Хозяйка старой пасеки 3 (СИ) - Шнейдер Наталья "Емелюшка"

— Глаша, скажи ему!

— Твой кузен отвечает за тебя и желает тебе только добра, — тихо сказала я.

С точки зрения этого мира я действительно неподходящее общество для юной графини, и мне остается только смириться. Не хочу, чтобы у девочки были неприятности из-за меня.

Стрельцов развернулся, глядя на меня с таким же недоумением, как и Варенька. Я выдержала его взгляд. Кажется, у меня начала получаться каменная морда. Учитель хороший попался.

— Граф, чего ты чудишь? — Генеральша тоже подошла к двери. — Ладно самого понесло куда-то…

— По служебной надобности.

— И зачем ты по этой надобности кузину с собой потащил?

— Мы и так злоупотребили гостеприимством Глафиры Андреевны. Вареньке пора возвращаться к родственникам.

Двумя едоками меньше, напомнила я себе.

— Вечереет, — не сдавалась генеральша. — Вы доедете до Больших Комаров глубоко за полночь. Это слишком для барышни ее возраста.

— Испытания закаляют характер, Марья Алексеевна, вам ли не знать?

— Конечно, знаю. Однако, между нами, Кирилл Аркадьевич, иногда я думаю, что предпочла бы остаться незакаленной. К тому же есть разница между испытаниями и… самодурством.

— Мне нужно увезти арестованного. Варвара…

— Поедет в коляске вместе с ним. Вы уверены, что это подобающее общество для нее?

Тон ее изменился. Я моргнула, поняв, что генеральша, которая обращалась к исправнику не иначе как «граф» и «ты», перешла на имя-отчество и «вы».

Марья Алексеевна не спорила. Она выговаривала.

— Вот уж не думала, что неприличные слова из дамских уст для тебя внове или способны напугать. Или ты впервые в жизни обнаружил, что барышни — не эфирные создания и точно так же, как и ты, могут уставать и, устав, не следить за словами? Могут злиться и, разозлившись, ругаться? Или ты думаешь, что твоя кузина настолько глупа, что немедленно повторит услышанное сегодня посреди гостиной?

Вообще-то она и повторила. Не посреди гостиной, но в лицо кузену. Наверное, Стрельцов хотел об этом напомнить, даже набрал в грудь воздуха побольше, но генеральша не была бы генеральшей, если бы дала ему слово сказать.

— А может быть, ты сам, когда рубил горцев, изъяснялся исключительно высоким штилем? Да, Глашины речи сегодня были неподобающими для девицы.

— Не в речах…

— А в ее гневе? Неужто ты дожил до своих лет, не зная, что барышни способны гневаться? Или считаешь, что это плохо? Когда Глаша топор в Савелия швырнула, ты ей за это не выговаривал.

— Тогда…

— Ситуация была другая, — снова не дала ему договорить генеральша. — Да только не бывает двух одинаковых ситуаций. Я много пожила и многое видела. Видела, как в ярости люди хватаются за пистолет. Но схватиться за пистолет — не значит выстрелить.

Стрельцов коротко оглянулся в мою сторону. Я опустила глаза, боясь, что он увидит в них слишком много. Марья Алексеевна тоже сложила два и два, только она, похоже, уверена в моей, то есть Глашиной невиновности. А я — нет.

— И чем упрекать барышню за сорвавшиеся в смятении слова и увозить вторую спешно, будто из чумного дома, ты бы лучше подумал. Если бы спросили меня, я бы сказала, что разъяриться, когда обижают не тебя, — признак большой души.

Он снова оглянулся на меня. Посмотрел на Вареньку.

— Все мы бываем в смятении, граф, — сказала генеральша уже мягче. — Все мы устаем. И, поверь старухе, уставшим и обеспокоенным лучше ничего не решать.

— Я должен…

— Если тебя волнует, что тот мужик в погребе околеет до утра, так запри его в кладовой, там тепло, а снаружи Гришина приставь. Он-то с магией не работал. Утро вечера мудренее. А что до графинюшки… — Марья Алексеевна приобняла хлюпающую носом Вареньку. — Где она еще научится стольким…

Стрельцов прочистил горло, явно припоминая расширенный лексикон кузины.

