— Да. — Я заставила себя улыбнуться. — Правда хорошо.
И действительно, первый страх прошел. Звездочка стояла смирно, всем своим видом показывая готовность искупить вину. Я расправила юбку, собрала поводья, стараясь не думать о том, что было полчаса назад.
Виктор легко вскочил на коня, и мы двинулись дальше — совсем тихо, в полшага. Он придерживал своего серого, не давая тому отойти от Звездочки. Кобыла послушно переставляла ноги, мерно покачивая головой.
Мне показалось, будто спину сверлит ненавидящий взгляд. Очень хотелось оглянуться, но я сдержалась.
— О чем думаешь? — спросил Виктор.
— Как бы отвадить его от моего дома. Может, пустить слух, будто клад нашелся и положен в банк?
Муж вздохнул.
— Все, что я могу…
— Только не вздумай стреляться! — вскинулась я.
Он с улыбкой покачал головой и продолжил:
— …намекнуть нашим общим знакомым, что не стоит доверять его компетентности. И не продлить контракт от имени земства, когда истечет срок этого. Но земли Зарецкого должны приносить неплохой доход при умном управлении, так что…
— Не так-то просто будет выдворить его из уезда, — закончила я.
— К сожалению.
У колодезного сруба суетились люди, и долетавшие до нас восклицания мне не понравились. Дородный мужик лет сорока, заметив нас, стянул шапку и побежал навстречу.
— Ваши сиятельства, а мы тут работаем, значит, не покладая рук, — начал он, а сам все старался сдвинуться так, чтобы отвлечь наше внимание от происходящего у колодца.
Виктор спешился, помог мне спуститься со Звездочки.
— Не шевелится… — донеслось от колодца.
— Ты старший? Как звать? — перебила я мужика.
— Никифором, барыня.
— Что происходит?
— Дак вот…
— Что происходит? — повторила я, и мужик попятился.
— Дак вот, изволите видеть, Митька в колодец спустился, падаль достать, и что-то притих…
Не знаю, как у меня получилось сдвинуть с места мужчину в два раза больше себя. Я подлетела к колодцу. Рядом были свалены ведра, веревки, но было совершенно очевидно: о страховке никто не позаботился.
Как и о том, чтобы спустить свечу перед тем, как позволить человеку туда спуститься.
Я ухватила Никифора за грудки.
— Егор Дмитриевич инструктаж проводил?
— Ась?
— Что, перед тем как в колодец лезть, нужно туда фонарь со свечой спустить? Что человека нужно веревкой обвязать?
Мужик мотнул головой, словно хотел начать отнекиваться, но глянул на что-то — на кого-то — за моей спиной и закивал.
— Говорил, барыня. Мол, вы велели.
— Так какого рожна ты не сделал?!
Он бухнулся на колени — полы армяка вырвались из моих рук.
— Простите, барыня, бес попутал! Думал, бабская глупость!
— Всем от колодца! — гаркнула я так, что мужики подпрыгнули.
Склонилась над срубом, запустив вниз осветительный шар. На дне, у конца веревочной лестницы, свернулась человеческая фигура. Я обернулась к мужу.
— Можешь послать в колодец поток холодного воздуха?
Виктор протянул руки, с пальцев сорвалась небольшая метель. Мужики загудели, попятились.
— Зачем? — спросил муж, не переставая колдовать.
— На дне скопился углекислый… газы от гнили.
— Кислоуглечный газ? — уточнил муж.
— Да.
Возможно, кроме углекислого, сероводород и аммиак. За вонью гниения вряд ли кто-то смог бы унюхать характерное для этих газов амбре. Впрочем, это мало что меняет.
— Он тяжелее воздуха и вытесняет его и кислород…
— Кислотворный газ?
— Да. Который необходим для дыхания и жизни.
— Понял. Долго еще?
— Пару минут, я пока сбегаю за фонарем и свечой.
Которые, по идее, должны были стоять здесь, у колодца. Если бы один шибко умный товарищ решил послушать «бабскую дурь». Но с этим я разберусь попозже.
— Давай проверим, — сказала я, вернувшись с зажженной свечой в фонаре.
Осторожно — чтобы свеча не погасла от резкого потока воздуха — я начала опускать фонарь в колодец. Огонек трепетал, но гаснуть не собирался.
— Можно спускаться, — сказал Виктор, когда фонарь коснулся дна, осветив лежавшего.
