Наши бабки на графских грядках (СИ) - Северная Елена

По презрительно поджатым губам стало понятно – меня тоже очень «рады» видеть. Как благовоспитанные леди мы поприветствовали друг друга лёгкими реверансами. Краем глаза заметила, как Вероника скривилась. Отзеркалив её выражение лица, я гордо выпрямилась и величественно прошествовала в столовую. Куколка поплыла следом.

Надо ли говорить, что все блюда, какие бы не ела, по вкусу напоминали варёную тряпку? Вот же с-с-с-су… солнышко белобрысое, весь аппетит испортила! Под многозначительным переглядыванием бабуль, я покинула столовую.

Не зная, куда себя деть, бесцельно топала прямо, и вышла… к литропусу! А там паучки своим тарахтеньем – а как же! Надо ведь все новости рассказать хозяйке! – немного остудили бурлящее негодование. А подоспевшая следом баба Нюся и вовсе сунула в руки тяпку со словами:

– Само лучше средство от бешенства. – И добавила, глядя на моё недоумённое выражение лица: – Знаешь, як помогае! Якби не цэ, то я бы свою свекруху в перший же мисяц замужнего життя на небеса видправила! – Потом подумала немного и крякнула: – Ни, не на небеса. Там террариуму немае. В ад спровадила бы, там для неё место с нарождения приготовлено.

Так или иначе, но после пары часов махания инструментом для трудотерапии, запал, действительно, ощутимо иссяк. На холодную голову я решила расспросить домового. После душа, переодевшись в свежее платье, встав посередине гостиной, я заорала:

– Игоран!

Тишина.

– Игоран, мать твою! – топнула ногой. – Я знаю, что меня слышишь! Появись немедленно!

Тут же неторопливо, словно нехотя, напротив стала проявляться фигура домового. И выглядел он как-то…помято, что ли. Взъерошенные волосы, расхристанная одежда, вон, даже пуговица на сюртуке оторвана и болтается на соплях.

– Чего тебе? – настороженно буркнул Игоран.

Я же, уперев руки в боки, пошла в решительное наступление. А что? Мне нужна информация? Нужна! А кто, как не домовой, тут в курсе всех событий?

– Скажи-ка мне, любезный, а что тут делает Вероника?

Глазки Игорана подозрительно забегали.

– Где «тут»? Тут никого нет! У неё отдельные покои!

Попытка отвертеться от грозной меня не удалась. Это поначалу я была вся такая покладистая, но здешний террариум оказался хорошей школой, учёба в которой прошла под девизом «Создай для себя противоядие от всего». У меня даже медалька где-то завалялась после выпускной встречи в парке. Ага. На ней сверкала гравировка «Выживу врагам назло!» Только я её заныкала подальше в глубину души, чтобы те самые враги не догадались.

– Ты мне зубы не заговаривай! Отвечай коротко и по существу: почему эта фря блондинистая не уехала со всеми? И почему она не лысая? Парик надела?

Домовой понял, что отвечать всё же придётся. Отодвинулся немного и огрызнулся:

– Ничего она не фря! Хорошая, умная девушка!

– Не-е-ет, ты договаривай, нечисть волосатая, – на мою сторону встал проявившийся Карлуша. – Ты представляешь, Дашка, это ведь он, подлец, всем ванны пчелиным ядом намазал! – сверкая глазами, дух обвинительно ткнул в домового пальцем. – А твою так вообще облил! И где только взял так много! И это он, гадёныш, пролил ей под ноги масло, чтоб она поскользнулась, вывихнула ногу и не пошла со всеми невестами с тобой разбираться!

Игоран, втянув голову в плечи, продолжил огрызаться:

– Вот ещё! Вероника сама упала, я тут не при чём! И она сама не пошла с теми курицами! Она умная!

– Зачем? – ахнула я. – Зачем ты это сделал? Я же могла умереть!

– Ага, как жа, помрёшь ты, – раздалось его приглушённое бухтение. – Тебя ничем не возьмёшь.

Я всё так же не могла понять причины, побудившие домового так поступить. Ведь мы же с ним вроде как подружились! И с бабулями у него полный контакт!

– Зачем? – снова сорвалось с языка.

– Да затем, чтоб графа на этой фре женить! – выдал Карлуша, мерцая от переполнявшего его гнева.

