Крепостная (СИ) - Брай Марьяна

— «На человека»? – не поняв, о чем это он, переспросила я. И только потом поняла, что мне на самом деле плевать. Что-то внутри меня иногда успевало первой совершать поступок. На этот раз: задать вот этот глупый вопрос.

— Худая, как скелета! И Марья мне это подтвердила, и бабка Дарья. Мыли ее в бане, сказали, что кости и кожа. Дитю там и завестись негде, - уточнил совершенно спокойно Осип детали бабской болтовни.

Внутри, несмотря на всю ненависть к Клеренс, вскипела злость на Осипа.

— И чего это? Бабы вам про все детали доносят? Как-то это… не больно красиво, Осип Германыч, - пробубнила я.

— На днях обвенчает их батюшка. Заставил я Петра. Только вот бабку Дашу отправил проверить: все ли у ней как у бабы, а то больно тоща. Иногда я даже подумывал, что не парнишка ли. Глаза намазаны, щеки набелены – не разберешь.

— Осип Германыч, вы ведь вроде образованный человек-то, коли Петр не удивился, что барышня понесла, поди он знает, чего там и как! – понимая, что ступила на скользкую тему, ответила я, но остановиться уже не могла.

— Выходит, не больно образован, Надежда, - барин снова глянул на меня, и мы снова в голос засмеялись. Осознав, что хохочу, сложившись пополам, как те девчонки, мне вдруг стало хорошо и спокойно. Не совсем я еще старуха, не совсем еще радость от жизни потеряла. Даже если это Наденька, прежняя хозяйка тела во мне с весной пробудилась, да и пусть. Вон как солнце в окна тепло льет. Все живы и здоровы. Да и Осип больше со спиной не валяется. Так и быть!

Глава 33

В мастерской было столько деревянных болванок, что у меня разбежались глаза. Были здесь и миски, и тарелки, и подносы, не говоря уже о кружках, вазах и деревянных ложках.

Я вспомнила, что всю продукцию мастерской барин сбывал вот в таком виде на ярмарке. Хорошо покупали китайцы, а потом уже раскрашенные изделия привозили на большие осенние ярмарки и продавали втридорога.

Я видела своими глазами, что покрыты они были лаком. Краски на китайских подносах и мисках имели массу оттенков. И даже без подарочной упаковки были нарасхват.

— Барин, а коли самим их расписывать, то и продать можно подороже, - вернувшись к столу, где барин вручную шкурил поднос, я присела на предложенный тем самым мужиком в малиновой безрукавке стул.

— Да хто их расписывать станет, барышня? – мужик явно льстил мне и проявлял интерес.

— Коли ты, Николаша, научился бы, то и сам бы мог, - радостный, что мы ушли от темы семьи, барин обратился к мужику, и я узнала его имя.

— И так я тут, посчитай, один на станке-т. Иван ленится, хоть и могёт. Вижу я, что могёт. А у меня, Надя, руки не из того места, как у китайсаф. Пробывал, да понял, что не смочь такое.

— А художника привлечь? – предложила я, вспоминая, как сама раскрашивала дома разделочные доски, деревянную хлебницу и банки красными, черными и зелеными тонами по золотистому фону, имитируя хохлому.

— Айда. Поищи тут в нашей глухомани художникаф-та, - хмыкнув, засмеялся Николай. - Поди, не Москва у нас и не Оренбурх.

— Повторять роспись можно, Николай, - я расстегнула полушубок и стянула шаль, почувствовав, что не просто согрелась, а мне даже уже сделалось жарко.

— Краски да лак – не проблема, а вот художника найти сложно, Надюша, - барин, видимо, находил успокоение в этом ручном труде.

— Позволь мне купить пару подносов на китайском рынке, барин. И я их тебе повторю, - предложила, не зная, зачем, я.

— Ох! Где йто ты научилася, барышня? – опять хохотнув, спросил Николай.

— Спробовать – не велика проблема. Так люди и учатся, Николаша, - я крутила в руках отставленный Осипом поднос с высокими краями. В таком можно подавать кофе или поставить на комоде, приспособив под украшения.

— А пусть испробывает, барин, - подхалимским голоском предложил вдруг Николай. - Чем черт не шутит. А вдрух окажитси, что руки у ей, как у китайсаф, прилеплены к тулову! – продолжал потешаться мастер, но меня это совершенно не расстраивало. Хорошо смеется тот, кто смеется последним!