Я кивнула. Если еще не поздно.
Муж огляделся.
— Ты! Как звать?
— Федька, ваша милость. — Самый молодой и щуплый работник стянул шапку.
— Федор, ты самый легкий, придется тебе лезть.
Парень позеленел, но спорить с князем не осмелился. Впрочем, когда Виктор объяснил ему, как обвязаться, сказал, что второй конец веревки будут держать наверху, чтобы вытащить его, если что, а барыня будет светить, приободрился. И снова сник, когда кто-то из столпившихся поодаль мужиков пробурчал:
— Проклят, поди, колодец-то, вот и…
— Гниль от падали отравила воздух в колодце, — громко и отчетливо произнес Виктор. — Барыня предвидела, что так может случиться, поэтому велела перед тем, как людям лезть, свечу спускать. Если огню дышать есть чем, значит, и человеку тоже. И, если бы Никифор…
Старший снова бухнулся на колени, но и он не посмел перебить князя.
— … сделал все так, как ему со слов княгини Егор Дмитриевич велел, ничего бы не случилось. Не задохнулся бы Митька. Но с этим я потом разберусь. Сейчас свеча горит, все видели, значит, и человеку внизу дышать можно. Да и я воздуха добавлю.
Федька обвязался веревкой.
— Была не была! Сам погибай, а товарища выручай. — Он сотворил священное знамение и начал спускаться.
Виктор склонился над колодцем, поддерживая поток воздуха. От меня толку пока не было, поэтому я отошла чуть в сторону, чтобы не толкаться локтями с ним и мужиками, потихоньку вытравливающими веревки. Секунды тянулись как патока.
— Теплый! — донеслось снизу.
— Дышит? — спросила я.
— Не пойму…
— Тяните! — скомандовал Виктор.
Ворот заскрипел. Показалась голова Федьки, за ним — бессознательное тело Митьки. Мужики подхватили их, вытащили на траву.
Я кинулась к пострадавшему. Пульс нитевидный, дыхание…
Дыхания не было.
— Настя? — напряженно произнес муж.
— Потом, — выдохнула я, начиная непрямой массаж сердца. Выдернула из кармана носовой платок, накрывая им рот мужика.
— Настя?!
Два вдоха. Этого хватило — Митька закашлялся, зашевелился.
— Лежи спокойно. — Я удержала его, помогая принять полусидячее положение. Сунула под плечи скинутый кем-то армяк. — Дыши глубже.
— Ожил! От барыниного поцелуя ожил! — прошептал кто-то.
Среди людей пробежал возбужденный шепоток.
— Про Сидора-то, значит, не враки! — прогудел еще один голос.
— Какого еще Сидора? — резко спросил Виктор.
Мужики запереглядывались, не решаясь говорить.
— Ну! — Голос князя хлестнул, будто хлыст.
— Да который в избе тогда угорел, — нашелся храбрец. — Парни говорили, будто барыня его поцеловала и он ожил. Думали, враки, а оно вона как!
Глава 26
— И правильно, что не поверили. — Я поднялась, отряхивая юбку. — Во-первых, не оживила, а не дала помереть. Мертвых воскрешать одному господу дано, да святым его.
Мужики загудели, запереглядывались.
— Во-вторых, — я повысила голос, — это не чудо, а новейший лекарский способ заставить человека задышать. Я вдохнула воздух Митьке в грудь, и этот воздух из моей груди вытолкнул удушливый, который собрался на дне колодца, только и всего.
— И чтобы я больше не слышал ни о каких поцелуях, — отчеканил Виктор. — Матушка княгини сама лечила и семью, и дворню, и дочери свое умение передала. Слыхали, небось, как Анастасия Павловна кучера обмороженного вылечила, так что ни одного пальца у того не отсохло?
Мужики закивали.
— Вот то-то же. А теперь… — Он шагнул к Никифору, в очередной раз бухнувшемуся на колени, и мужики вокруг расступились. — Как ты осмелился ослушаться приказа?
— Прощенья просим, барин. Хотел быстрее сделать. Сами ж знаете, работы сейчас невпроворот, пахать да сеять.
— Быстрее? — В голосе князя прорезался металл. — А если бы помер Митька? Много бы он напахал? Или ты бы его семье мужа да отца заменил? Сам бы потом как с таким грехом на душе жил? Или тоже бы сказал: бабская дурь?