– Да! – внезапно заорал Игоран. Он выпрямился и теперь стоял, яростно сжимая кулаки и сверкая глазами. – Вероника больше подходит хозяину! И не я один в этом уверен! У виконтессы воспитание, манеры, титул, родовитость, приданое! С ней не стыдно в обществе показаться!

– А с Дашкой, значит, стыдно?

В комнате повисло тяжёлое молчание. Домовой стоял и пыхтел, Карлуша замер с раскрытым ртом, а я пыталась переварить информацию, вываленную на голову, словно чан холодной воды. Признаюсь: столько поворотов в жизни и таких эм… ярких мрачных эмоций, что случились в этом мире, у меня не было за все мои года, прожитые на Земле. Боль от предательства друга, каким считался Игоран, горечь, сознание своей чуждости местным реалиям, и ещё много чего голодными осами слетались на мою душу и жалили, жалили… Но в какой-то момент сработала та самая пресловутая воображаемая медаль «Выживу врагам назло!». Щёлк, – и стало фиолетово. Наоборот, из той же самой глубины души, куда я заховала медальку, стало расти что-то большое, мощное и уверенное. Хм, «стыдно» говорите? Вы ещё не знаете, что такое «стыдно» на самом деле! Воспитание и манеры? Ха! Да я горжусь тем, что могу говорить и поступать так, как считаю нужным сама, а не как того требует заевшееся чёрствое общество чопорных аристократов! Титул? На фига он мне нужен!

Тишину в комнате разорвал скрипучий голос, показавшийся знакомым:

– Что тут у вас происходит?

Грохот падающего тела Карлуши, который внезапно потерял способность к левитации, послужил завершающим аккордом.

– Матушка Силестина? – первым опомнился Игоран. – Но как? Как Вы сюда попали?

Мне бы тоже хотелось узнать, как она сюда попала. Не покои, а проходной двор!

Не обратив внимания на его лепет, старушка покачала головой и усмехнулась:

– А ты всё вредничаешь?

– Я выполняю свои обязанности! – Домовой важно выпятил грудь. – Забочусь о хозяине и о продолжении его рода!

– Плохо заботишься! – неожиданно зычно рявкнула Силестина. – Отправить тебя на перерождение, что ли?

Игоран побледнел, как девственный снег.

– Ма-м-матушка…

– Да уж не батюшка, – усмехнулась она и прикрикнула: – Сгинь! –Домовой исчез мыльным пузырём, а Силестина переключилась на Карлушу, валявшегося на полу и смотревшего на неё выпученными глазами. Интерес старушки можно было понять: плащик-то распахнулся! – Мда, – резюмировала старушка увиденное, что ранее скрывал плащик, – тяжко тебе, болезный с таким-то инструментом девиц обихаживать. Небось, за столько лет без работы забыл, как это делается-то! Вон, главная мышца́ атрофировалась даже!

Карлуша сначала покраснел, потом побледнел, затем, спохватившись, запахнул единственную одёжку и пробурчал:

– У меня всё окей, уважаемая!

– Ну-ну, – и уже мне: – Ты б его хоть одела, что ли, сколько можно остатки достоинства простужать, итак не блещут здоровьем.

Духа стало жалко. Хоть он и ехидный, зараза, но, в принципе, всегда поддерживал меня, подбодрял. Но только где ж я возьму ему одёжку?

– Да кто ж против! – воскликнула я. – Пусть хоть целый гардероб имеет!

В ушах немного зашумело, перед глазами потемнело, а когда я навела резкость в глазах, то обнаружила подле себя элегантно одетого представительного мужчину. Ещё один непрошеный гость? Нет, решительно надо засов пришпандорить на дверь! Проходной двор!

– Ух ты! – Молвил гость голосом Карлуши. – Мадам, позвольте вашу ручку! – картинно изогнувшись, он склонился над протянутой рукой Силестины. – Леди Дарина! – повернулся ко мне…

– Ик! – ответствовала я. Это и в самом деле был дух! Только, как обычно в последнее время, материальный, и необычно одетый во фрачную пару! – Ик!

– Ну вот и славно, – улыбнулась Силестина. – Чаю мне в этом замке предложат?

Через десять минут Пашка, светившийся розовым светом, сервировал столик в гостиной на троих. А в завершении торжественно водрузил рядом с кофейником – кофе он принёс для меня, – пузатую бутылочку с янтарной жидкостью.

– М-м-м-м, – облизнулась Силестина. – Кофе. И коньячок, – её глаза предвкушающе заблестели.