Я прекрасно понимала Осипа, проводящего здесь много времени. Только вот ему бы сидеть поменьше, делать перерывы и прогуливаться, разминаться. Тогда и спине полегче будет. С трудом сдержалась, чтобы не дать хозяину очередной совет, да еще и при Николашке. Успею еще.

— Красок с лаком надо купить, - барин вдруг посмотрел на меня как-то очень серьезно, словно увидел впервые. - Она опосля смерти барыни больно переменилась у нас, Николаша. Будто подменили девку. Может, Домна ее окорачивала, а может, как самостоятельной стала, сама переменилась. Но бывает такое, что говорит девка дело. Купи красок, каких ей надо, только помаленьку, не траться сразу. Лаку купи, кистей каких. Да и передник надо новый.

— Лады, барин. Послезавтрева в Троицк поеду как раз. Часть кружек отвезу: просили тама. И за красками заеду, - согласился Николашка.

Я удивилась, что Осип так быстро согласился. Может, понимал, что и мне тяжело в доме находиться? Или еще что там в его голове творилось?

Домой мы с Осипом вернулись затемно. Стол накрывать принялись сразу, как барин вошел в дом. Фирс в первую очередь помогал ему раздеваться, а только после этого шел в конюшню.

Я быстро причесалась в комнате, надела передник и пошла помогать Нюре и Глаше с ужином. Девки странно косились друг на друга, будто соображали: надо ли мне рассказывать о чем-то.

— Ну, давай, говори, чего тут у вас, - спросила я, как только мы разминулись с Нюрой, а Глафирой вместе пошли на кухню за самоваром и сладкими пирогами.

— Чаво? Ничаво не стряслося, Надя, - вылупив на меня глаза и остановившись, шепотом ответила подруга.

— Я думала, мы с тобой подруги, стеной друг за дружку встанем, а ты… Вижу ведь, что Нюра чегой-то скрывает, а ты ей помогаешь, - тяжело вздохнув, дрожащим голосом проблеяла я. Уверена была, что Глафира на эти слова купится.

— Айда в тепло, самовар надо забрать. Опосля ужина все и расскажу, - Глафира сдалась сразу, безо всяких уговоров. Таких вот брать в разведку точно нельзя, а для дома – самая полезная девка.

— Знаю я… коли сразу не сказали, то потом и подавно. Да ишо Нюра тебе не позволит, а ты ее послушаешься, — продолжила я ныть, и войдя в кухню, и когда шли с пирогами и самоваром обратно. Я строила из себя очень оскорбленную натуру.

— Ладно, чичас на стол подадим и айда в твою комнату, - шепнула Глафира прямо перед тем, как мы внесли все в гостиную.

Осип, разгоряченный ужином и наливкой, которую щедро подливала Нюрка ему и Петру, строил планы на ближайший год, объясняя сыну, что если он не видит в Верхнеуральске перспектив, то не прав. Сын слушал его вполуха, часто обращая внимание на комментарии Клеренс. А потом она и вовсе заявила, что голова у нее раскалывается от этих разговоров, которые почти не понимает. И они ушли в свое крыло.

Но оба перед уходом глянули на меня как-то странно, словно всю мою задумку раскусили. Или барин поделился? Мысли мои заметались еще быстрее. И чего я вечно все важное пропускаю?

— Ну ничего. Опосля венчания уладится и быт, и голова настроится, - выдохнув, барин опустошил очередной лафитник.

Я сгорала в нетерпении от предстоящего разговора с подругами и, боясь, что говорливую Глашу заставит замолчать Нюра, торопилась уйти из гостиной.

— Вот видишь, все налаживается. Петр образумился и дома остается. Так что, Надюша, коли хочешь, могу посодействовать твоему будущему, - остановил меня барин совершенно неожиданными речами.

— Что значит «посодействовать»? - уточнила я, остановившись в дверном проходе.

— Николашке ты больно люба, Надюша. И раньше была, а сегодня он, вишь чего… Встал за тебя горою, лишь бы рядом была. Рукастый он, трудолюбивый, да и такое вот, - он поднял пустой лафитник, - питие презирает. В церкву ходит, матери помогает, а братьев всех в подмастерья пристроил.

— Дак чего же он тогда все еще пару себе не нашел? – я остолбенела от такого предложения.