— … полезным вещам? Твои родичи добрые люди и Вареньку любят по-настоящему. Но разве они расскажут ей, сколько стоит корова? Или как сверять межевую книгу с тем, что видишь своими глазами? Твои дядюшка с тетушкой дадут за нее не только деньги, но и земли. Где ей еще учиться хозяйству? И потом, я ни разу не видела, чтобы она здесь скучала или хандрила. Не то что в городе или у Северских.

— И вы, Марья Алексеевна!

— И я, граф, и я. Пригляжу я за твоей кузиной, если дела требуют тебя в городе. Но уезжать вместе с ней из гостей на ночь глядя — навлечь сплетни не только на Вареньку, но и на хозяйку дома.

Он долго молчал, глядя то на кузину, то на генеральшу. Я отступила на пару шагов вниз по лестнице, в тень, тихо радуясь, что никто не видит моего лица.

— Я должен уехать. Оставляю Варвару под вашу ответственность, Марья Алексеевна. Хотя и в вашем благоразумии я уже не уверен, — сказал он куда тише.

Генеральша хмыкнула.

— Ох уж это благоразумие. Мое проверено тремя мужьями и полудюжиной взрослых детей, которыми могла бы гордиться любая мать.

— Тем лучше. А я отправляюсь немедленно.

Он исчез в своей комнате.

— Глаша, я не хотела! — воскликнула Варенька. — Я не думала, что…

— Ты-то тут при чем, — устало вздохнула я. — Будь добра, напиши записку к Ивану Михайловичу с просьбой прийти завтра, как позволит ему время.

Я вспомнила сегодняшнее «одна нога здесь — другая там» и добавила:

— Напиши, что нужно освидетельствовать для суда одну женщину, поэтому бросать все дела и нестись к нам прямо с утра нет необходимости. Записку отдай Кузьке и прикажи завтра же как проснется отнести доктору. А я пока немного поработаю.

Я направилась в кабинет. Сосредоточившись на рассказе Матрены, я смогу не думать об исправнике. Разве что о том, как он поможет ей избавиться от мужа. Да и одной в кабинете можно не делать вид, будто мне все равно.

— Глаша, — заглянула в кабинет генеральша. — Там граф попрощаться хочет.

— Пусть катится, — проворчала я. — Видеть его не могу.

— Глаша. Ты — хозяйка дома. Веди себя как подобает. И позови прислугу в прихожую.

— Господи, прислугу-то еще зачем!

— Как зачем? — Генеральша посмотрела на меня так, будто я собиралась провожать графа в нижнем белье. — Неприлично уехать, не дав на чай людям.

Пропади оно все пропадом, я так хотела обойтись без никому не нужных прощаний.

«Баба с возу — кобыле легче», — в который раз напомнила я себе.

— Хорошо, Марья Алексеевна, спуститесь со мной к управляющему, чтобы он распорядился?

— Не те у меня уже годы по лестницам порхать, — усмехнулась она. — Сережа!

Я подпрыгнула. У меня самой в прошлой жизни был поставлен «учительский» голос, но, похоже, стоит взять несколько уроков у генеральши. Такой громовой клич был бы слышен на плацу посреди урагана. Застучали шаги по лестнице, и запыхавшийся Нелидов влетел в кабинет.

— Что…

— Сережа, служба графа требует немедленного отъезда.

Нелидов покосился в окно на стремительно сгущающиеся сумерки. Оказывается, делать морду кирпичом мой управляющий умел не хуже Стрельцова.

— Будь добр, объясни людям, как себя вести, — с невинной улыбкой продолжила Марья Алексеевна.

Нелидов коротко поклонился и исчез.

— Пойдем, — сказала Марья Алексеевна.

Мы вышли в гостиную. Стрельцов, прямой и сосредоточенный, стоял в центре комнаты. Я помедлила в дверях. Так хотелось развернуться и уйти! Не видеть его. Не чувствовать, как перехватывает дыхание при виде этой подтянутой широкоплечей фигуры. Проглотить, наконец, вставший в горле ком.

Я заставила себя приподнять подбородок. Хозяйка провожает гостя. Формальность. Только и всего.

Стрельцов склонился к моей руке.

— Глафира Андреевна, сердечно благодарю вас за время, проведенное в вашем доме. Эти дни навсегда останутся в моей памяти…

Вот в этом я точно не сомневаюсь. Топор в бабке — полбеды, это часть его работы. Насчет гранаты — не уверена. Но вряд ли в дома, где гостит сиятельный граф, часто лезут по ночам проходимцы или заглядывают медведи полакомиться медком.

— … как и ваше гостеприимство.