Молчание во благо. Том 1 (СИ) - "doditod"

— «Сгниёшь заживо».

Она знала: это не угроза, а правда. Клятва, что она дала Тоору перед переворотом, была вырезана на её душе проклятием, и оно ждало её отказа.

— Могу я хоть раз принять решение без матери и опираясь только на свои силы?

* * *

Мирак сидел в классе, прислонившись к парте. Пальцы выбивали резкий ритм по дереву, голос учителя гудел фоном, пока дверь не скрипнула, разрезав монотонность. В проёме возник «Окно» — долговязый учитель, с вечно сползающими очками.

— Масакадо, — бросил он, поправляя оправу. — Сестра ждёт у входа.

Мирак нахмурился, но встал без лишних слов. Спускаясь по лестнице, он ощутил, как воздух тяжелеет — предчувствие сдавило грудь.

Под навесом у входа стояла Томоэ. Её тёмные волосы, обычно стянутые в тугой хвост, свисали спутанными прядями, цепляясь за рваный воротник кимоно. Лицо покрывала серая пыль, руки дрожали, пальцы теребили подол рукава, пряча что-то в складках. Плечи ссутулились, будто под невидимым грузом.

Он замедлил шаг, ботинки глухо стукнули о камень. Остановился в трёх шагах, скрестив руки, и воздух между ними задрожал от напряжения.

— Зачем пришла? — Голос его, твёрдый и ровный, разрубил тишину.

Томоэ вздрогнула, словно от удара, но глаз не подняла. Всхлип сорвался с её губ, плечи затряслись сильнее. Медленно, будто боясь себя, она скользнула рукой под рукав, пальцы сомкнулись на чём-то твёрдом. Когда Мирак шагнул ближе, она рывком вытащила кинжал — проклятое лезвие с выщербленной рукоятью, что он когда-то вручил одному из последователей клана.

Металл дрожал в её руке, отражая тусклый свет фонаря над входом, а слёзы падали на пыль у её ног, оставляя тёмные пятна.

— Я всё испортила, брат, — выдохнула она. Она сжала кинжал, острие качнулось к её груди, и слова хлынули потоком: — Я заключила пакт с Зенинами ещё до того, как ты убил отца. Думала, ты сломаешь клан, и попросила их убрать тебя, чтобы я стала главой. Они должны лишить тебя голоса, а я — помочь. Но теперь… — Её всхлип оборвался, она подняла взгляд, полный боли. — Ты спас нас, а я предала. Они хотят не меня, а весь клан.

Мирак замер, его глаза сузились, но лицо осталось непроницаемым. В её глазах была не злоба, а боль — та самая, что часто появлялась, когда он задавал неуместные вопросы. Обычно живая, теперь она стояла сломленная, раздавленная.

— Что теперь? — спросил он буднично, без гнева, без удивления.

— Не знаю… — Кинжал опустился, плечи содрогнулись. — Ты всегда унижал меня, смеялся, называл слабой — а я могла общаться с тобой только после слов поддержки мамы. Я хотела отомстить, доказать, что я лучше… но не могу. Если помогу им, клан рухнет.

— Тогда не делай ничего, — сказал он тихо.

— Но… — Она вскинула глаза, слёзы текли ручьём. — Если откажусь, проклятие… Тоору сказал, что оно сожрёт меня.

— Прими последствия, — он смотрел прямо в её зрачки, не отводя взгляд. — Ты хотела забрать мой голос. Думаешь, я должен спасать тебя за слёзы?

— Я-я боюсь, — голос задрожал. — Но если ты заботишься о клане, и в отличие от отца — ухаживаешь за матерью — то надеюсь, что с ними всё будет хорошо.

Томоэ задрожала, её рука разжалась, и она выбросила кинжал.

Всхлипнула, закрыв лицо ладонями, и вдруг крикнула. Кожа на её руках потемнела, словно чернила растеклись под поверхностью, вены вспухли, извиваясь, как корни под корой. Проклятие пакта ожило — невидимая нить, связывавшая её с Зенинами, лопнула, и тьма хлынула наружу. Она рухнула на колени, ногти впились в пыль, оставляя борозды, а кожа трескалась, как сухая глина под солнцем. Чёрный дым вырывался из трещин, едкий, с тошнотворным запахом гнили, и её голос сорвался в хрип:

— Масакадо… Мирак… я не хотела…

Лицо застыло, но глаза дрогнули — тень боли мелькнула в их глубине. Её шея лопнула, обнажая мясо, что пульсировало, дым поднимался выше, а пальцы скрючились, хрустя, как ломающиеся ветки. Она свернулась в пыли, грудь вздымалась всё медленнее, из глаз текла не вода, а чёрная жижа, оставляя следы на её щеках. Проклятие пожирало её заживо, но не убивало — оставляло страдать, как предупреждал Тоору.

