадекватности, но остановиться не получалось.
Широкая спина мужа заслонила мир.
— Евгений Петрович, вы меня очень обяжете, если будете держаться подальше от моей жены, моей матери и владений моей семьи.
— Прошу прощения, ваша светлость?
Я не могла видеть ни лица мужа, ни лица доктора, но в его голосе мне почудился страх.
— Если я случайно встречу вас в угодьях, принадлежащих моей семье, я буду очень, очень недоволен. Я достаточно внятен?
— Вполне, ваша светлость.
Я высунулась из-за плеча мужа ровно настолько, чтобы увидеть, как доктор отвесил церемонный поклон.
— Еще раз прошу простить мою неосторожность. Желаю здравствовать, Анастасия Павловна, и вам, Виктор Александрович. Передавайте мои наилучшие пожелания вашей почтенной матушке.
— Непременно.
Он развернулся и зашагал прочь — не слишком быстро, но и не медля. Я посмотрела ему вслед — ненависть мешалась с отвратительным ощущением беспомощности.
Доктор споткнулся и с размаху полетел носом в землю. Совсем как Иван когда-то. Я дернулась, но Евгений Петрович уже поднимался с земли. Отряхнулся — ветер донес приглушенное ругательство — и похромал дальше.
— А у тебя в самом деле тяжелый глаз, — заметил Виктор.
Я не поддержала шутку.
— Он сделал это специально. Пришел пешком, чтобы незамеченным покрутиться вокруг моего дома, а когда увидел нас, быстро сообразил, как испугать лошадь — и чтобы комар носа не подточил.
— Знаю, родная. — Виктор притянул меня к себе. — Но мы не можем ничего доказать. Понюшка табаку на дороге — не преступление.
Я кивнула. Вдохнула ставший такой родным горько-пряный запах его одеколона. Хорошо, что муж мне верит. Хорошо, что я не одна.
— Вернемся домой пешком? — предложил муж.
— Нет. — Я мягко отстранилась от него. — Нужно посмотреть, что там, в усадьбе — вдруг он успел снова напакостить? И я должна снова сесть в седло.
— Уверена? — Виктор заглянул мне в глаза.
— Да. Если я не решусь сейчас, не решусь уже никогда.
А верховая езда в этом мире — не развлечение, а необходимость.
Да в конце концов — чтобы какой-то гад напугал меня на всю оставшуюся жизнь!
— Не дождется! — вырвалось у меня.
Муж рассмеялся. Подобрал с земли мою тросточку — странно, что я не потеряла ее в самом начале. Выудил из кармана еще один кусочек морковки.
Я протянула ее Звездочке.
— Ты ведь будешь хорошо себя вести, правда, девочка?
Схрумкав лакомство, кобылка ткнулась носом мне в плечо, словно извиняясь. Я погладила ее по шее.
Я подошла к Звездочке сбоку. На мгновение замешкалась — тело словно забыло все, чему научилось за сегодняшнее утро. Виктор молча подставил сложенные ладони. Глубоко вздохнув, я оперлась о его плечо, шагнула в руки и оказалась в седле.
— Все хорошо? — Муж погладил меня по колену.