Мирак опустился рядом, его рука замерла над её плечом, не касаясь.

— Хорошо, что ты выбрала это, — сказал он тихо, голос дрогнул, как струна под пальцами. — Если видишь во мне проводника… я помогу.

Он не успел ничего больше — только подхватил её, когда дым рассеялся, а крик стих, и понёс в больничное крыло. Её дрожь затихала в его руках, но он чувствовал, как её тепло цепляется за жизнь, вопреки всему.

* * *

Тусклый свет ламп отражался от белого кафеля, дрожа на стыках плиток, а в воздухе висел липкий, горький запах — смесь трав и проклятой энергии, от которой першило в горле. Дверь палаты скрипнула, и из белого помещения вышла Сёко Иери — с тёмными кругами под глазами, что выдавали её усталость.

Она прислонилась к стене напротив Мирака, скрестив руки, и бросила коротко:

— Жива, — голос её был ровным, но в нём сквозило раздражение. — Только не жди, что завтра она вскочит и побежит заваривать тебе чай.

Мирак поднял взгляд. Его каменная маска, что держалась весь день, треснула — в глазах вспыхнул интерес.

— Что с ней?

Сёко вздохнула, вытащила сигарету из кармана халата и зажала её между губами, не зажигая.

— Проклятие пакта ударило по полной. Её тело — как треснувший кувшин. Кожа на руках и шее пошла трещинами, из них сочится чёрная гадость — не кровь, а что-то вроде проклятой смолы, густой и вонючей. Вены под ней вздулись, будто корни под корой, и ломаются, стоит ей резко шевельнуться, — она замолчала, покрутила сигарету в пальцах и сунула обратно в карман. — Но она выживет. Техника местного доктора — Араты — запечатала худшее. Жить сможет. Даже помогать, если захочет.

Мирак молчал, уставившись в пол, где свет ламп дрожал на кафеле. Сёко шагнула ближе, ботинки тихо стукнули по плитке, и она посмотрела на него с лёгким укором, скрестив руки плотнее.

— Она бормотала твоё имя, пока Арата её штопал —«Мирак, Мирак, прости». Ты серьёзно заставил сестру звать тебя странным именем? — Она выдохнула, увидев его спокойный кивок, и покачала головой. — Я бы на её месте плюнула на тебя, на клан и ушла в леса. Но она цепляется. Больше за клан, чем за тебя, но всё же.

Он поднял глаза, и впервые за день в них мелькнуло тепло — слабое, как искра в золе, тут же погасшее.

— До какого состояния она сможет поправиться?

Сёко хмыкнула, уголок её губ дёрнулся в кривой усмешке.

— Не притворяйся заботливым, «Мирак». Она и раньше не была бойцом — так что мало что изменилось, кроме того, что теперь и не станет. Руки двигаются, голова варит. Шить, считать, писать — всё это ей по силам, лишь бы не бегать да не махать мечом.

— Я думал пакт на наказание должен быть страшнее, — задумался Мирак.

— Ты не понял. Попытка применить проклятую энергию вызовет в ней мучительную боль, а после неё — смерть. Но да. Честно сказать, наказание ей досталось не самое плохое. Могло произойти нечто куда более страшное…

Мирак кивнул, коротко, будто ставя точку. Он шагнул к двери палаты, но замер, обернувшись к Сёко.

— Спасибо, — выдохнул он, голос тихий, но искренний, как редкий проблеск в его броне.

— Да, кстати, она не из академии, так что плати за лечение сам, — добавила Сёко, скользнув взглядом по его лицу. — Арата сказал, через неделю встанет.

Он вытащил телефон, глянул на номер счёта — тот, что пришлось открыть, когда наличка стала неудобной — и пожал плечами. Лечение, даже такое сложное, теперь не могло пробить брешь в казне клана. Деньги текли рекой — банковский счёт Инумаки крепчал с каждым днём.

— «Зенины думают, что правил нет, если цель оправдывает средства, — мелькнуло в его голове. — Забавно, мы с ними одного поля ягоды».

Он вышел из палаты, хлопнув дверью с красным крестом, и прямо в коридоре набрал номер. Гудки тянулись долго, монотонно, но дыхание его оставалось ровным, а в глазах тлела холодная искра.